Черная Принцесса: История Розы. Часть 1 - AnaVi

всегда тянется к подобному. Впоследствии же именно они — уже притянут таких же глыб и лица-кирпичи людей и не к себе, оттолкнув, наоборот, важных и нужных, значимых и значительных… Свою же мотивацию на новый день… после глубокой и непроглядной ночи! Оттолкнув белую полосу… после долгой и широкой, бесконечной черной. И нет, конечно, нет, я не хочу сказать, что мы, таким образом, близки к депрессии и к выходу из окна… были или… есть… но… можем же, верно: если выберем не тот путь и продолжим его сами! Ну, а чтобы этого не происходило и не произошло, нужно всего лишь… уметь радоваться жизни и включать своего ребенка, давая тем самым ему… как и себе… возможность полюбить этот мир — как он любит нас: в ответ и взаимно! Улыбнувшись всем с утра… Улыбнувшись солнцу и миру… Всем мирам! Вселенной… И улыбаясь же еще так же — в течение всего дня… Вечера… А там и ночи! Не так ведь сложно… хотя бы попробовать, правда? Да и не столько важно количество — сколько качество!

И да, не спорю, начинать всегда и в любом же деле — трудно, сложно и практически… просто невозможно иногда! Но ведь и главное — помнить, что мы ничего не по- и теряем. Ни-че-го и ни-ко-го! Если будем уделять себе хотя бы и по минутке времени в день… Затем — по две. И, возможно, постепенно — дойдем и до часа… А там и не заметим, как мир окрасится в совершенно иные цвета… Да и в принципе же: цвета! И останется таким… нав-сег-да! И без вмешательств каких бы то ни было суррогатов искусственного, а и тем более химического происхождения… Можно же кайфовать от жизни и… в самой жизни! Весь смысл же и весь кайф — в ней самой! Да и тем более — никогда не поздно… не говоря уж и за рано… начать… в принципе… и позволить же себе быть счастливыми! Только — позвольте! Вот прям — здесь и сейчас! Позвольте открыть себе глаза и открыть их… ребенку, а за ним уже и открыть себя… ведь он обязательно ответит вам взаимностью…

****

— Сила девчонок! — Выкрикнула весело Аполлинария, одетая в черный потертый джинсовый комбинезон поверх белой футболки с мелкими голубыми васильками, и захлопала в ладоши, наконец остановившись, после того как еще и несколько раз подпрыгнула на месте, выбросив руки вверх, сбив между делом еще и столько же раз надетую на голову черную и в цвет же футболки тканевую резинку-ободок, тут же ее затем вновь оправляя, так и стараясь же еще при этом если не смазать свой светлый блеск на губах и того же цвета перламутровые тени в окантовке черной туши на ресницах, то не размазать все это окончательно, что не помешало ей, конечно, замазать свои овальные ногти с черным французским маникюром на концах в этот раз, но лицо же было куда важнее рук, тем более что вторые можно было легко помыть и отмыть, как и с головы же лишнее смахнуть, а можно и оставить, в конце концов, отсутствие лишней жирноты кожи, а там и самих же волос никому еще не вредило, а вот первое пришлось бы перекрасить полностью, тратя еще столько же, а может, даже и больше времени и уже точно — даром.

С чем была и как никогда же согласна и ее подруга по несчастью, с коей она как раз таки и хлопала сейчас в такт, Карина, выбравшая для себя и в противовес же ей красную матовую помаду и темно-бордовый карандаш для век, распределившийся тонким слоем и контуром на них у самых же черных затушеванных ресниц, коричневые перламутровые тени и им же в тон яркий лак для своих же миндалевидных ногтей, почти идеально подобрав же все это и под свою же свободную красную длинную кофту с белыми большими цветами и красные укороченные классические штаны, но уже и с черными цветами поменьше, что, поймав утренний развеселый вайб блондинки, все еще продолжала подпрыгивать, так еще и кружиться на месте, затягивая и ту время от времени в свой незамысловатый танец по застланной тонким слоем муки кухне, пребывая тем временем и сама в не меньшем раздрае.

Ведь и если сказать, что предложение их помощи Софии в готовке завтрака на всех было лишь предлогом к небольшой разрухе кухни, это ничего не сказать, буквально, потому что после действительно «небольшой разрухи» помещение не может выглядеть так, как будто после пожара, так еще и коий затушили не пеной и не сухим порошком, а именно же белой мукой, ведь она была везде: на каждом сантиметре, а там и миллиметре и словно же не только снаружи, но еще и внутри. А где ее не было? Разве что в местах разводов от голых же рук и ног, следов от них, оставленных при соприкосновении со всеми возможными и не поверхностями вокруг: были ли те на момент в зоне доступа, досягаемости их или нет — были помечены все. Конечно, надо же было не только раскидать, но еще и потоптаться, наследить по всему, всем и всюду, как зимой же и по только-только выпавшему, но не тронутому еще никем с самого раннего утра снегу: тронуть им было просто надо, тронуть и все, ну и чтоб остальные при- и тронулись. А и главным же образом — сама София, что так и продолжала, занималась той самой готовкой и без предложенной же ранее к ней помощи, пока и те же самые все две помощницы от слова «худо», ведь и именно так все видели и видят, делали свое дело — помогали как могли: с приставкой «не» естественно и по-своему же совершенно. Да и ничего страшного, ведь и она сама же раньше и до конца не уточнила — какого именно рода и вида будет нужна ей их и та самая помощь в готовке: понятие же растяжимое. А и тем более — когда ложится на плечи шатенки и блондинки под недокураторством брюнетки! И прям же почти как в анекдоте с лампочкой, только еще и про нации и расы и где самой лампочки под рукой не оказалась, вкручивать никуда и ничего не надо было, а вот чтобы устроить импровизированный хаос и личный маленький ад на кухне — светловолосой понадобилась всего ничего: лишь одна подруга шатенка, которая забежала перед университетом позавтракать вместе со всеми, а перед