Волкодав - Мария Васильевна Семенова

особыми свойствами и едва ли не святостью. Предание гласило, будто здесь, каждый в своё время, трудились и Горбатый Рудокоп, и Белый Каменотёс. Потому-то всё, что могло на этих площадках случиться, происходило исключительно по манию и под присмотром незримых покровителей рудничного люда.

По крайней мере невольники в это верили свято…

Надсмотрщик Гвалиор неторопливо шагал вдоль длинной вереницы позвякивающих цепями каторжников. Он жил в Самоцветных горах вот уже скоро шесть лет, и рабы хорошо знали его. Всем было известно – он не начнёт без дела орать и размахивать во все стороны кнутом. Оттого, когда он сопровождал невольников с одних выработок на другие, они вели себя смирно и шли, куда он приказывал, не затевая препирательств и ссор. Чтобы в следующий раз к ним не приставили какого-нибудь зверюгу, назначенного Церагатом… Оттого и сам Гвалиор, вместо того чтобы настороженно озираться и держать оружие наготове, просто шёл, думая о приятном. Скоро в очередной раз приедет благородный саккаремец, добродетельный купец Ксоо Тарким. С ним прибудет двоюродный дядя Гвалиора, Харгелл. Он увезёт домой скопившийся заработок и письмо для невесты. А Гвалиор получит ответ девушки на послание, написанное им в прошлом году…

Какой она стала теперь, его Эреза? Наверное, повзрослела, стала полнотелой красавицей. Была ведь совсем девчушкой, когда расставались… Пугливой, голенастой девчушкой…

Гвалиор нахмурился, вздохнул и подумал о заветной фляжке с аметистом на донце, сохраняемой во внутреннем кармане одежды. Правду молвить, письмо, полученное год назад, его не слишком обрадовало. Гвалиор читать умел плохо, он, собственно, кроме этих её писем, ничего и не читал. Зачем ему, он ведь не рудослов, не разметчик и не мастер гранильщиков… Но даже будь он грамотеем из грамотеев, таким, как Шаркут, – легко ли с определённостью рассудить по короткой грамотке, нацарапанной даже не самой девушкой, а с её слов соседом?.. Которому скромная нардарская невеста, конечно, ни за что не доверила бы сокровенного?..

И всё-таки… Он долго не мог понять, что же ему не понравилось в её письме, но потом сообразил. Она обращалась словно бы не к будущему супругу, а к чужому человеку, с которым ей приходится быть милой и вежливой не по душевной склонности, а просто потому, что так принято…

Наверное, Гвалиор вовсе поглупел от рудничного смрада, вот ему и мерещилось. Конечно, она просто отвыкла и немного подзабыла его за все эти годы. А может, даже чуточку побаивается его нынешнего, ждёт и в то же время страшится его возвращения. Она помнит застенчивого и ласкового паренька, а вернётся матёрый мужик, огрубевший, видевший мир, привыкший к дракам и ругани. Как принять его, как заново разглядеть в нём того, кого украдкой целовала когда-то?..

«Здравствуй, Эреза, – в тысячный раз начал он мысленно повторять своё давным-давно приготовленное послание, и по телу безо всякого вина разбежалось тепло. – Мне осталось здесь служить год, самое большее два. Тогда я вернусь вместе с дядей Харгеллом, и мы сыграем нашу свадьбу. Не очень пышную, но перед людьми будет не стыдно…»

Голова длинной цепочки кандальников преодолела последнюю ступеньку довольно крутого хода и выползла в обширный зал. Гвалиор оставил радостные мысли о будущей свадьбе и поспешил вперёд. В этом зале имелась «святая» площадка. А значит, следовало держать ухо востро.

Большая пещера была хорошо освещена. Вернее, здесь горели всё те же масляные светильники, что и повсюду, и не в большем количестве, – просто камень и свисавшие с потолка сталактиты были почти совсем белыми в тех местах, где их не успела покрыть жирная копоть. Поэтому здесь всегда казалось светлее, чем в соседних залах, прогрызенных водой в бурой и почти чёрной породе.

И Гвалиор сразу увидел, что сбылись его худшие ожидания. По краю «святой» площадки прохаживался молодой надсмотрщик, которого Гвалиор очень хорошо знал. Этого парня – тогда ещё мальчишку – привёз на рудник всё тот же торговец рабами, Ксоо Тарким. С тех пор прошло четыре года. Мальчишка стал молодым мужчиной, ловким, широкоплечим. А кроме того, жестоким и очень опасным. Настолько, насколько может быть опасен сын дикого племени, отошедший от порядка жизни, установленного предками. Любимец и выученик Церагата по-прежнему оставался рабом, но среди надсмотрщиков рабов была половина, и свободные не очень-то задирали перед ними носы. Так гласил воистину мудрый закон, существовавший столько же, сколько и сам рудник. Надсмотрщики должны быть заодно. А уж если приспичит выяснять между собой отношения – то как мужчина с мужчиной, а не как хозяин и раб. Так вот, насколько Гвалиору было известно, с этим парнем предпочитали не связываться. По мнению многих, он очень хорошо соответствовал своему родовому прозвищу: Волк.

Как раз когда Гвалиор выбрался по крутым ступенькам из дудки, Волк похлопал себя руками по бёдрам и с широкой ухмылкой обратился к кандальникам:

– Эй, крысоеды! Ну что… это самое… хочет кто-нибудь на свободу?..

Это был ещё один закон, испокон веку чтимый в Самоцветных горах. Иногда надсмотрщиков тянуло развлечься, и тогда кто-нибудь из них предлагал рабам поединок, ведь истинный вкус удовольствию доставляет некоторый оттенок опасности. Вызвавшегося раба расковывали, и он – с голыми руками или с камнем, выхваченным из-под ног – должен был драться против надсмотрщика, вооружённого кнутом и кинжалом, а нередко ещё и в кольчуге. Тем не менее желающий находился всегда, ибо тому, кто побьёт надсмотрщика, обещали свободу. Длился же поединок до смерти. И тот, с кого перед сражением снимали оковы, знал, что больше ему их не носить. Он или выйдет на свободу, или погибнет. До сих пор, как все отлично знали, надсмотрщики побеждали неизменно: таким путём на свободу за всю историю Самоцветных гор не вышел ещё ни один человек. Однако раб для поединка раз за разом отыскивался. Иные думали – кто-то же станет когда-нибудь первым, так почему бы не я? Всё должно с кого-то начаться, так почему не с меня?.. Для других схватка с надсмотрщиком становилась способом самоубийственной мести…

Гвалиор лишь досадливо покачал головой, когда из вереницы, которую он сопровождал, отозвался дрогнувший от волнения голос:

– Найдётся!

Говорил молодой вельх, проведший неполный год под землёй. «А ведь чуял я, что этим всё кончится!..» Вельх, как многие его соплеменники, был отчаянным, горячим и дерзким до безрассудства. Гвалиор не единожды отводил от него гнев других надсмотрщиков, спасая от порки, а может быть, и от смерти. Паренёк, однако, всё же нашёл где свернуть себе шею. Соседи-кандальники невольно от него откачнулись, а он остался стоять гордо и прямо, отделённый ото всех незримой стеной