Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

Драгоценности Чжэн Вана и Сюээ не давали покою сыну хозяйки Цюй Тану. Взломал он как-то дверь и, выкрав вещи, отправился кутить. Кончилось тем, что его задержали и завели дело.

О случившемся доложили уездному правителю Ли. Поскольку налицо было хищение, о чем свидетельствовали и доставленные в управу драгоценности, правитель распорядился взять Цюй Тана под стражу. Вместе с ним арестовали Чжэн Вана и Сунь Сюээ.

Побледневшая с испугу Сюээ переоделась в скромное, тусклых тонов, платье и прикрыла лицо кисеей, а кольца и запястья, которые были у нее на руках, отдала прибывшим из управы.

Все трое предстали перед уездными властями. Около управы собрались любопытные.

— Так это же младшая жена Симэнь Цина, — говорил кто-то из толпы. — А тот слуга Лайван. Теперь он зовется Чжэн Ван. Шашни с ней водил. Потом они похитили из дому драгоценности и скрылись. Их обворовал вон тот, Цюй Тан. Из-за него-то они и попались.

Новость эта переходила из уст в уста, от десятка прохожих к сотне, пока о ней не заговорил весь город.

А теперь вернемся к У Юэнян.

На другой же день после бегства Сюээ горничная ее, Чжунцю, обнаружила в покоях разбросанную по полу одежду. Из сундуков исчезли драгоценности, головные украшения и шелка. Горничная доложила хозяйке.

— Ты должна знать, в чем дело, Чжунцю! — Заявила встревоженная Юэнян. — Ты же у нее ночуешь.

— Она по вечерам меня отпускала, — пояснила Чжунцю, — а сама потихоньку уходила и долго не возвращалась. А куда ходила, я понятия не имею.

Юэнян допросила Лайчжао.

— Тебя ворота сторожить поставили. Как же ты не знаешь, кто из дому выходил!?

— Ворота, матушка, я всякий раз запираю, — отвечал Лайчжао. — Может, она через крышу перелезла.

Потом, когда обнаружили раздавленную черепицу, Юэнян поняла, что побег был совершен через крышу, но от розысков отказалась, так как не решилась возбуждать дело.

Между тем, правитель Ли учинил допрос и разбирательство. У Цюй Тана после порки были отобраны четыре золотых диадемы, три серебряных головных сетки, пара золотых серег, два серебряных кубка, пять лянов серебра мелочью, два комплекта одежд, платок и шкатулка. У Чжэн Вана были изъяты тридцать лянов серебра, пара золотых чашевидных шпилек, золотая брошь и четыре кольца. Сюээ, как значилось в описи, лишалась золотого головного украшения, пары серебряных браслетов, десятка золотых пуговиц, четырех парных шпилек и узелка мелкого серебра. У мамаши Цюй отобрали три ляна серебра.

Лайван обвинялся в подстрекательстве женщины на побег из дому, каковой он и устроил с целью прелюбодеяния, а помимо того, как и Цюй Тан, в воровстве, за что оба они, признанные опасными преступниками, подлежали смертной казни, но из милости приговаривались к пяти годам ссылки с конфискацией похищенного имущества. Женщинам в наказание зажимали пальцы тисками. После же пытки мамашу Цюй, принимая во внимание ее чистосердечные показания, отпустили на свободу, а Сунь Сюээ как младшую жену Симэнь Цина решили вернуть домой. С этой целью правитель Ли отправил гонца, который вручил Юэнян соответствующее письменное определение.

Юэнян позвала брата У Старшего и держала с ним совет.

— К чему ее брать после всей этой грязной истории! — говорила Юэнян. — Она же нас на весь город ославила, над памятью покойного надругалась.

Гонца наградили и просили уведомить власти об отказе взять беглянку обратно в дом.

Правитель распорядился тогда вызвать сваху и продать Сунь Сюээ с казенных торгов.

А пока перенесемся в дом к столичному воеводе Чжоу. Когда Чуньмэй рассказали о бегстве Сунь Сюээ с Лайваном, похищенных вещах, аресте и казенных торгах, она решила купить Сюээ и сделать кухаркой на кухне. Чуньмэй жаждала также наградить Сюээ пощечинами и тем отомстить за прошлое.

— Сюээ мастерица стряпать, — обратилась она к мужу. — Прекрасно варит рис и готовит отвары. А как она заваривает чай! Надо будет ее взять.

Чжоу Сю тотчас же отправил к правителю Чжан Шэна и Ли Аня. Когда те вручили визитную карточку, правитель Ли не мог, конечно, отказать воеводе и уступил Сюээ всего за восемь лянов серебра.

Прибыв к новым хозяевам, Сюээ первым делом засвидетельствовала почтение старшей хозяйке, второй жене начальника, госпоже Сунь, а потом пошла на поклон к Чуньмэй.

Чуньмэй почивала на украшенной золотою резьбой кровати под парчовым пологом. Когда служанки ввели в спальню Сюээ, она только собиралась вставать.

Вошедшая узнала Чуньмэй и, как-то невольно съежилась, опустилась перед ней на колени. Когда Сюээ отвесила четыре земных поклона, Чуньмэй смерила ее пристальным взглядом и позвала жену одного из слуг.

— Прислуге не пристало украшать себя! — заявила она и продолжала. — Сними с нее украшения и верхнюю одежду. Да отведи на кухню. Пусть очаг разводит и рис варит.

Сюээ оставалось только втихомолку роптать на судьбу. Ведь испокон веков одна и та же доска то в потолок идет, а то ложится в пол. Случается и так: был в закромах уборщиком, а стал смотрителем амбаров.

Пришлось Сюээ, понурив голову, расстаться с украшениями и ярким платьем, раз под начало попала. Унылая и печальная пошла она на кухню.

Тому свидетельством стихи:

В Светлую область пожаловал Будай-хэшан,[1671]С посохом, в грубой одежде по свету гуляя…Пусть через тьму превращений проложен твой шаг,Доля при жизни тебе уготована злая.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Глава девяносто первая

Очень скоро годы летят,так вся жизнь стремглав промелькнет.Быстротечна цветенья пора:чуть настала — и тут же уйдет.Прокукует кукушка, грустяна исходе весны, — и молчок!..Горько плачет в холодной росепоздней осенью бедный сверчок.И богатство, и знатность, увы, —язва черная, злая напасть.Что карьера? Что слава? — Мираж —появился и может пропасть.Счастье — это весенний сон,вечный призрак, дурман, вино!Небо нам нельзя обмануть —по заслугам воздаст оно.

Так вот. И Чэнь Цзинцзи узнал однажды, что Лайван вступил в тайную связь с Сунь Сюээ, что, похитив вещи, они бежали, но были задержаны, и Сюээ в конце концов продали с казенных торгов столичному воеводе Чжоу, где ее с утра до вечера ругала и била Чуньмэй. Услыхав эту новость от свахи Сюэ, Цзинцзи решил не упускать случая и послал сваху к Юэнян.

— Чего только не болтает ваш зять Чэнь, матушка! — начала Сюэ. По городу слух пустил, будто жена, — ваша падчерица, стало быть, ему больше не нужна. Тесть, говорит, моего отца обобрал, сундуки и корзины золота, серебра и дорогих вещей присвоил. Я, говорит, жалобу губернатору и ревизору подал. Так, мол, теще и передайте.

У Юэнян и без того все дни не знала покоя. То Сюээ с Лайваном забот прибавили, то сбежал Лайань, а то умерла жена Лайсина Хуэйсю. Только с похоронами управились, как сваха с новостями пришла. Выслушав тетушку Сюэ, Юэнян остолбенела с испугу, а придя в себя, распорядилась взять паланкин и без промедления отправила падчерицу к мужу. Кровать и мебель Симэнь Старшей вместе со всем ее приданным также отнесли к Чэнь Цзинцзи нанятые Дайанем носильщики.

— Это женино приданое, — заявил Цзинцзи. — Пусть она вернет отцово добро — сундуки и корзины с золотом и серебром, которые мы к ним на хранение ставили.

— Какие сундуки и корзины?! — спрашивала тетушка Сюэ. — Теща твоя говорит, что в свое время, когда был жив тесть, они получили от тебя только кровать, мебель и приданое. Никаких корзин и сундуков не было.

Цзинцзи требовал также служанку Юаньсяо, о чем сваха и Дайань доложили Юэнян, но та ему наотрез отказала.

— Юаньсяо раньше у Ли Цзяоэр служила, — пояснила Юэнян. — У меня за сыном некому присматривать. Я ее к Сяогэ приставлю. Мы Чжунцю падчерице купили, пусть ее и возьмет.

Но Цзинцзи от Чжунцю отказался. Пришлось свахе Сюэ ходить из дома в дом.

Наконец появилась мать Цзинцзи, Чжан, и обратилась к Дайаню:

— Пойдешь домой, сынок, матушке своей передавай поклон. Ну зачем она так дорожит этой служанкой! Ведь у нее их много. Не понимаю, какой смысл ее у себя держать, когда она у моей невестки служила, а мой сын с ней жил.

Дайань передал мнение Чжан хозяйке. Юэнян нечего было возразить, и она отпустила Юаньсяо, чем доставила Чэнь Цзинцзи немалую радость.

— Ну что! — воскликнул он. — А все-таки по-моему вышло!

Да,

Пусть ты хитрее и коварней бесов многих,Но вылакаешь то, чем я омою ноги.

Однако оставим их и перенесемся в другое место.