Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! - Николай Яковлев

Однако богатая буржуазная республика могла обойтись собственной, а не импортной идеологией. Ссылка на Муссолини лишь показывала, куда были устремлены помыслы многих имущих. Они были готовы в случае необходимости установить в стране тоталитарные порядки. Откуда взялись бы вожди? Переговорив в августе 1932 года с сенатором X. Лонгом по телефону и выслушав поток брани по поводу связей с крупным бизнесом, ФДР повесил трубку и серьезно сказал сидевшим в его кабинете: «Смешно, но Хью один из двух самых опасных людей в Соединенных Штатах сегодня. Нам придется заняться им». «А кто другой?» – спросил Тагвелл. «Дуглас Макартур», – ответил ФДР. X. Лонг вел разнузданную демагогическую пропаганду, заявляя, что он объединит радикалов обеих партий – демократической и республиканской – и заставит богачей расстаться со своими сокровищами. Д. Макартур носил лавровый венок победителя при Анакостия-Флэтсе, имущие видели в нем человека дела.

VII

Опасность для традиционного образа правления в Соединенных Штатах, как видели ее ФДР и лица, разделявшие его взгляды, таилась и слева, и справа. Где выход? В июле 1932 года губернатор штата Северная Каролина М. Герднер, отнюдь не радикал, писал Рузвельту: ни в коем случае не отвергать необходимость изменений, ибо если не признавать, что время созрело для них, тогда на повестке дня встанет «яростная социальная и политическая революция. Американский народ против нынешнего порядка вещей. Мы окажемся более чем слепыми, если решим, что народ держится за статус-кво… Если бы я был Рузвельтом, я бы стал еще большим либералом. Я бы шел с массами, ибо они находятся в движении, и если нам суждено спасти страну, то средство для этого – либеральная интерпретация идей, властвующих над умами людей». Душой и сердцем ФДР был согласен с этой точкой зрения. Другие губернаторы шли дальше. Т. Билбо (штат Миссисипи): «Я сам стал розовым». Ф. Олсон (Миннесота) сказал некоему вашингтонцу: «Скажите им там, в столице, что Олсон больше не берет в национальную гвардию никого, кто не красный! Миннесота – левый штат».

Все предвыборные выступления ФДР пронизывала мысль: необходимы изменения, однако для того, чтобы сделать Америку еще более американской, поддержать пошатнувшиеся устои капитализма. Как обычно, Рузвельт обращался к «прогрессистам», не проводя партийных различий, ибо все они, по его словам, были за изменения. Он подчеркивал, что борется не против республиканской партии, а открыл огонь по ее руководству, ответственному за кризис. Отклик среди республиканцев вознаградил Рузвельта: в сентябре возникла национальная прогрессивная лига под руководством сенатора Норриса. В ней активно работали Г. Икес, Дж. Ричберг и Г. Уоллес. «Прогрессивные республиканцы» оказали ФДР неоценимую услугу, ведя кампанию для него в западных штатах. Государственный секретарь Г. Стимсон, памятуя о событиях 1930 года, твердо отклонил предложение Гувера выступить против Рузвельта, сохранив дружественный нейтралитет.

В ходе кампании Рузвельт произнес шестнадцать больших речей, подготовленных «мозговым трестом». Наиболее выпукло его политическая философия (точнее, Берли, написавшего речь) была изложена 23 сентября в Сан-Франциско. Он начал речь на высотах риторики: «Америка нова. Она находится в процессе изменения и развития. У нее громадный потенциал юности». Вызвав в памяти слушателей приятные воспоминания о громадном росте страны в прошлом, ФДР обратился к тогдашнему ее положению. «Даже при беглом взгляде видно, что равенства возможностей, как мы знали его, больше не существует. Наша промышленность построена, проблема теперь заключается в том, не слишком ли мы настроили много заводов. Наша последняя граница давным-давно достигнута, и мы не имеем больше свободных земель. Более половины нашего населения больше не живет на фермах и не может существовать за счет возделывания собственной земли. Больше нет предохранительного клапана в виде прерий на Западе, где могли начать новую жизнь выброшенные экономической машиной Востока. Наш народ теперь живет плохо… Независимый предприниматель исчезает… Если этот процесс будет идти в том же темпе, к концу столетия дюжина корпораций будет контролировать всю американскую экономику, а, пожалуй, сейчас всего сотня людей руководит ею. Просто-напросто мы неуклонно идем к экономической олигархии, если она не существует уже сегодня».

После столь душераздирающего описания положения вещей в США можно было бы ожидать угроз и проклятий в адрес монополий. Их не было; в профессорско-менторском тоне ФДР продолжил: «Наша задача ныне – не открытие и использование новых ресурсов или производство все большего количества товаров. Речь идет о будничной, отнюдь не драматической работе по обеспечению использования имеющихся ресурсов и предприятий, восстановлению внешних рынков для наших избыточных продуктов, решению проблемы недопотребления, приведению производства в соответствие с потреблением, более справедливому распределению богатств и товаров, приспособлению существующей экономической организации к нуждам народа».

Как конкретно будет претворяться замечательная философия в жизнь? ФДР давал различные и уклончивые ответы. В речи в Портленде он сообщил, что отныне будет введено федеральное регулирование финансовых операций банков и компаний (в годы кризиса тысячи мелких вкладчиков потеряли все в результате банкротства финансовых учреждений, которым они доверяли свои сбережения). В Солт-Лейк-Сити он обещал улучшить ведение дел железнодорожными компаниями. В Топеке он говорил, что фермеры получат облегчение планированием посевных площадей и финансовой помощью. В Детройте ФДР призвал к ликвидации бедности, однако, поскольку речь произносилась в воскресенье, оратор не сообщил, как именно это будет достигнуто, ибо по воскресеньям он не любил углубляться в политику.

Коротко говоря, желающий мог вложить в выступления ФДР тот смысл, который был ему ближе.

Как заметил «доброжелатель» Э. Дэвис, «ни одно из его общих положений нельзя было оспорить. Но что они означали, если в них вообще был смысл, было ведомо только Франклину Д. Рузвельту и Богу». «Хамелеон на полосатом пледе», – злобно и горестно комментировал выступления своего противника Г. Гувер.

Промахов в избирательных обещаниях демократов было сколько угодно. Так, например, представители объединенного профсоюза горняков обратили внимание ФДР на то, что в платформе демократической партии не упоминалось о коллективных договорах, в то время как республиканцы подчеркивали, что они стоят за этот принцип. Ф.Рузвельт сообщил им, что он, конечно, поддерживает коллективные договоры и скажет об этом. Он начисто забыл об обещании, единственный раз коснувшись трудового законодательства: в одной из речей кандидат высказался за сокращение рабочей недели.

Первоклассной ошибкой оказалась речь в Питтсбурге 19 октября. На ней настоял X. Джонсон, прочитавший проект речи Рузвельту с таким ораторским пылом, что ФДР, по-видимому, потрясенный формой, не понял, что влекло за собой ее содержание: 25 процентов сокращения расходов федерального правительства, сбалансированный бюджет. В Питтсбурге ФДР драматически восклицал: «Нам не нужно искать козлов отпущения за границей. Мы сами рванулись в экономическую стратосферу, поднялись высоко на крыльях новых неортодоксальных теорий президента Гувера 1928 года, полный провал которых принес кризис в 1931 году». ФДР обещал покончить с дефицитным бюджетом раз и навсегда11.

Специальный поезд из шести вагонов колесил по США. На каждой станции и полустанке поезд останавливался на минуту-другую. Собравшиеся устремлялись к последнему вагону. На площадку выходил Рузвельт под руку с сыном Джеймсом. Сцена была хорошо отрепетирована и повторялась сотни раз без малейших изменений. Он улыбался и говорил: «Как приятно приехать в… (следует название города. – Н.Я.). – Я приехал к вам смотреть, учиться и слушать».

Он представлял также двух приятных блондинок – невестку Бетси Кашинг и дочь Анну. Затем поворачивался к Джеймсу: «А это мой маленький сыночек Джеймс, у меня больше волос, чем у него», – и заразительно смеялся. (Джеймс преждевременно облысел; Р. Моли заметил, что с каждой милей пути он мрачнел.) ФДР произносил несколько фраз из очередной речи, машинист давал свисток, и поезд трогался. С площадки все улыбался и улыбался Рузвельт.

Он и агитировал за себя. «Я видел лица тысяч американцев, – говорил Рузвельт другу, – на них выражение отчаяния, какое бывает у заблудившихся детей». ФДР серьезно считал, что отеческое внушение и улыбки помогут нации. По-иному был настроен Гувер. Издерганный, усталый, он сухим, трескучим голосом предрекал беды, если страна пойдет за Рузвельтом. Демократическая партия, гремел он, руководствуется «той же философией правления, что отравила всю Европу… Пламя этого дьявольского котла бушует в России». Это «партия толпы, черни», но, закатывал глаза Гувер, «благодарение богу, еще имеется правительство в Вашингтоне, которое умеет справляться с чернью».