Российское государство: вчера, сегодня, завтра - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наследником Путина может быть и политик с какими-нибудь геополитическими блохами в голове. К примеру, если он увлечется играми с Китаем, выстроив одновременно конфронтацию с Западом, то нам могут вмазать так, что мало не покажется. В разговоре с человеком, лично отвечающим за отношения США и России (есть у нас такой человек), мы с ним пришли к выводу, что формирование глубокого стратегического союза России и Китая стало бы крахом российско-американских отношений. Пойдя на это, Россия перешла бы черту, за которой разрушение всей системы отношений с Западом (а значит, и ее энергетически-сырьевого бизнеса) стало бы неминуемым. И, соответственно, разрушение конвенции, на которой зиждется наша нынешняя внутренняя стабильность.
Наконец, наследником Путина может быть человек, пользующийся безусловным доверием ядра российских элит. И – шире – всей «новой России». Речь идет вовсе не об олигархах. «Новая Россия» сегодня – это не олигархия. За время путинского правления поднялся региональный бизнес, крупный и средний, возник его глубокий альянс с теми региональными политическими группами, которые выдвигают из своей среды и приводят к власти губернаторов. «Новая Россия» – это не Москва и не Чукотка, это – широкое географическое и социальное пространство. Это уже упоминавшиеся 25–30 % населения, куда входят представители не только верхних эшелонов власти и бизнеса, но и бизнеса среднего и мелкого, равно как и менеджмента. Это, по аббату Сийесу, то самое третье сословие, которое желает стать если не «всем», то «чем-нибудь». Это та действительно новая, пока еще безъязыкая Россия, которая ждет, чтобы пришел тот, кто даст ей язык.
Именно такой лидер был бы для страны наиболее предпочтителен. Говоря так, я исхожу из того, что и после завершения электорального цикла 2007–2008 годов функция держателя и гаранта конвенции не будет исчерпана.
Сегодня все признают ее недостатки, точнее – недостатки самого принципа конвенциальности. Но факт и то, что она постепенно сокращает разрыв между номинальными легальными нормами и неписаными конвенциональными установлениями. Благодаря ей под легальными нормами впервые стала ощутима реальная социальная мощь. В итоге появилась возможность быстро и эффективно решать практические вопросы. В итоге страна стала богаче. Появились возможности реальной борьбы с коррупцией.
Да, эта конвенция, как и всякая другая, не универсальна, а ситуативна. Подобно любому социокультурному механизму, она не отличается жесткостью. Она срабатывает с запаздываниями, у нее долгие обратные связи. Но нам сейчас важно осознать не столько минусы конвенции как таковой, сколько то, что в путинском ее исполнении она не завершена, не достроена. И это придает «проблеме преемника» еще большую масштабность и остроту.
Сценарии предстоящего выбора
Вот откуда наблюдаемая нами нервозность всех групп правящего класса России. Но она усугубляется еще и тем, что два главных бойца за трон вознамерились переиграть и Россию, и Путина.
Они решили, что смогут запустить такие политтехнологические механизмы, которые поставят Путина перед отсутствием выбора. В результате Дмитрий Медведев, судя по данным Фонда «Общественное мнение», уже набирает рейтинги, соизмеримые с путинскими. И это – в присутствии Путина в рейтинговом списке!
Отсюда следует, что Медведев получает собственный электоральный ресурс, независимый от Путина. Тем самым ему, Путину, как раз и показывают, что выбора у него уже нет. И это – почти правда: если нынешняя ситуация продлится еще какое-то, очень недолгое, время, то выбора действительно не будет.
Понятно, что такая развязка мало кого устраивает. Потому что держателем и гарантом конвенции, а тем более достраивающим ее субъектом может быть лишь человек, который мыслит ее не теоретически, а исходя из ее реального содержания, который «нутром» ощущает, что означает удерживать равновесие между элитами. А человек, сформировавшийся в юридической среде и рассуждающий о том, что категория легитимности отсутствует в гражданском кодексе, – это человек из другого мира. Это – как В. Ющенко для Украины.
Разница между В. Януковичем и В. Ющенко состоит в том, что один прекрасно понимает, что такое конвенция, а второй, выучившийся по американским учебникам, твердит, что главное – это закон. А до следующего тома институциональной экономики, где речь идет о том, что закон живет только тогда, когда под ним стоят этические нормы, он просто не дошел, его он выучить не удосужился. А может быть, даже и не знает о его существовании.
Вслушайтесь, господа «законники», в то, что один умный человек написал ровно 150 лет назад (моя любимая, кстати, цитата): «У нас самый закон заклеймен неискренностью; не озабочиваясь определительностью правил и ясностью выражений, он прямо и последовательно требует невозможного». Это – граф П. Валуев, прототип Каренина, прототип министра в «Сне Попова», автор первого проекта конституционной реформы Александра Второго. Литая формула, найденная полтора века назад.
Судьба путинской конвенции пока еще зависит от самого Путина. При этом и у него самого есть желание остаться ее держателем после ухода с поста президента. Он полагает, что может сохранить нынешний уровень своего влияния и при новом руководителе, при необходимости корректируя его действия. Думаю, однако, что это сомнительно. Во всяком случае, многое, если не все, здесь как раз и будет зависеть от сценария поведения, который Путину предстоит выбрать.
Какие же это могут быть сценарии? Их не очень много, выбор невелик.
Первый сценарий – ничего не делать, пустив все на самотек, что пока и происходит. Но здесь очень легко попасть в ловушку «двоих бойцов» и оказаться перед возможностью совершать только вынужденные, навязанные ситуацией ходы.
Второй сценарий – выбрать и предложить фигуру, способную выстоять в геополитической конкуренции, сохранить и достроить конвенцию, не совершая роковых ошибок.
Третий – попробовать пойти путем Ельцина, перебирая претендентов и наблюдая их в деле. Вспомним, как поставили Степашина, потом ужаснулись и кинулись искать другого.
Скажу сразу, что третий сценарий представляется мне наименее вероятным. На то, чтобы менять премьеров до тех пор, пока не выявится компромиссная фигура, уже нет времени. Да и не в характере Путина, в отличие от Бориса Николаевича, такой политический стиль.
Что касается первого сценария (Путин решает, что пусть все идет как идет), то вероятность его реализации я оценил бы на 70 %. Быть может, она уже и выше. Последствия же будут тяжелейшими. Россия окажется ввергнутой в острейший кризис, потому что те игроки, которые придут к власти при этом инерционном сценарии, не смогут соответствовать масштабу нынешних вызовов. Скорее всего, они проиграют переговорную борьбу за контроль над национальными ресурсами, что вызовет крайнюю озлобленность всей российской элиты. Ведь если уже соглашение о вступлении в ВТО рассматривается как сдача позиций, то провал переговоров в области энергоресурсов неминуемо спровоцирует глубочайший кризис. При таком варианте путинская конвенция обречена. И сам Путин, перестав быть президентом, ее не удержит.
Второй сценарий более благоприятен уже потому, что только он подразумевает возможность инерционного развития. Если осмысление сложности проблемы заставит Путина всерьез отнестись к консультациям по кандидатуре преемника, то с высокой степенью вероятности можно ожидать, что среди ближайших друзей президента (за пределами их круга поиск исключен по определению) будет найдена компромиссная фигура, способная и удержать конвенциональную рамку, и найти верную геополитическую стратегию развития. За реализацию такого сценария я готов ставить свечки по всем храмам. Если же в итоге гарантами конвенции согласятся стать «два бойца», то ее прочность только возрастет, сращивание различных сегментов элиты станет еще более тесным, интенсивность социально-политического диалога и его реализм усилятся.
Но, к сожалению, времени на реализацию этого замечательного сценария практически тоже не остается. Его шансы я оценил бы в каких-нибудь 5 %.
Перспективы, что и говорить, небогатые. Но других я не вижу. Длинные же разговоры о том, как хорошо было бы иметь другое государство, другую модернизацию и вообще все другое, считаю лежащими за пределами нашей дискуссии.
Перспективы консолидированной демократии в России
В заключение отмечу, что конвенция – не самоцель. Это путь, ведущий дальше, к утверждению в России консолидированной демократии. Но такая возможность опять-таки открывается лишь в случае появления осмысленно действующего лидера, который стратегически будет ориентироваться на «новую Россию». В данном случае проблема содержательного становления консолидированной демократии в значительной степени была бы решена уже в ближайшие пять лет. Но вероятность этого, как я уже сказал, где-то на уровне 5 %.