Пираты Венеры - Берроуз Эдгар Райс

— Вы нашли Дуари? — тотчас же спросила одна изх них.

— Нет, — ответил я, — но я обнаружил еще одну загадку. Нет на месте онгйана Муско и вепайянина Вилора.

— Вепайянина? — воскликнула Бийиа, женщина, которая спрашивала меня про Дуари. — Вилор не вепайянин.

— Что ты хочешь этим сказать? — изумился я. — Если он не вепайянин, то кто он?

— Он тористский шпион, — ответила она. — Он давно был послан в Вепайю выкрасть секрет сыворотки долгожительства. Когда мы попали в плен, кланган захватили и его по ошибке. Мы узнали этом на борту «Совонга».

— Но почему мне никто не сказал об этом, когда он попал к нам на корабль? — спросил я.

— Мы думали, что все об этом знают, — пояснила Бийиа, — и думали, что Вилора перевели на борт «Софала» в качестве пленника.

Еще одна связь в цепочке собирающихся свидетельств! Но я все еще был непомерно далек от понимания того, где лежит другой конец цепочки.

14. Шторм

Расспросив женщин, я направился на главную палубу. У меня не хватало терпения ждать докладов моих лейтенантов в башне. Я узнал, что они обыскали корабль и как раз направлялись ко мне с докладом. Никто из отсутствовавших не был найден, но обыск обнаружил еще один потрясающий факт — отсутствовали пятеро кланган!

Поиск в некоторых местах корабля был достаточно опасной работой, поскольку была сильная качка, и палубу периодически захлестывало большими волнами. Но все же он был осуществлен тщательно и повсеместно, и теперь люди собрались в большой каюте надстройки главной палубы. Камлот, Кирон, Гамфор, Зог и я зашли туда же, и там обсуждали это таинственное дело. Хонан был в рубке управления в башне.

Я рассказал им все, что только что узнал. Что Вилор был не вепайянином, а торанским шпионом, и напомнил Камлоту, как Вилор хотел, чтобы ему позволили сторожить джанджонг.

— Я еще кое-что узнал от Бийиа, когда опрашивал женщин, — добавил я. — Во время пребывания на борту «Совонга» Вилор надоедал Дуари своим вниманием; он был безумно влюблен в нее.

— Думаю, это дает нам последнее свидетельство, необходимое для реконструкции событий прошлой ночи, которые до сих пор казались необъяснимыми, — сказал Гамфор. — Вилор хотел обладать Дуари, Муско хотел бежать из плена. Вилор завел дружбу с кланган, это знали все на «Софале». Муско — онгйан. Всю свою жизнь кланган, несомненно, смотрели на клонгйан, как на источник и средоточие высшей власти. Для них было естественно поверить его обещаниям и повиноваться его приказам.

Несомненно, Вилор и Муско разработали совместный план. Они отправили ангана убить дозорного, чтобы их собственные перемещения не вызвали подозрений, и заговор не был обнаружен, прежде чем они осуществят свой план. Избавившись от дозорного, кланган собрались в каюте Вилора. Затем Вилор, которому, возможно, помогал Муско, направился в каюту Дуари. Они убили охранника и схватили ее спящую, заткнули ей рот кляпом и вынесли ее наружу, где ждали кланган.

Дул сильный ветер, это правда; но он дул по направлению к берегу, который был на небольшом расстоянии от нас по правому борту, а кланган — отличные летуны.

Вот что происходило на борту «Софала», пока мы спали.

— И ты считаешь, что кланган отнесли этих трех человек на берег Нубол? — спросил я.

— Я думаю, в этом не может быть сомнений, — ответил Гамфор.

— Я совершенно с ним согласен, — вставил Камлот.

— Тогда единственное, что нам остается, — объявил я, — это повернуть назад и высадить поисковую партию на Нубол.

— Никакая лодка не сможет уцелеть среди этих волн, — возразил Кирон.

— Шторм не будет длиться вечно, — напомнил я. — Мы будем дрейфовать у берегов, пока он не стихнет. Я поднимусь к себе в башню. Хочу, чтобы вы остались здесь и расспросили команду. Быть может, среди них найдется кто-то, что слышал что-нибудь, могущее пролить новый свет на это дело. Кланган — известные болтуны, быть может, кто-то из них обронил замечание, исходя из которого мы сможем предположить, в каком направлении собирались двигаться Муско и Вилор.

В тот миг, когда я вышел на главную палубу, «Софал» поднялся на гребень огромной волны, а затем ринулся носом вниз в распахнувшуюся водную бездну, так что палуба наклонилась вперед под углом почти сорок пять градусов. Мокрые и скользкие доски у меня под ногами не давали опоры, и я беспомощно проскользил вперед почти пятьдесят футов, прежде чем смог задержаться. Тут корабль зарылся носом в волну, подобную горе, и огромная стена воды прокатилась по палубе от носа до кормы, подхватив меня, беспомощного, и увлекая на своем гребне.

Мгновение я оставался под водой, затем вода вынесла меня на поверхность, и я увидел, как «Софал» раскачивается на волнах в пятидесяти футах от меня.

Даже в огромности межзвездного пространства я никогда не чувствовал себя более беззащитно и более безнадежно, чем в это мгновение в бушующем море чуждого мира, окруженный темнотой, хаосом и ужасными чудовищами этих таинственных глубин, которых я даже не мог вообразить.

Я потерялся! Если даже мои товарищи знали о постигшем меня несчастье, они были бессильны мне помочь. Никакая лодка не продержится сейчас на волнах и минуты, как верно напомнил Кирон. И ни один пловец не сможет противиться яростной атаке этих вздымающихся и опадающих, гонимых ветром водяных гор, которые теперь казались мне не подлежащими описанию при помощи такого скромного слова, как волны.

Безнадежно! Не люблю я этого слова. Я никогда не теряю надежды. Если я не могу противиться морю, возможно, у меня получится как-нибудь продержаться,отдавшись на волю волн и течений. Не так уж и далеко лежит суша. Я — опытный пловец на большие дистанции и сильный человек. Если вообще кто-нибудь способен выжить в таком шторме, значит, это я. Если же я не смогу с этим справиться, то по крайней мере умру с сознанием того, что умер сражаясь.

На мне не было мешающей плыть одежды, поскольку амторианскую набедренную повязку едва ли можно назвать одеждой. Единственной помехой было мое оружие, но я колебался, избавляться ли от него, зная, что мои шансы выжить на этом недружелюбном берегу без оружия будут невелики. Ни пояс, ни пистолет, ни кинжал мне не мешали, а их весом можно было пренебречь; другое дело меч. Если вы никогда не пытались плыть, когда на поясе у вас болтается меч, лучше не пытайтесь делать этого в бурном море. Может показаться, что он будет просто свисать вниз и не станет мешать, однако мой меч вел себя по-другому. Огромные волны безжалостно швыряли меня, переворачивая и крутя, и меч то колотил меня по самым чувствительным местам, то путался между ногами, а один раз, когда волна перевернула меня вверх тормашками, он оказался сверху и ударил меня по голове. И все же я не хотел бросать его.

После первых нескольких минут битвы с морем я пришел к выводу, что мне не грозит опасность немедленно утонуть. Мне удавалось поднимать голову над водой достаточно часто и достаточно надолго, чтобы набрать в легкие воздуха. Поскольку вода была теплой, мне не грозила опасность замерзнуть насмерть, что часто случается, если человек оказывается в холодном море. Таким образом, насколько я мог предвидеть случайности этого незнакомого мира, оставались только две серьезных и немедленных угрозы моей жизни. Первая заключалась в возможном нападении какого-нибудь свирепого монстра амторианских глубин. Вторая, куда более серьезная — берег, на который мне нужно будет постараться выбраться, несмотря на буйство стихии.

Это само по себе должно было бы обескуражить меня, ибо я слишком часто видел, как волны разбиваются о берега, чтобы проигнорировать угрозу несчетных тонн бушующей воды, что обрушиваются на скалы, ломают, пробивают себе дорогу даже сквозь каменное сердце вечных гор.

Я медленно плыл в направлении берега, куда, к счастью, и нес меня шторм. Я не хотел переутомляться, тратя нервы на напрасные усилия. Так что я не переживал, просто оставался на плаву и медленно приближался к берегу. Тем временем рассвело. Когда каждая последующая волна поднимала меня на гребень, я все яснее видел берег. Он лежал примерно на расстоянии мили от меня, и вид у него был самый неприветливый. Гигантские волны разбивались о скалистую береговую линию, вздымая кипящие фонтаны белой пены высоко в воздух. Перекрывая завывания бури, гром прибоя угрожающе раскатывался над яростным морем, предупреждая меня, что смерть ждет с распростертыми объятиями у береговой линии.