Гайдзин - Джеймс Клавелл

— Ай-й-й-йа-ха!

— Если ты говорить, А Со, тайтай будет… — Анжелика в ярости вонзила свои острые ногти ей в лицо в миллиметре от глаз и оставила их там. — Тайтай делать вот так! Понятно?

— Понятна! Сик'лет, тайтай! — Перепуганная женщина простонала что-то по-кантонски и сжала пальцами губы, изображая скрепу. — А Со нет рассказать понятна!

Обуздав свою ярость, хотя сердце продолжало бешено колотиться в груди, Анжелика подтолкнула женщину к постели и снова забралась в неё. Повелительным жестом она указала на чашку.

— Дью не ло мо! Налей мне кофе!

Переполненная почтением и подлинным страхом, А Со налила кофе, протянула ей чашку и, смиренно сложив руки, встала рядом.

— Не болтать, убери всю постель, простыни, чистые. Секрет!

— Понятна тайтай, нет болтать, сик'лет, понятна.

— Не болтать! Или… — Её ногти полоснули воздух. — Мыться!

А Со заторопилась прочь, чтобы принести горячей воды, но прежде всего, чтобы шепотом передать новость Чену, который закатит глаза к небу и скажет «ай-й-йа, что теперь сделает тайтай Тесс», и припустит со всех ног, чтобы отправить это известие с самым быстрым кораблем светлейшему компрадору Чену, который приказал им немедленно уведомить его, невзирая на затраты.

Кофе был восхитителен. Он успокоил её желудок и состояние духа и прогнал легкое ощущение опухлости. Одной из самых больших, истинных радостей для Анжелики в этом мире был утренний кофе, особенно с воздушными булочками и в компании с Колеттой на Елисейских Полях, в одном из уличных кафе, читая последний «Придворный циркуляр» и наблюдая, как весь свет неспешно прогуливается мимо.

Сначала церковь. Я притворюсь, что пока ещё ничего не произошло — А Со не проболтается, она не посмеет. Кому рассказать первому? Хоугу? Андре? Эдварду? Мистеру Скаю?

Она уже беседовала с Небесным Нашим Скаем. Его совет сводился к тому, что у них не было иного выбора, кроме как ждать: смотреть, что будет делать Хоуг, и после этого, что предпримет Тесс. Письмо, полученное им от Тесс, было коротким: «Дорогой мистер Скай, я знаю, что мой сын прибегал к вашим услугам. Отступитесь и воздержитесь впредь от участия в наших делах, моего сына и моих. Ничего хорошего из этого не выйдет».

— Интересный выбор слов, — прокомментировал он.

— У вас такой испуганный тон, словно мы уже проиграли.

— Вовсе нет, Анжелика. Нашей единственной позицией сейчас может быть ожидание. Инициатива в её руках.

— Со следующей почтой я хочу написать стряпчим компании Струана и запросить отчет и опись наследства, оставленного моим мужем. — Эту идею подсказал ей Андре, который был сторонником немедленного открытия наступательных действий.

— Могу только приветствовать, если вы хотите угодить в её ловушку.

— Что?

— Единственный образ, которого вы должны придерживаться, это убитая горем, незаслуженно притесняемая вдова, совсем ещё дитя, которую склонил к раннему браку мужчина с сильной волей, а не обедневшая алчная вдова богатого мужа, распутного юноши, не достигшего ещё совершеннолетия, который пошел против желания своей матери и взял в жены юную леди без средств из семьи, имеющей сомнительную репутацию, — пожалуйста, не сердитесь, я говорю лишь то, что, может быть и вероятно, будет сказано. Вы должны выжидать, дорогая леди, делая вид, будто надеетесь, что Тесс отнесется к вам по-человечески. Если бы его ребенок был… э… если вы ждете его ребенка, это было бы большим подспорьем.

— А если нет?

— Давайте поговорим об этом, когда это произойдет, я хочу сказать, когда не произойдет. Времени на раздумье доста…

— Времени у меня не так много. У меня кончатся деньги.

— Наберитесь терпения…

Mon Dieu, терпение! Мужчины и это их терпение.

Теперь, когда у Анжелики не было ни малейших сомнений, что она не носит ребенка Малкольма, она отложила в сторону все планы, которые выстраивала на случай, если дитя родится, и сосредоточилась на втором варианте.

Немедленное и широкое наступление на эту женщину? Нет, это будет позже, здесь мистер Скай прав. Сначала мне необходимо выяснить, что она намерена делать. Для этого я должна рассказать все Хоугу или Бебкотту. Хоуг привез мне её послание, посему это должен быть он. Совсем необязательно позволять им лапать меня, что тому, что другому. Я и так могу все им сказать. Сделать это сейчас или позже? Стоит ли сначала советоваться с Андре или с Эдвардом? Не думаю.

Без ребенка, за которым нужно ухаживать, за чьи интересы нужно бороться, жизнь моя становится проще, шансы на повторный брак — выше. Что бы ни случилось, я, как и всякая другая девушка, должна иметь защитника, подходящего мужа или, со временем, хоть какого-нибудь мужа.

Что же до моих перспектив: у меня нет достаточно денег, чтобы вернуться в Париж и обосноваться там. У меня вообще нет никаких перспектив, кроме как договориться с компанией Струана — нет, не с компанией, с этой женщиной. Даже виды на Эдварда зависят от этого. Особенно на Эдварда. Без удачного исхода для меня и без её благожелательного отношения к предложенной им сделке его матримониальные интересы растают как дым. Это справедливо, потому что мои растают ещё быстрее. Он влюблен в меня, я в него — нет, хотя он мне очень нравится, но без взаимной материальной обеспеченности этот союз лишен всякой логики.

Какая бы мысль ни возникала у меня, я всегда возвращаюсь к этой женщине, подумала Анжелика, весьма довольная тем, как работает её разум, с холодной последовательностью, без терзаний и тревог, просто охватывает и рассматривает один за другим все аспекты, как и должна поступать разумная женщина.

Я смогу протянуть ещё месяц, от силы два, если не стану давать денег Андре. Расписки у меня скоро кончатся, Альберт в любой день может получить распоряжение отказать мне в кредите и вышвырнуть меня на улицу. Я почти могу читать её злобные мысли. Ладно, я смогу переехать во французскую миссию. Но они не станут кормить меня очень долго.

Сэр Уильям? У него нет никаких причин делать больше того, что он уже сделал. Андре единственный недосягаемый для неё человек, который может помочь. Очнись, Анжелика, это не так! Когда Андре увидит, что денежный источник иссякает или уже иссяк, невозможно предугадать, что он натворит с отчаяния. Он может продать Тесс ту ужасную бумагу, он может предоставить ей доказательства… прошлого. Он циник, достаточно бессердечный или достаточно умный, чтобы сохранить доказательства того, что я заплатила за лекарство потерянными серьгами. Его устроит гораздо меньшая сумма, чем меня. Но все равно, здесь он единственный человек, в котором достаточно зла, чтобы сразиться с ней. Эдвард пойдет против неё, но лишь до определенной черты. Он не откажется от компании «Ротвелл-Горнт».