Собрание сочинений. Том 5 - Артур Дойль

— Вон там стоит весьма подходящее судно, — ответил сэр Найджел, — и было бы очень странно, если бы любое судно не стало военным с такими людьми, как мои, на борту. Certes[67], мы так и сделаем, и не позднее, чем сегодня.

— Милорд, — заявил волосатый смуглый человек, который шел по другую сторону рыцаря, возле его стремени, наклонив голову, чтобы слышать все его слова. — Я не сомневаюсь, что вы искусны в ведении наземного боя и в командовании копейщиками, но, клянусь спасением души, вы увидите, что бой на море — совсем другое дело. Я старший шкипер этого желтого корабля, и мое имя — Гудвин Хаутейн. Я плаваю всю жизнь — с тех пор, как был ростом вот с эту дубинку, — сражался против нормандцев и против генуэзцев, а также шотландцев, бретонцев, испанцев и мавров и уверяю вас, сэр, что для такой работы мой корабль слишком легок и хрупок и кончится тем, что нам перережут горло или продадут в рабство варварам.

— У меня тоже есть опыт одной или двух благородных и почетных морских стычек, — ответил сэр Найджел, — и я очень рад, что нам предстоит столь славная задача. Я полагаю, добрый шкипер, что мы с вами можем заслужить в этом деле великую честь, и я отлично вижу, насколько вы человек храбрый и решительный.

— Мне бы этого не хотелось, — упрямо возразил шкипер. — Клянусь богом, нет. И все-таки Гудвин Хаутейн не такой человек, чтобы отстать, когда его товарищи рвутся вперед. Клянусь спасением души! Потонем мы или выплывем, а я поверну свое судно носом к бухте Фрэшуотер, и если достойному хозяину Уизертону из Саутгемптона не понравится мое обращение с его кораблем, пусть ищет себе другого шкипера.

Они подъехали уже к старым северным воротам, и Аллейн, слегка повернувшись в седле, взглянул на пеструю толпу, следовавшую за ними. Лучники и ратники нарушили свои ряды и смешались с рыбаками и горожанами, чьи смеющиеся лица и радостные жесты показывали, какие заботы сняло с них появление отряда сэра Найджела. Там и сям среди движущейся массы темных и белых курток мелькали красные и голубые пятна — это были шарфы и шали женщин. Эйлвард, держа под руку двух рыбачек, клялся в любви то правой, то левой, а Большой Джон плыл, словно глыба, впереди толпы, и на его мощном плече восседала круглолицая девчонка, обвив белой мягкой рукой его голову в сверкающем шлеме. Так двигалась толпа до самых городских ворот, где была остановлена неправдоподобно жирным человеком, который выскочил из города, причем в каждой черте его румяного лица выражалась ярость.

— Ну так как же, сэр? — заревел он, словно бык, обращаясь к городскому голове. — Как же? Насчет устриц и ракушек-петушков?

— Клянусь пресвятой Девой, дорогой сэр Оливер, — воскликнул тот, — у меня были такие заботы из-за этих гнусных негодяев у нас под боком, что все это совершенно вылетело из головы!

— Слова, слова! — снова яростно заорал сэр Оливер. — И вы думаете отделаться от меня словами? Я спрашиваю еще раз, как насчет устриц и ракушек?

— Дорогой сэр, ваши речи внушают мне тревогу, — ответил городской голова. — Я мирный торговец и не привык, чтобы на меня кричали из-за таких мелочей.

— Мелочи! — взвизгнул толстяк. — Мелочи! Устрицы и ракушки! Пригласили меня на званый обед городских властей, а когда я прихожу, меня ожидают холодный прием и пустой стол. Где мой копьеносец?

— Нет же, сэр Оливер, послушайте, сэр Оливер, — вмешался, смеясь, сэр Найджел. — Пусть ваш гнев утихнет, ведь вместо этого кушанья вы встретили старого друга и товарища.

— Клянусь святым Мартином! — заорал тучный рыцарь, причем все его негодование мгновенно сменилось радостью. — Да это же мой дорогой маленький петушок с берегов Гаронны! Ах, дорогой друг, как я рад видеть вас! Какие деньки мы пережили вместе!

— Ну да, клянусь своей судьбой! — воскликнул сэр Найджел, и глаза его заблестели. — Мы повидали истинных храбрецов, и наши знамена развевались во время многих схваток, клянусь апостолом! Мы познали во Франции немало радостей!

— И горестей тоже, — добавил другой. — У меня остались и печальные воспоминания об этой стране. Вы помните, что постигло нас в Либурне?

— Нет, но я помню одно: мы, во всяком случае, пустили в ход мечи.

— Ну и ну! — воскликнул сэр Оливер. — А вы все еще держите в уме только клинки да шлемы! Нет у вас в душе места для более кротких радостей. Ах, я до сих пор не могу говорить об этом без волнения. Такой пирог, такие нежные голуби, а в подливе не соль, а сахар! И вы были в тот день со мной, и сэр Клод Латур, и лорд Поммерс!

— Вспоминаю, — сказал сэр Найджел, рассмеявшись, — и как вы гнали повара по улице и как грозились сжечь гостиницу. Клянусь апостолом, досточтимый сэр, — обратился он к городскому голове, — мой старый друг — опасный человек, и советую вам постараться уладить с ним ваши разногласия.

— Через час устрицы и ракушки будут готовы, — ответил городской голова. — Я просил сэра Оливера Баттестхорна оказать мне честь и разделить мою скромную трапезу, изысканностью которой мы немного гордимся, но тревожная весть о пиратах так омрачила мои мысли, что я стал прямо-таки рассеянным. Все же я надеюсь, сэр Найджел, что и вы откушаете с нами полдник.

— У меня слишком много дел, — ответил сэр Найджел, — ведь мы должны погрузиться на корабль — люди и кони — как можно скорее. Сколько у вас солдат, сэр Оливер?

— Трое и сорок. Все сорок пьяны, а трое относительно трезвы. Они все благополучно доставлены на корабль.

— Лучше, если бы они поскорее протрезвели. У меня каждый должен будет взяться за тяжелую работу еще до заката. Я намерен, если вы это одобрите, попытаться атаковать этих норманнских и генуэзских пиратов.

— На генуэзских судах везут икру и кое-какие весьма драгоценные пряности из Леванта, — пояснил сэр Оливер. — Мы можем при удаче получить большую выгоду. Прошу вас, старший шкипер, когда вы подниметесь на борт, вылейте на каждого из моих мерзавцев, которого увидите, по полному шлему морской воды.

Оставив рыцаря-толстяка и городского голову, сэр Найджел повел отряд прямо к воде, а там легкие плашкоуты доставили их на корабль. Одну за другой поднимали лошадей, те на весу бились и брыкались, а потом их опускали в глубокий трюм желтого корабля, где их поджидали ряды стойл, в которых они могли благополучно путешествовать. В ту эпоху англичане умели в подобных случаях действовать искусно и быстро: незадолго до описываемых событий Эдуард в порту Оруэлл посадил на суда пятьдесят тысяч человек с их конями и обозом всего-навсего за двадцать четыре часа. Так ловко действовал сэр Найджел на берегу и так быстро Гудвин Хаутейн — на судне, что сэр Оливер Баттестхорн едва успел проглотить последнюю устрицу, как звуки трубы и нагара возвестили, что все готово и якорь поднят. В последней лодке, отплывшей от берега, сидели рядом оба командира, такие странно противоположные, а под ногами у каждого гребца были сложены крупные камни, которые сэр Найджел приказал взять на корабль. Как только их погрузили, корабль поднял паруса на грот-мачте; он был пурпурного цвета с позолоченным изображением св. Христофора, несущего на плече Христа. Повеял бриз, надул паруса, статное судно накренилось и пошло вперед, ныряя среди пологих синих валов, под музыку менестрелей, доносившуюся с кормы, и приветственные клики толпы, черневшей каймою вдоль желтого берега. Слева лежал зеленый остров Уайт с его длинной и невысокой извилистой цепью холмов на горизонте и выступавшими друг над другом вершинами; справа — лесистое побережье Хампшира, тянувшееся далеко-далеко; а надо всем раскинулось голубовато-стальное небо с зимним неярким солнцем. Воздух был настолько морозным, что изо рта валил пар.

— Клянусь апостолом, — весело заявил сэр Найджел, который стоял на корме и глядел по сторонам, — эта земля действительно стоит того, чтобы за нее сражаться, и очень жаль ехать во Францию ради того, что можно иметь и дома. Вы не заметили горбуна на берегу?

— Да нет, — пробурчал сэр Оливер, — не заметил, я спешил вниз, у меня устрица в горле застряла, а я так и не выпил налитый мне бокал кипрского вина.

— Я видел горбуна, достойный лорд, — вмешался Терлейк, — старик, одно плечо выше другого.

— Это предвещает удачу, — пояснил сэр Найджел. — Нам также перешли дорогу женщина и священник, поэтому все у нас, видимо, пойдет хорошо. А что ты скажешь, Эдриксон?

— Не знаю, достойный лорд. Древние римляне были народ очень мудрый, а все-таки ставили свою судьбу в зависимость от таких примет: греки тоже, да и другие народы древности, известные своей ученостью. Однако среди современных людей многие насмехаются над предзнаменованиями.

— Тут не может быть никаких сомнений, — сказал сэр Оливер Баттестхорн. — Я отлично помню, как однажды в Наварре вдруг слева от меня из совершенно безоблачного неба прогремел гром. Мы поняли, что случится беда. Долго ждать не пришлось: всего через тринадцать дней волки стащили превосходную ляжку оленя, лежавшую у самого входа в мою палатку, и в тот же день две фляги старого вина прокисли и помутнели.