Царьград. Гексалогия - Андрей Посняков

Сермяшка усмехнулся:

– Так мать, верно, дала. Она не любит непонятного.

– А это что, непонятно?

– Ну да! Люди какие‑то… буквицы…

– Так откуда это у тебя?

– Да басурмане, нехристи… – пастушок, видать, все ж таки решился рассказать – ну а куда ему деваться‑то? – Помнишь, я говорил, они за тобой следить заставляли? Обещали серебришка подбросить – не дали, а это я на их становище у Черного болота нашел. Там и лежало – видать, выронили впопыхах.

– Что же, они ускакали, татары‑то?

– Похоже, что так. Да и слава Богу! – мальчишка перекрестился.

– А место… ну, становище их, показать сможешь?

– Утром на старую поскотину подойди – покажу.

– Старая поскотина… э‑э‑э…

– Да там, у речки, увидишь.

Алексей улыбнулся:

– Договорились, лады.

Ничего интересного на месте становища татарской шайки не обнаружилось, если не считать старого прохудившегося сапога, видать, просто выброшенного, да точильного бруска – сабельку поточить, кинжал – этот, по всему, не выбросили, потеряли. Сермяшка, важно расхаживая кругами, пояснял: вон, к этому дереву лошадей привязывали… и вон к тому. Тут – где лапник накидан – спали. Кострища нигде не видать – огня не разводили, таились по‑звериному, нехристи!

При этих словах пастушонок презрительно сплюнул и кивнул на корневища старой сосны:

– Вон, кровь да перья – рябчика подстрелили, тут их много. Сожрали, верно, сырым!

Рябчика подстрелили… Подстрелили.

– Слышь, Сермяшка… А ты тут стрел случайно не находил?

– Не‑а, – парнишка помотал головой и неожиданно улыбнулся. – Уж эти нехристи стрел не оставят – все подберут!

– А на болоте? – не отставал Алексей. – Пошли, сходим – ты ж ведь короткую дорожку знаешь!

Сермяшка пожал плечами:

– Ну, сходим, коль хочешь. Поищем. Обожди только – нетеля привяжу, а то ведь, кочевряжина этакая, снова в овраг забьется, потом, поди, вызволи!

Солнце взошло уже, обманчиво яркое, однако уже почти не греющее. Да и то ладно – не дождь – с солнышком‑то все веселее. Растущие вокруг болота кустарники и деревья уже почти потеряли листву, и стояли теперь неприглядно голые, унылые, пустые, лишь красные кисти рябин выделялись на этом безрадостном фоне яркими сверкающими мазками, рябина да еще вот – солнце. Да – и голубое бездонное небо с белыми шапками облаков.

Стрелы Сермяшка нашел первым – целых две, одну обломанную, другую – целую. Алексей пристально осмотрел находки и сам себе кивнул – они. Те! Точно такие же, какой и был убит подросток там, в далеком будущем, на Черном болоте.

– Вижу – знакомые стрелицы?!

– Да уж… Ну, и глаз у тебя, Сермяшка! Я б без тебя ни одной стрелы не нашел.

Парнишка от похвалы зарделся, опустил ресницы… пушистые, как у матери… у Василисы… И глаза у него такие же – васильковые.

Поморгал да тихо молвил, потупившись. Вроде бы хвастал:

– Я тут много чего на болотине находил… раньше‑то.

– А что именно?

– Да всякое… непонятное… мать потом выкинула или сожгла. Говорит – не наше это, будто я сам не знаю, что не наше. А она не знает – чувствует! Нет, ведьмой ее зря называют, она хорошая… добрая…

Протопроедр улыбнулся:

– Что, не таскают ее сейчас церковные?

– Не, не таскают, – весело откликнулся мальчик. – Наоборот, все ее теперь уважают – сам отче Варфоломей, владыко, к нам заезжал, не побрезговал. Обещал меня зимой в обители грамоте поучить. Не самолично, конечно, – Сермяшка смешно прищурился. – Но все‑таки… Грамотеи ведь много где нужны, так?

– Так, – Алексей со смехом потрепал парнишку по волосам. – Учись, учись, парень. Так ты про находки‑то не дохвастал… что за вещи‑то?

– Да не хвастал я, – пастушонок отозвался как‑то обиженно. – Вот, ей‑богу, не хвастал! А не верит никто… и ты не поверишь. Один раз суму нашел… такую… углами…

Чемодан – догадался протопроедр.

– Пустой оказалась… Другой раз – не поверишь! – книжицу. Листы – тонкие‑тонкие, и картины есть – а на картинах тех люди неведомые, города…

Алексей покачал головой – значит, просачивается сюда кое‑что из другого мира, из будущего. Что ж – почему бы и нет?

Они с Сермяшкой явились в село уже после полудня – в церкви уже звонили к вечерне.

– Эй, эй, Алексий! – углядев путников, сверху, с холма, побежал навстречу Онфимко.

Вприпрыжку бежал, шибко, остановиться вовремя не сумел, едва Сермяшку не опрокинул. Тот обиделся:

– Вот как дам сейчас! Скаженный!

– Дядько Алексий… дядько Алексий… – Онфимко все никак не мог отдышаться, и Алексей тихонько стукнул его по спине:

– Да не блажи ты, говори толком!

– Так я и говорю… Епифан Кузьмич послал, сказывал – пономарь наш в город ездил, вот, вернулся… Ты про купцов заморских спрашивал, в татарские земли да валашские…

– Ну‑ну! – насторожился протопроедр.

– Так вот – едут. В пятницу, утречком, уезжают. Через Литву в валашский Белгород…

– В Белгород?! – еще не веря своему везению, быстро переспросил Алексей. – В валашский Белгород?

– Ну да, вроде так и сказывали…

– И им, значит, умелые воины нужны?

– А кому не нужны? Нужны, всяко.

В валашский Белгород! Молодой человек замычал от радости – это ж в Молдавии, на Черном море… ну там рядом…

Ах, здорово, черт побери, здорово!

– В пятницу, ты говоришь, едут?

– Да, так, в пятницу! Епифан сказал, что ты просил, если…

– Ай, славно, ай, здорово… В пятницу, значит… в пятницу…

Лишь не гляди на то, что есть, смотри на то, что будет…

Михаил Глинка.

Тюремные стихи

…ах, славно!

С купцами Алексею повезло – добрался до молдавского Белгорода безо всяких приключений, да и дальше, до Константинополя доплыл на рыбацкой фелюке, не убоявшейся осенних штормов, впрочем – зимних уже, уже начинался декабрь, последний год старого 1454 года. Что принесет новый, 1455‑й? Нового султана Селима, новый штурм, новое имя – Стамбул? Не дай бог! Алексей делал все, чтобы ничего этого не случилось.

Сразу, едва сойдя на берег в бухте Золотой Рог, Алексей заглянул в родное учреждение… где к его появлению отнеслись без особого удивления. Первые замы – близнецы Лука и Леонтий, конечно, обрадовались, но никак не делали вид, будто бы их начальник возвратился из какой‑нибудь там страны мертвых – привыкли уже к его частым и необъяснимым отлучкам, привыкли.

– Честно сказать, мы тебя раньше зимы и не ждали! Дома‑то был, господин протопроедр?

Алексей усмехнулся:

– Не до того… Помыться бы, переодеться… Кстати, и за жалованьем съездить. Как там старина Филимон, жив еще?

– Недавно заезжал, как же, – кивнул Леонтий. – О тебе справлялся – мы ответили, как всегда: на задании. Он лишь головой мотнул да велел, как явишься, сразу к нему.

– Вот‑вот, к нему я и собираюсь. Лука, кажется, у тебя в доме когда‑то имелась ванна…

– Целый бассейн, господин протопроедр! Только, увы, во дворе.

Алексей громко расхохотался, хлопнув давнего приятеля по плечу:

– Вот и хорошо, что во дворе! По крайней мере, не жарко.

Да уж, не жарко. На улице, по всем прикидкам, было градусов десять‑пятнадцать, естественно, выше нуля – жуткий, конечно, холод. Да и вода в бассейне Луки оказалась примерно такой же… Ничего! Пару раз нырнув, Алексей, завернувшись в покрывало, вбежал в дом, выхлестал бокал подогретого красного вина, поданный гостеприимной супругой своего подчиненного, потом отдался в руки специально приглашенного цирюльника, привел в порядок уже успевшую отрасти шевелюру, подстриг бородку, еще выпил, на этот раз – на пару с Лукою, после чего хитро прищурился:

– Ну? Найдется у вас красивое венецианское платье?

– Венецианское? – молодые супруги озадаченно переглянулись. – М‑м‑м…

– Хотя… не обязательно венецианское, сойдет и бургундское…

Лица супругов вытянулись еще больше.

– На худой конец – и наше, только приличное.

– У нас все приличное, господин протопроедр.

– Да верю, верю… шучу. Сойдет и любое. Только побыстрее, старик Филимон, верно, уже закончил на сегодня прием… Но меня примет, примет! Лука, не надо меня сопровождать, займись пока текущими делами. Кстати, что там с Родинкой?

– Есть кое‑что. Так, по мелочи.

– После доложишь в подробностях, сейчас же – в путь, в путь!

Дорога от площади Быка, возле которой, на тихой, усаженной каштанами улочке располагался двухэтажный особнячок Луки, до обиталища господина императорского советника протовестиария Филимона Гротаса – прямо напротив старого дворца базилевса – не заняло много времени. Двадцать минут – и протопроедр, вымытый, надушенный и побритый – без особого благоговения входил в приемную начальства. Все ж таки старик Гротас был его давним покровителем и, можно сказать, другом. Когда‑то начинали вместе, точнее, начинал‑то Алексей, Гротас и тогда уже был настоящим сыскным волком. Теперь вот возросли в чинах. И ведь не зря, не зря – трудились не покладая рук, расчищали «авгиевы конюшни» хитроумного и коварного царьградского преступного мира. И не только преступного… Со шпионами тоже боролись и весьма успешно.