Кот, который сдвинул гору - Лилиан Браун

Квиллер вышел на веранду и вдохнул влажный воздух, пропитанный запахом коры и мокрых листьев, заметив, что из двадцати пяти ступеней, которые вели от дома к стоянке для машин, видны только три, остальные терялись в тумане. Самолёт Шерри Хокинфилд ни за что не сможет приземлиться.

Вернувшись в дом, он разогрел себе булочку, но остановился в нерешительности перед кофеваркой: экстракрепкий или просто крепкий? Три чашки или две? Вспомнив Уилсона Уикса, он выбрал умеренность. Потом стал кормить кошек, наблюдая, как они жадно и быстро едят, подергивая ушами и виляя хвостами. А раньше у него не было ни времени, ни желания наблюдать за животными. Появление Као Ко Куна во многом изменило его.

Он принял душ, побрился и оделся и опять вышел на веранду – были видны четыре ступеньки. Он отправился наверх, делая вид, будто ему нужно привести в порядок кровать, хотя ведение хозяйства не входило в число его достоинств. Коко опять сидел на столе, на жёлтом блокноте.

– Дай-ка мне посмотреть его, – сказал Квиллер.

Это была передовица, написанная Хокинфилдом перед смертью; статья должна была появиться после Дня отца, и чтение её вызвало у Квиллера покалывание над верхней губой. Он бросился в спальню кошек и позвонил издателю «Вестника»:

– Колин, для биографии Хокинфилда мне нужно взять интервью у Джоша Ламптона. Не могли бы вы дать хороший отзыв обо мне? Только не упоминайте мою книгу о преступлениях.

– Когда вы хотите встретиться с ним?

– Сегодня утром. Сейчас.

– Похоже, с ногой всё в порядке и вы рвётесь выйти А как в горах с туманом? Внизу терпимо. Аэропорт ещё открыт.

– Туман довольно густой, но я проеду. Где контора Ламптона?

– В полумиле к югу от города, на реке, и надеюсь, что её ещё не затопило. Если я не позвоню вам в течение пяти минут, значит, всё в порядке и Ламптон ждёт вас. Он приятный человек.

Звонка не последовало.

Едва Квиллер начал спускаться по ступеням, как туман сразу окутал его. По дороге к городу он ехал с включенными противотуманными фарами, но ничего не видел, кроме нескольких футов жёлтой линии на покрытии. Дома растворились в белом молоке, небо слилось с землёй, но Квиллер определял своё местонахождение, считая развилки дороги. У подножия горы видимость улучшилась, и он смог опустить в почтовый ящик письмо Сабрины к Шерри Хокинфилд.

К югу от Спадзборо вода разлилась до дороги, и ветхий магазин у реки фактически уже смыло. Самосвалы, гружённые песком, направлялись к центру города – спасать банки, магазины и конторы, которые решительно не могли позволить себе, чтобы их затопило. Транспортная компания Ламптона – огороженная стоянка для грузовиков, трейлеров, платформ, рефрижераторов, автоцистерн и вагонов на колесах – находилась, к счастью, на высоком месте. Ещё издалека Квиллер заметил на фасаде конторы надпись, сделанную крупными буквами: «Вы чем-то обзавелись? Мы перевезём!» Но у входа в контору вывески с названием не оказалось.

Секретарь провёл Квиллера в кабинет Ламптона – незатейливо обставленное помещение, где единственным украшением был большой настенный календарь из серии для мужчин. Среди компьютерной техники на высоком стуле восседала жизнерадостная гора плоти в одежде цвета хаки. Толстое лицо расплылось в улыбке из жировых складок.

– Заходите, – приветливо пригласил Ламптон. – Садитесь. Колин сказал, что вы приедете. Как вас зовут?

– Квиллер. Джим Квиллер, пишется через «в». – Они пожали руки над столом.

– Хотите кофе?.. Сюзи, принеси кофе! – прогремел его голос в сторону двери. – Как вам нравится наша погода? Колин сказал, вы остановились в «Тип-Топе».

– Здесь более мокро, чем я предполагал. У вас уже бывало так раньше?

– Только однажды. В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году. Наша река выглядела как Миссисипи, а водопад Батата – как Ниагарский. Сюда вода не дойдёт, я не волнуюсь, но если округу придётся закрыть Южное шоссе, нам нечего будет делать.

Принесли кофе в массивных китайских кружках, украшенных сомнительными остротами, на кружке босса – добродушная надпись: «Я – толстый, а ты – Урод».

– Не хотите добавить немного виски? – с широкой и радушной улыбкой спросил хозяин.

– Нет, спасибо. Я люблю кофе без всего,

– Итак, вы собираетесь писать книгу о моём приятеле? Большой был человек! Ловок, как чёрт! Такого другого не найдешь! Но его сглазили – одно несчастье за другим.

«Интересно, это были несчастные случаи или продуманное возмездие?» А вслух Квиллер спросил:

– У Хокинфилда много было врагов из-за его редакционных статей?

– Нет. Никто не принимал всерьез его чепуху. Жил спокойно. Много сделал хорошего для всех. Его любили тут.

– Как долго вы были шерифом?

– Двадцать четыре года! – Ламптон с гордостью похлопал себя по выпирающему животу.

– Это приличный срок! О вас многие говорят.

– Что мои избиратели рассказывают обо мне? Надеюсь, они не болтают слишком много. – Он издал хриплый, со свистом, смешок.

Квиллер добродушно спросил:

– Должен ли я понимать так, что вы скрываете кое-какие тайны?

Владелец транспортной фирмы бросил на него колючий взгляд, прежде чем снова засмеяться с самоуверенностью закаленного политика.

Квиллер продолжал:

– Мистер Ламптон, что вы почувствовали, когда проиграли последнюю предвыборную кампанию?

– Слезами не обливался, нет. Двадцать четыре года на государственной службе – достаточный срок! Пора было уходить и начинать делать деньги. – И он показал рукой на компьютеры.

– Но разве не благодаря Дж. Дж. вы проиграли на выборах?

– Чёрт, конечно нет! У меня просто не было настроения участвовать в кампании.

– Вы считаете Уилбанка достойным преемником?

– У него всё в порядке. Он хорошо работает. Многому ещё придется научиться, но… в общем, у него всё в порядке. Я знаю весь округ вдоль и поперёк. Знаю каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребёнка.

– Сколько здесь Ламптонов?

– Много! И я внёс свою долю – четыре сына, три дочери, пятеро внуков. – Он откинулся назад в своём огромном кресле и явно получал удовольствие от интервью.

И Квиллер перешёл с добродушного тона на серьёзный:

– Если Хокинфилда так все любили, почему он был убит?

– Вы не знаете эту историю? На Малой Бульбе жил один псих – настоящий смутьян! Он затаил за что-то злобу на Дж. Дж. и даже грозился убить его. Дж. Дж. не обращал внимания. Думаю, издатели всё время получают письма от помешанных. Но… в конце концов это случилось. У парня просто крыша поехала.

– Не ваш ли сын представлял его интересы в суде?

Ламптон кивнул:

– Суд назначил его. Они все берут по нескольку подобных случаев.

– Я слышал, суд был необычайно коротким.

– Очень! Наша система правосудия сработала в лучшем виде! Все занимались своим делом и выполнили его хорошо. И потому недорого обошлось для округа. Долгий суд может подорвать годовой бюджет округа!

– И не было противоречий в показаниях? – спросил Квиллер.

– Конечно, подсудимый отрицал свою вину и рассказывал неправдоподобные истории, но этим бульбикам верить нельзя.

– Что вы знаете о дочери Хокинфилда? Кажется, она осталась последней из всей семьи.

– Я не знаю её. Троих мальчиков, которые погибли, знал, а дочь не знаю.

– А разве не она какое-то время была замужем за вашим сыном?

Ламптон нахмурился:

– Кажется, да. Они были женаты так недолго, что я не успел заметить.

– И разве не она была именно тем человеком, кто выступил на суде с обвинительными показаниями?

– Ах да, она! Но она не живет здесь.

Квиллер холодно посмотрел на сидящего перед ним человека и, выдержав паузу, спросил, понизив голос:

– Кто действительно убил Хокинфилда, мистер Ламптон?

У Ламптона расширились глаза.

– Я правильно понял вас?

– Абсолютно правильно! В долине ходят слухи, что осуждён не тот человек.

– Кто-то сошёл с ума! Если в этом округе и курсируют слухи, пускаю их я. В любом случае я всегда в курсе дела. Вы задаете слишком много вопросов. Вы, случайно, не из тех репортёров, которые занимаются расследованиями?

– Я – автор, который пытается больше узнать о своём герое, – сказал Квиллер, смягчая тон. – Нельзя написать биографию, не задавая вопросов. Ну а так как вы были опорой власти двадцать четыре года и знаете всех в округе, то я подумал, может, у вас есть какие-то догадки об истинных мотивах убийства Хокинфилда.

– Послушайте, – сказал Ламптон, вставая и убирая с лица официальную улыбку. («Гора, а не человек», – подумал Квиллер.) – Послушайте, я занят. У меня нет времени обсуждать этот…

– Извините, мистер Ламптон, я уже ухожу. В конце этой недели приедет Шерри Хокинфилд, и я попрошу её прояснить то, что осталось неясным. – Он встал и направился к выходу. – Ещё только один вопрос: что такое Фонд Горячей Картофелины?

– Никогда не слышал о таком! – Ламптон обходил стол с таким видом, что Квиллер поторопился уйти.