За семью замками. Снаружи - Мария Анатольевна Акулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гаврила сказал, усмехаясь, Агата мотнула головой.
— Еще рано. Пока неясно.
Пояснила, как неразумному, но тот только шире улыбнулся, смотрел в лицо сначала, а потом подмигнул, разворачиваясь.
И понимание, что он имел в виду, заставило Агату вновь покраснеть, пытаясь справиться с улыбкой.
У Кости-победителя точно будет сын.
Она и сама это чувствовала, но осознание, что посторонний человек мыслит так же, смущало.
А стоило подумать, что и сам Костя тоже, наверное, если бы знал… В очередной раз перевернуло что-то в грудной клетке.
Жалость и горечь. Страх и надежду…
Гаврила ушел, Агата замкнула за ним дверь, вернулась на кухню, вылила недопитый чай в раковину, чашку сполоснула.
Дальше разгрузила очередную порцию привезенных ей продуктов…
Гаврила — та еще мамочка. Складывалось впечатление, что главной целью его жизни стало раскормить Агату максимально полезной едой. Которую она при всем желании не успевала бы усваивать. Но и говорить об этом — бессмысленно. Он не слышит.
Он тащит и тащит. Ягоды. Фрукты. Деликатесы. Сладости. То, что, по его мнению, может порадовать беременную.
Тут уж, наверное, сам. Тут уж, скорее всего, без подсказок со стороны Кости. Но определенно за его счет и по его просьбе.
И в этом всем столько заботы, что её сложно переживать.
Потому что он всё помнит. И он очень старается, чтобы ей было хорошо, когда сам идет на дно.
Когда самому «херово».
Сложив бумажный пакет в корзину для мусора, Агата вернулась к столу.
Села на диванчик, подтянула колено к груди, устроила на нем локоть, долго катала по клеенке конфету, глядя в дверной проем…
Вспоминая, как когда-то очень на него рассердилась… Когда поняла, что Гаврила и «ребята» — это его люди… А потом простила так просто, что даже самой удивительно…
Тогда было так просто, а сейчас стало так сложно… При том, что он-то поменялся с тех пор. Он-то действительно старается. Страдает. Мыслит иначе. Он наказан уже. Очень сильно наказан…
Агата потянулась к телефону, перевернула его, открыла переписку с Veni…
Напечатала: «Я не сделала аборт».
Долго держала палец над стрелочкой. В итоге закрыла глаза. Задержала дыхание. Прижала.
Слышала, как с характерным звуком сообщение отправляется. Открыв глаза, увидела, что оно моментально прочтено…
С замиранием сердца следила, что Veni сначала молчит, а потом печатает…
Наверное, он несколько раз меняет решение, потому что набирает слишком долго, еще и с перерывами… Потом же Агате прилетает короткое:
«Спасибо».
И на душе сразу отчего-то становится легче. Она улыбается, подтягивает к груди и второе колено, блокирует телефон, снова устремляет взгляд в дверной проем.
Будто чего-то тут же ожидая…
* * *Агате часто сложно было уснуть. В голове — полный винегрет, но сегодня не спалось по-особенному.
Костя больше не писал, она ему — тоже.
Просто призналась, что не избавилась от ребенка. И дальше…
Получается, снова карты в его руках. Как распорядится — вопрос, который вызывает одновременно страх и предвкушение.
Агата не убеждала себя, что у нее и у самой отлично все получится. Нет, конечно. Ей по-прежнему очень боязно. Вплоть до отчаянья иногда.
Она нисколечко не преувеличивала и не прикрашивала, делясь с Костей своим отношением к миру и населяющему его людям. Для многих здесь всё слишком просто, а кто-то страдает.
И они с Костей — представители разных сторон. Он знает, как легко распоряжаться. Она — как ужасно, когда распоряжаются тобой.
Они оба обожглись до мяса.
Они оба не умеют.
У них правда никогда не получится нормальная семья.
Но и сама ребенка Агата не вывезет. Это было понятно. Костя будет им необходим.
Не рукастый Гаврила, который сделает все, что попросят, с которым можно сьездить к врачу, на которого можно переложить часть бытовых проблем, а именно Костя.
Стабильный. Которого не она держит за горло кем компроматом, который он готов был дать. Который сам себя держит в руках. Учится уважать границы. Учится принимать отказы. Учится смирению. Тому, чего требовал от нее.
И Агате очень хочется верить, что у него получается. Но при этом, что он не умирает от отчаянья.
Потому что его боль в ней отзывалась.
И любовь не умерла. Такую не убьешь. Живучая…
Раньше, чувствуя, что в грудной клетке будто разрастается дыра, Агата «затыкала» ее подушкой, жалея, что в доме нет плюшевой игрушки.
Теперь же…
Даже подушка не нужна.
Обнять можно себя. И еще одного человека.
Четыре месяца живущего в ней. Растущего. Уже даже шевелившегося так, что она ощущала…
По словам врача — развивающегося согласно норме. Акушерский срок — восемнадцать недель.
По чувствам Агаты… Будущего мальчика.
Максима Константиновича Гордеева.
Ей казалось, будет красиво…
Она обнаглела настолько, что даже имя выбрала. Потому что когда есть имя — это точно человек.
Агата держала глаза закрытыми, прислушиваясь к благодатной тишине своей квартиры и ощущениям внутри, когда услышала, что в дверь звонят.
Сглотнула, села, ощущая, что сердце ускоряется.
Потому что посреди ночи в ее квартиру всегда ломился один единственный.
Осознание этого заставило сжаться девичье горло.
Агата шла к двери, чувствуя, что дрожит.
Поднялась на носочки, посмотрела в глазок, опустилась на пятки, выдохнула, прислонилась лбом к дереву…
Костя позвонил дважды. Больше не станет. Если она не откроет — развернется и уйдет. Это их договоренность. Он не имеет права настаивать.
И по уму ей не надо открывать, но…
Агата оттолкнулась, начала отщелкивать. Один за другим. Все семь.
Смотрела в постепенно расширяющуюся щель…
Сначала увидела его туфли, дальше
