Аркаимский колдун - Александр Прозоров

Судя по тому, что дочь голодного демона уже сидела здесь, осталось совсем немного. Нежить явилась за добычей.

– Да чтоб его!!! – скрипнул зубами Андрей. – У меня ведь даже практики ни разу не было, только теория. И сразу экзамен!

Женщины посмотрели на него с надеждой. Похоже, приняли его слова за какое-то заклинание.

– Ченосик! – закричал колдун. – Иди сюда!

– Там дочка демона!

– Плевать, она не страшная.

Темная девка вскочила, злобно зашипела. Но Андрей, не менее злой из-за сложившихся обстоятельств, вскинул руку в ее сторону, и незваная гостья забилась обратно под край стены.

– Чего? – приподнял полог паренек.

– Ты свой осколок, которым бреешься, еще не выбросил?

– Нет… – мотнул головой лесовик.

– Хорошо… – Андрей открыл его сумку, стал ковыряться в вещах. – Ага… Игла, лезвие… Оставь котелок и сделай мне быстро тонкую крапивную нить.

– У меня есть…

– Мне не надо старую, грязную и засаленную. Нужна новая. Шевелись! – колдун огляделся. – Кто-нибудь, наберите полкотелка воды и поставьте кипятиться. Девочку разденьте и вынесите наружу, тут слишком темно. Все амулеты долой! Там же приготовьте чистой воды.

Женщины переглянулись.

– Делайте, делайте! – внезапно и гулко ударил бубен. – Разве вы не видите, небесные духи привели к нам великого шамана!

Чум как-то весь сразу наполнился движением. Андрей с облегчением спросил:

– Где родник? Мне нужно помыть руки.

Колдун долго и тщательно оттирал руки по локоть чистым речным песком, затем вернулся в стойбище. Здесь все уже было готово: котелок кипел на огне, обнаженная девочка стонала на шкурах посреди усыпанной васильками солнечной прогалины. Рядом стоял кувшин. Андрей взял у Ченосика скрученную нить, бросил в кипяток. Туда же отправил осколок кремня. Вынул из сумки медную иглу, согнул, несмотря на испуганный возглас паренька, отправил следом. Подцепил палочкой котелок, отнес на поляну. Опустился рядом с девочкой на колени, накрыл ладонью лоб, вытягивая остатки ее сил и воли.

Больная потеряла сознание и затихла.

Студент-медик, как мог, промыл пациентке живот. Затем наклонил котелок, сливая кипяток на землю. Заглянул внутрь.

Стерильная нить, стерильная игла, стерильный скальпель. Что еще?

Андрей поднял руки, с задумчивостью осмотрел.

При всем желании он не мог сунуть их в кипяток для обеззараживания! Как не мог ошпарить живот больной.

«Проклятье! – закрыл студент-медик глаза. – Я колдун! Я всесильный маг! Я повелитель всего живого! Так разве я не смогу избавить свои руки от жалких мелких микробов!»

Чародей вскинул ладони перед собой, наклонил голову, направляя на них всю свою волю, все доступное могущество, и вдруг услышал изумленный шепот женщин:

– Они горят! Смотрите, у шамана горят руки!

В этот миг к нему и пришло спокойствие. Колдун опустил ладони, очистил их светом поле для операции, чуть надавил, разгоняя кровь под кожей подальше в стороны, взял кремниевый скальпель, сделал разрез, раздвинул мышцы пресса, проник в брюшную полость, нашел место схождения трех мышечных лент, отсек воспаленный отросток, отбросил, наложил кисетный шов на кишечник, свел мышцы, кожу, наложил череду стежков и поднял руки:

– Есть! Где шаман? Не подпускайте сюда темную тварь. Работа вышла грубая, она может затеять воспаление. Сделайте для девочки полог, но не уносите. В чуме слишком грязно. Да и швы еще могут разойтись.

Он уловил за спиной слабое движение, повернулся и вскинул руку, отбрасывая засаленную девку с зубами-иглами. Рядом торопливо застучал бубен, но дочь голодного демона не желала обращать на шамана никакого внимания. Она опасалась только Андрея, но нахраписто пыталась пролезть к жертве мимо него. Обходила слева, справа. Стремглав обегала кругом, пыталась напрыгнуть с разбега, подползала по траве…

Нежить успокоилась только после нескольких жестких пинков – но все равно продолжала сидеть рядом, время от времени перебегая с места на место и недовольно рыча.

Противостояние длилось остаток дня и всю ночь. На рассвете, окрасившем лес и поляну радужными капельками росы, девочка открыла глаза, приподнялась и попросила:

– Мама, дай покушать. Очень хочется!

Жара у нее не ощущалось совершенно точно. Боль, похоже, тоже ушла.

Дочь демона широко распахнула пасть, утробно зашипела с хорошо ощутимой ненавистью, клацнула зубами и уползла в чащу. Надежду затеять хоть какое-то новое воспаление нежить окончательно потеряла. Не осталось для нее никаких отравленных зацепок ни внутри тела, ни снаружи. Операция закончилась чисто.

Как положено лечащему хирургу, Андрей наблюдал за больной четверо суток, утром и вечером проверяя шов и температуру, оглаживая розовый животик девочки и прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Но заживление прошло спокойно, и вечером четвертого дня колдун, аккуратно надрезав крапивные нити, снял швы.

– Вот и все, красавица, – отбросил он бурые обрезки. – Можешь петь песни и веселиться. Голодный демон перетопчется. Ему положено быть голодным.

– Благодарю тебя, великий шаман, победитель злых дочерей! – Девочка попыталась поцеловать его руку.

– Для того шаманы и нужны, чтобы нежити жизнь медом не казалась, – усмехнулся довольный собой колдун. – Все, малышка, гуляй!

К сумеркам заморосил дождь, стало зябко, и в чуме гостей хозяйка перед сном развела огонь. От костра в очаге сразу разлился жар. Размякший от тепла, Андрей провалился в сон сразу, едва растянулся на оленьих шкурах, и когда теплая рука заскользила у него по груди, забравшись под куртку, он уже почти выспался и потому сразу открыл глаза.

В очаге лежали куски толстенных бревен, не горящих, а медленно распадающихся на угли, алый свет которых заполнял жилище горячим полумраком. Сидящая рядом обнаженная девочка казалась в нем пунцовой, словно первомайская гвоздика. Длинные черные волосы падали на плечи, багровые груди остро выпирали, словно весенний папоротник из лесной подстилки, по ее покатым бедрам бегали красные тени. Гостья уже задрала его куртку и теперь распускала завязки штанов.

– Что ты делаешь? – негромко спросил Андрей.

– Мама сказала, ты вернул мне жизнь, – тихо ответила девочка. – Теперь я принадлежу тебе, моя жизнь твоя, моя судьба твоя, мое тело твое. Я пришла стать твоей.

– Ты принадлежишь только себе, дочь оленей, – отвел ее руку колдун. – Спасать жизни – это мой долг. Таким меня сотворила судьба. Мне не нужны никакие жертвы.

– Я тебе не нравлюсь? – обиженно выпятила губы девочка.

– При чем тут это? – пожал плечами Андрей. – Просто я люблю другую.

– Ну и что? – не поняла обнаженная гостья.

– Трудно объяснить на словах, – вздохнул молодой чародей. – Когда-нибудь в твоей жизни настанет час, и ты встретишь человека, который займет все твои мысли, от которого ты не сможешь оторвать взгляд, о прикосновении которого ты будешь мечтать, разлука с которым будет доставлять тебе мучительную боль. И тебе не нужен будет никто другой. Вот тогда ты поймешь, что значат мои слова. Я уже встретил самую лучшую женщину этой вселенной. Мне не нужен никто, кроме нее, как ей не нужен никто, кроме меня. Мы часть друг друга, милая, и потому всегда будем верны друг другу.

– Вот ты, значит, какой, великий шаман… – покачала головой малышка. – У тебя великая сила, великая власть, и любовь твоя тоже такая… Великая. Любимый кем-то шаман. Любый…

В голосе девочки не было обиды. В нем появилась зависть.

– Я всегда буду помнить тебя, Любый шаман. – Ее ладони опять скользнули по груди Андрея. – Я всегда буду тебе благодарна. Подари мне такую же любовь, Любый шаман, хорошо? Ты ведь можешь?

– Ты ее найдешь, – пообещал Андрей.

Теплые ладошки опять скользнули по груди, по животу – но это был жест прощания. Девочка поднялась и ушла.

С рассветом сразу после завтрака колдун и Ченосик собрали свои скромные пожитки, опоясались сумками с ножами, кинули через плечо скрутки с походной кошмой, вышли из-под тени шатров.

– Я пойду с вами, – заявил поджидающий снаружи местный длинноволосый шаман.

Собираясь в поход, он сменил балахон на малицу – свободный меховой комбинезон с большим запахом на груди. Одежду украшали пришитые в беспорядке хвосты всякого зверья – лисьи, горностаевы, волчьи, беличьи, сусличьи; с пояса свисало несколько бараньих и козьих рогов, расписанных мелкими рисунками зверей и птиц, и одинокий нож. Опирался пожилой – лет пятидесяти – мужчина на посох, увешанный кисточками из звериного меха и покрытый рунами.

– Зачем? – вырвалось у Андрея.

– Я стану помогать тебе, великий шаман, побеждающий дочерей голодного демона. Желаю закончить свои годы с пользой, а не сидючи обузой родному стойбищу. Когда я ослабну, Любый шаман, я уйду в чащу и унесу с собой твои тайны.