Игра Джеральда - Стивен Кинг

«Я очень сильно люблю, иногда говорят мои друзья, — поет ее отец изнутри пасти собаки, находящейся в гортани ее мужа. — Но я верю, я верю, что именно так и нужно любить женщину…»

Она отбрасывает биту в сторону и с криком начинает бежать. Когда она пробегает мимо ужасного создания со странной цепью голов, Джеральд защелкивает один из ее наручников вокруг ее запястья.

— Поймал тебя! — с триумфом вскрикивает он. — Поймал тебя, моя гордая красавица!

Сначала ей кажется, что солнечное затмение еще не было полным, потому что день становится все темнее. Потом ей начинает казаться, что она, возможно, теряет сознание. Эту мысль сопровождает чувство огромного облегчения и благодарности.

«Не будь глупой, Джесс, ты не можешь терять сознание во сне».

Но она думает, что именно это с ней и происходит и, в конечном итоге, не так уж и важно, обморок это или просто более глубокая ниша сна, в которую она стремится, как человек, выживший после катаклизма. Важно то, что она исчезает из сна, обвиняющего ее сильнее, чем действия отца на веранде в тот день, наконец-то она исчезает, и благодарность выглядит нормальной реакцией в сложившихся обстоятельствах. Она почти исчезла в этой уютной волне темноты, когда в нее вторгся какой-то звук: разбивающий, уродливый, как будто кто-то громко кашлял. Она пытается отстраниться от этого звука и понимает, что не может. Звук как бы поймал ее на крюк и начал тянуть вверх к пустому холодному небу, отделяющему сон от действительности.

12

Экс-Принц, недолго бывший гордостью и радостью юной Кэтрин Сатлин, уже минут десять после своей последней вылазки в спальню сидел у входа в кухню. Он сидел, подняв голову вверх и широко раскрыв глаза. Последние два месяца он питался из рук вон плохо, а сегодня вечером наелся до отвала и теперь должен был бы чувствовать отупение и сонливость. Сначала так и было, но теперь сонливость испарилась. Ее сменила нервозность, которая неумолимо возрастала. Что-то задело несколько раз тонюсенькую струну, протянутую к той мистической зоне, где соединялись собачьи чувства и интуиция. Хозяйка продолжала стонать в соседней комнате, бессвязно бормоча во сне, но не эти звуки были причиной нервозности; не они заставили собаку сесть, когда она уже почти засыпала, и не они были причиной того, что ее уши насторожились и верхние зубы обнажились в оскале.

Было что-то еще… что-то неправильное… нечто опасное.

Когда Джесси начала погружаться в самые темные глубины сна, собака неожиданно вскочила на ноги, будучи более не в состоянии переносить напряжение. Она обернулась, носом толкнула дверь черного хода и нырнула во мрак ветреной ночи. До нее донесся слабый, еле уловимый запах. В запахе была угроза… определенная угроза.

Собака бросилась в лес со скоростью, которую позволял отяжеленный желудок. Когда она достигла безопасного места, то развернулась и снова немного приблизилась к дому. Она действительно отступила, но внутри нее должно было раздаться более мощное предупреждение об опасности, прежде чем она действительно примет решение отказаться от великолепного запаса пищи, найденной ею.

Находящуюся пока в безопасности умную морду пересекали тени, отбрасываемые в лунном сиянии; бродяга залаял, это был именно тот звук, который окончательно вернул Джесси к действительности.

13

Во время летних отпусков, проводимых на озере в начале шестидесятых, когда Вилл мог только плескаться на отмели с парой ярко-оранжевых резиновых крылышек, привязанных к спине, Мэдди и Джесси, всегда бывшие хорошими друзьями, несмотря на разницу в возрасте, ходили к Нейдермейерам. У Нейдермейеров был плот с мостиком для прыжков в воду, именно здесь Джесси выработала стиль, который помог ей завоевать первое место в школьной команде по плаванию, а потом в команде штата в 1971 году. Второе, что нравилось ей в нырянии с трамплина (первое — тогда и всегда — устремляться сквозь горячий летний воздух в голубое сияние ожидающей воды), — это ощущение, когда она поднималась из глубины, сквозь перемешавшиеся слои холодной и теплой воды.

Освобождаясь от своего тревожного сна, она вновь испытала это ощущение.

Сначала была черная гремящая неразбериха, как будто она находилась внутри грозового облака. Она с усилием пробивалась сквозь этот слой, не имея ни малейшего представления, кто она была, когда она была, а только где она была. Потом последовал более теплый и спокойный слой; она попалась на удочку самого ужасного ночного кошмара в жизни (по крайней мере, в ее жизни), но кошмар уже показал все, что мог, теперь он закончился.

Поверхность приблизилась, но тем не менее она попала в еще один холодный слой: мысль о том, что реальность, ожидающая ее на поверхности, будет такой же ужасной, как и снившийся ей кошмар. Возможно, даже хуже.

«Что это? — спросила она сама себя. — Что может быть еще хуже того, что уже пережито мною?»

Она отказывалась думать об этом. Ответ был недостижим, но ей показалось, что она вполне может решить перевернуться и снова опуститься на глубину, если узнает ответ. Сделать это — значило утонуть, и это был не самый лучший выход из ситуации — мысль предоставить свое тело этому слабому, исходящему от воды запаху минералов, напоминающему одновременно запах меди и устриц, была невыносимой, Джесси неистово устремилась вперед, уверяя себя, что она действительно выберется на поверхность.

Последний слой, который она миновала, был таким же теплым и пугающим, как свежевыпущенная кровь: руки совсем омертвели, напоминая высохшие коряги. Но все же она надеялась, что сможет сделать несколько движений, чтобы заставить кровь снова прилить к ним.

Джесси вздохнула, вздрогнула и открыла глаза. Она не знала, как долго продолжался ее сон, часы на бельевом шкафу отбивали свое время, постоянно высвечивая одну и ту же цифру (двенадцать, двенадцать, двенадцать — светились они в темноте, как будто время навсегда остановилось в полночь) и ничем не могли помочь ей. Единственное, что она осознала наверняка, так это то, что вокруг кромешная мгла и луна сияет в небе, заливая комнату серебряным светом.

Руки горели и ныли от напряжения. Обычно ей очень не нравилось это ощущение, но только не теперь; это было в тысячу раз лучше, чем судорога, которую она ожидала как плату за пробуждение ее конечностей от мертвого сна. Через секунду или две она заметила растекающееся мокрое пятно под ногами и бедрами, и поняла, что потребность сходить в туалет отпала. Ее тело само позаботилось о своих проблемах, пока она спала.