Первое имя - Иосиф Ликстанов

— Я хотел вчера сделать, только я заснул…

Сразу после урока Вадик, предвидя неприятный разговор с товарищами, удрал в зоокабинет, и на Паню обрушилась буря, начавшаяся в звене.

— А я виноват, я виноват? — оправдывался он. — Вадька вчера обещал прийти ко мне делать уроки, а сам на Крутой холм побежал. Пришел домой поздно, сказал мне по телефону, что сядет заниматься, а сам…

— Будто ты Вадика не знаешь!

— Надо было сесть на него и заставить. — сказали Самохины.

— Нянька я ему, да? Нянька?

— Нет, не нянька! — стукнул кулаком по парте Егорша. — А что получилось? Ты вчера все уроки выучил, даже больше, чем надо было, ты для себя постарался, чтобы по парте Фелистеева щелкнуть, а товарища забыл… И звено забыл!

— Чего ты налетаешь? Не забыл я звена… — И Паня почувствовал, что перед лицом фактов его слова прозвучали фальшиво.

— Что ж ты о няньках болтаешь, а ничего не сделал, чтобы у всего звена не было поражения! Ты по телефону с Вадькой дружишь? Да, по телефону? — продолжал наступать Егорша.

— Значит, он будет лодыря гонять, а я должен ночью к нему бежать через весь поселок?

— Должен, должен, должен! — уже обоими кулаками стучал по парте Егорша. — Ты должен был аварии не допустить, а потом ты должен был звену сказать, что Вадьку надо подтянуть…

Раздался холодный голос Гены Фелистеева:

— Подвел товарищей, да еще и брыкается!.. Каким ты был, таким остался, казак лихой… Получай свой щелчок обратно! — Гена подошел к парте Пестова, щелкнул по ней со всего размаха и обернулся к Феде: — Что скажешь? Можно с ним дело иметь? Можно надеяться на такого?

— А ты и рад? — почти враждебно спросил у него Федя. — Чего ты радуешься, чего скачешь?

— Чтобы ты умнее стал и глаза протер!

— Не учи, не прошу… — Федя пошел из класса и, проходя мимо Пани, даже не взглянув на него, проговорил сквозь зубы, со злостью: — Эх, ты!

— Ухнуло звено не знающих поражений! — горестно воскликнул Егорша.

Все это заставило сердце Пани сжаться. Ухнуло дело, с которым он уже так сжился в мыслях, которым так гордился, которое так поддержало его с первых же шагов занятий по-новому. Он не мог, он не хотел с этим примириться, он с нетерпением ждал следующей перемены, надеясь, что с ним снова заговорят, что можно будет оправдаться. Но перемена ничего хорошего не принесла. Больше того, Паня почувствовал, что ребята вообще избегают разговоров с ним и с Вадиком. Сразу после звонка Федя и Вася пошли во двор, братья Самохины занялись настольным футболом, а Егорша…

— Некогда, некогда! — отмахнулся он, когда к нему подошел Паня, и убежал.

«Ну да, сговорились, — подумал Паня с тоской и обидой. — Гордые какие, внимания не обращают… И не надо, обойдусь!»

«Не будет по-вашему!»

На сбор он пришел в полной уверенности, что сейчас же, немедленно начнется суд над Вадиком и над ним, но Николай Павлович сказал:

— Мы с Романом Ивановичем обсудили предложение о звене не знающих поражений…

В классе, где после уроков собиралось звено, стало так тихо, что Вадик, сидевший поодаль от товарищей, с недоумением поднял голову и снова поник.

Николай Павлович закончил фразу:

— …и решили отсоветовать вам.

— Да куда уж! — воскликнул Егорша, но вспомнил, что он председатель сбора, и постучал карандашом, так как все ребята обернулись к Вадику.

— Нет, дело не только в том, что Колмогоров получил двойку. О двойке потом, — продолжал Николай Павлович. — Мы с Романом Ивановичем не поддерживаем этого названия потому, что оно вообще заучит заносчиво, кичливо. При первом же поражении звена вас высмеют, вам не простят заносчивости, а неудачи возможны в ученье, как в любом деле.

— Значит, у нас будет звено как звено? А мы хотели… — протянул Вася Марков.

— Хотели, чтобы весь мир ахнул? — подсказал Николай Павлович. — И прекрасно! Радуйте школу своими успехами в ученье, своей дружбой, спайкой, но зачем же сразу забираться на ходули, распускать хвост по-павлиньи? Уверяю вас, если звено без шума и треска выполнит свое хорошее намерение, оно завоюет добрую славу и искреннее уважение.

В класс быстро вошел Роман и сказал вполголоса несколько слов Николаю Павловичу.

— Что же, просьбу рудоуправления, конечно, надо уважить. Поговорим об этом после обсуждения основных вопросов, — ответил ему Николай Павлович.

Что такое? Какую просьбу рудоуправления принес Роман? Но Егорша спросил, кто хочет взять слово, и начались выступления. Сначала говорили о названии звена, и Федя Полукрюков без спора признал, что Николай Павлович прав и надо быть скромными.

— А уроки все равно будем готовить так, как Пестов готовит, — сказал Толя Самохин. — Выучишь урок сразу, потом повторишь перед «спросом» — и отвечай на пятерку.

Это было приятно слышать Пане.

Значит, ребята не отказываются от его почина… Хорошо!

Но тут же Толя Самохин поднес огонек к запальному шнуру:

— И надо друг другу помогать, друг за друга отвечать. Гена хорошо знает английский, даже с учительницей о погоде по-английски разговаривает, а у Пестова такое произношение, что учительница все время пугается. Пусть Гена поможет Пестову… Полукрюков по арифметике всех забьет — пусть он Колмогорову поможет, а то Колмогоров уже первую двойку в классе получил…

— А ему что, с него как с гуся вода: Егорша, дай мне слово! — потребовал Вася Марков.

«Ну, теперь пойдет-поедет!» — подумал Паня.

И действительно, получив слово, маленький чернявый Вася Марков сразу разгорелся, его глазки-угольки заблестели, его обычно мягкий, вкрадчивый голосок стал резким.

— Колмогоров только со своими теориями носится, ему всё игрушки. Арифмометр в класс притащил, а сам пустяковой задачи не решил, звено опозорил. Над нами вся дружина уже смеется: «Ишь, двоечники, не знающие поражений!» Колмогоров в пять разных кружков записался, а кружок двоечников сам организует и председателем в нем будет.

— И кружок спорщиков, — добавил Егорша.

— В кружке спорщиков он уже давно и староста и председатель. Все время к ребятам пристает: «Споришь, не споришь? Какой заклад выставляешь?» У Гены ножик нечестно выспорил…

— Безобразие! — возмутился Роман. — Нужно наконец взяться за спорщиков. Это азарт и обман еще хуже, чем менка. Не знал я, что этим увлекается и Фелистеев… Стыдно!

Но буря лишь краешком задела Гену и оставила его в покое, правда смущенного, закусившего, по своей привычке, нижнюю губу. Зато над головой Вадика сошлись все громы и молнии.

— Надо Колмогорова из кружков исключить, пока не исправится, — предложил Толя Самохин.

— Даже в зоокабинет не пускать, — развил его мысль Катя.

— А то сам механизированным ослом станет, — тихонько отпустил Вася Марков, снова превратившийся из пламенного оратора в хитровато-задумчивого мальца с колючим язычком.

Все это Вадик выслушал в одной и той же позе, низко опустив свою буйную головушку, но когда дело дошло до зоокабинета, послышалось что-то вроде всхлипываний. Он выгреб из кармана на парту множество различных предметов, включая и ножик, добрался наконец до носового платка и высморкался.

— У меня кровь носом… Нужно… холодный компресс, — гнусаво сказал он, прижимая платок к носу.

— Проводи товарища, Пестов, — приказал нахмурившийся Николай Павлович.

Конечно, Паня посочувствовал своему другу, вывел его из класса и потащил к умывальнику.

— Пойдем компресс поставим!

— Я домой лучше, — ответил Вадик сквозь платок, прижатый к носу. — Мне надо лечь, а то не перестанет.

Мальчики побежали к многоквартирному дому.

— Идет кровь? — спрашивал Паня.

— Угу… — отвечал Вадик.

В квартире Колмогоровых не было никого, если не считать Зои, игравшей свои скучные гаммы. Паня самостоятельно взялся за лечение Вадика. Приказал ему лечь в постель, отправился в ванную, налил в таз холодной воды, принес таз в детскую и… увидел, что Вадик, сидя на коврике посередине комнаты, учит щенка Моньку прыгать через скрипичный смычок Опуса.

— Ты почему не лег? — рассердился Паня. — Ложись, я тебе компресс сейчас поставлю.

— Очень нужно! — весело ответил Вадик. — Монька, работай, цуц! Если не перепрыгнешь, мы тебе холодный компресс на животик поставим.

Паня чуть не уронил таз.

— У тебя… у тебя взаправду кровь носом шла? — спросил он.

— И не думала! Я нарочно, чтобы не слушать, как меня ругают… Монька, прыгнули!.. Молодец! Еще раз, цуцик!

— Ты что? Ты что сделал? — взорвался Паня. — Со сбора удрал, и я из-за тебя. Испугался, что его ругают… Двойки получать можешь, а слушать, как тебя ругают, не хочешь, трус!

— А ты любишь, любишь, когда тебя ругают? — сощурился Вадик. — Иди на сбор, если любишь. Там теперь твоя очередь. Ох, и ругают же тебя, Панька, на все корки… Я сам слышал, как Егорша перед сбором спросил у Федьки: «Ты будешь говорить о самозванце?» А Федька ему сказал: «Придется». Иди, пожалуйста, на сбор, еще успеешь послушать… Монька, урок не кончен! Учись, дурачок, а то я тебе двойку поставлю.