Девушка из универмага - Чарльз Вильямсон

— Да, но ведь вы не пригласили меня. Вы сказали толь­ко, что сделали бы это, если бы у меня было платье. Этим и был вызван мой ответ, — напомнила Вин.

— Я имела в виду пригласить вас, все равно, есть ли у вас платье или нет, — призналась Лили. — Я могла бы одолжить вам свое. У вас в самом деле есть шикарное платье? Если да, то вот вам прекрасный случай показать его. Я получила приглашение от одного художника. Я по воскресеньям иногда позирую перед художниками из-за своих волос. Мой друг художник самый лучший из всей этой компании.

Лицо Лили приняло мечтательное выражение.

— Дом, в котором состоится вечер, очень красив, — ска­зала она. — Он не принадлежит художнику. Его родствен­ники предоставили его ему на лето, уехав на берег моря. Я там уже бывала. Это — на пятидесятых улицах, около са­мой Пятой Авеню. Сегодня вечером там будет очень про­хладно, и на ужин все будет подаваться в замороженном виде: замороженный бульон, холодный салат из дичи, бокал замороженного шампанского; сливочное мороженое и зе­мляника, крупная красная земляника с севера, которая вы­ращивается все лето, и лилии, и розы, которые нам дадут с собой, когда мы пойдем домой.

— Но кто собственно приглашает меня, — осведомилась Вин.

— Мой друг художник сказал, что я могу привести с со­бой, кого захочу, а я хочу привести вас. Я точно не знаю, кто еще там будет, но я думаю, что немного гостей, и вы увидите настоящий барский дом. Вы всегда отказываете мне, что бы я ни просила у вас. Покажите же хоть раз, что вы не важничаете и не гнушаетесь моим обществом. Вы приятно проведете время.

— Я охотно вам верю, и я пойду! — воскликнула Вин. Она была в таком настроении, что ей надо было дать положи­тельный ответ хоть на что-нибудь.

— Прекрасно, — воскликнула радостно мисс Ливитт. — Я зайду за вами сегодня вечером в половине десятого, так что вы успеете еще отдохнуть, прежде чем переодеться.

— Решено, — сказала Вин, не совсем довольная собой.

Она нуждалась в какой-нибудь перемене, безразлично в какой, и как можно скорее. Судьба неожиданно пошла на­встречу ее желанию; правда, в довольно неудачной форме, так как добровольно она никогда бы не выбрала удоволь­ствия быть в одной компании с мисс Ливитт. Но у нее не было выбора, и желание разнообразия перевесило все ее сомнения.

Одеваясь к вечеру, она вспоминала, как неоднократно хвасталась перед Питером Рольсом младшим:

«Что бы со мной ни было, всегда есть что-нибудь, над чем я могу смеяться. И я еще пока не плачу».

Она не подозревала, что вид платья «месяца» и пере­одевание в него вызовут в ее уме живое представление о мистере Джилидовском Бальзаме. Но когда она увидела себя в позеленевшем зеркале с новой, искусно сделанной прической и в платье «молодого месяца», отливающем ноч­ной синевой и серебром, ей показалось, что в комнату во­шел Питер Рольс и смотрит через ее плечо, встретившись с ней глазами в зеркале.

Да, в течение минуты она видела его, как живого. Он был здесь. Он был ее другом, самым нежным, самым восхи­тительным мужчиной, какого она когда-либо знала; дру­гом, которого она прекрасно понимала и в котором она больше всего нуждалась, хотя их действительное знаком­ство продолжалось всего несколько дней. Его добрые голу­бые глаза были искренни и честны, говоря: «я не обращаю внимания на то, что вы не верите мне так, как я верю вам».

Потом это видение исчезло, как лопнувший мыльный пу­зырь. Вин ощутила чисто физическую боль, как если бы перед ней показалась на секунду самая дорогая вещь во всем мире, а потом вдруг исчезла навсегда. В маленькой комнате на Авеню Колумба с открытым окном, в которое врывался уличный шум и грохот надземной железной дороги, платье «месяца» и мечты этого лунного платья каза­лись смешными, несоответствующими реальной жизни. За­дернув абажур электрической лампочки, она сидела в ве­чернем голубом сумерке, с веером из пальмовых листьев в руке, в ожидании прихода мисс Ливитт.

Через пять минут у дома, в котором мистрисс Мак Фар­релл занимала только два из многих этажей, остановился таксомотор — настоящий, живой, великолепный, невероятно дорогой таксомотор. Из окон дома высунулось много голов, так как это было здесь необыкновенным событием, и в числе этих голов была голова Вин. Инстинкт подсказывал ей, что таксомотор приехал за ней. Она смогла различить вопросительно выглядывающее из окна автомобиля лицо, увенчанное ярко рыжими волосами и казавшееся белым при электрическом уличном освещении. Выражение лица Лили говорило, что надо спешить, так как каждое биение сердца означало в данном случае не каплю красной крови, но несколько красных центов. Вин поняла намек, набросила свою старую, но еще приличную накидку, которая в течение не­скольких месяцев покоилась в чемодане вместе с платьем «молодого месяца», и быстро сбежала по лестнице.

— Что вы за экстравагантное существо! — задыхаясь, сказала она, когда максимум через 60 секунд таксомотор снова тронулся.

— Это преподнес мне один приятель — мужчина, — ска­зала Лили самодовольным тоном, и поспешно добавила, сни­сходя к упорной скромности мисс Чайльд. Он предложил мне подарок на выбор, а я подумала, что так как мы в на­рядных платьях и вы сильно устали, таксомотор придется как раз кстати.

Вин оставалось только поблагодарить ее. К тому же, по­сле нескольких месяцев поездок по подземной и надземной железным дорогам и на трамваях, девушка не могла не чув­ствовать удовольствия от езды в автомобиле. Она старалась по дороге не обращать внимания на печальное зрелище низ­ших классов Нью-Йорка, страдающих от духоты: бледных людей, свешивающихся с окон или стоящих на углах улиц, чтобы вдохнуть в себя каплю свежего воздуха; босых, полу­обнаженных детей, жадно уставившихся в сифоны с содовой водой в больших жарких киосках с прохладными напитками, куда они никогда не имеют надежды войти, всех этих хро­мых, парализованных, дышащих болезнями и миазмами сы­рых домов, людей, проклинающих самих себя и равнодушных друг к другу. Иногда Вин чувствовала, что эти люди и есть ее настоящие братья и сестры, единственные, способные ее понять, потому что только они действительно страдают. Но сегодня вечером она не решалась думать о них. Если бы она это сделала, она не смогла бы, при воспоминании об их стра­даниях, наслаждаться сливочным мороженым и земляникой в прохладном доме, предоставленном художнику.

Нью-Йорк был чужим для нее городом, она не имела представления о характере его различных кварталов, и по­тому отнеслась совершенно спокойно к тому, что Лили приказала шофферу остановиться перед домом, отстоявшим от угла Пятой Авеню всего на несколько домов. Мисс Ливитт расплатилась с шоффером, дав ему небольшой «на чай», обе они вышли из автомобиля, и только тогда, когда они уже стояли на улице, Вин обратила внимание на сильно пора­зившее ее обстоятельство, показавшееся ей очень странным.