Он+Она - Мишель Уоррен

- Да, это осознанное изменение имени. Это не бред, - уверяю её.

- Отлично, отложим вопрос с именем до завтра. Сейчас я проведу быстрый опрос, чтобы понять, что произошло с вами с того момента, как мы встречались последний раз, - она смотрит в папку, - две недели назад. - Откладывает её в сторону и кладёт руки на стол. - Ши, я не собираюсь ходить вокруг да около. У нас с вами длинная история, и вам известны методы моей работы. Вы будете проходить здесь десятидневный период наблюдения. По данным полицейского отчёта несколько свидетелей видели вас в Калифорнии. У них создалось впечатление, что у вас были попытки суицида, и вы хотели спрыгнуть вниз со смотровой площадки на скале.

- Вы знаете, что это просто смешно, - я закатываю глаза.

За шесть месяцев, прошедших после аварии, я видела множество докторов, готовых поставить мне любой диагноз. Туда входила шизофрения, паранойя, шизоаффективное расстройство и даже маниакально-депрессивный психоз. По правде говоря, мои симптомы не подходили ни под один недуг. Даже близко.

Когда я встретилась с доктором Ливи, она применила абсолютно другой подход. Она была первой, кто потратил на меня своё драгоценное время, чтобы понять всю сложность и уникальность моего состояния и объяснить, что психическое заболевание не всегда только чёрное или белое. Моё расстройство задерживается в серых уголках сознания, что не может быть полностью объяснено статьями учебников.

Таким образом, на данный момент она не дала какого-то точного названия моей болезни. По её словам, в медицинской практике пока не зарегистрировано ни одного случая полностью похожего на мой. Единственное, что мы знаем наверняка - галлюцинации цикличны. Когда у меня случается приступ, моя реальность может сильно отклоняться от того, что происходит на самом деле. Моё восприятие скорее похоже на картину Сальвадора Дали со стекающими часами и странными пейзажами из постоянно меняющихся предметов, которые подстраиваются под мои нужды на уровне подсознания и которые мучают или спасают меня, когда я этого хочу. Но при всём при этом, у меня никогда не было мыслей о самоубийстве.

- Да, это меня не беспокоит, - признаёт доктор Ливи. - Даже в самые плохие дни у тебя ни разу не отмечалось суицидальных наклонностей. Тем не менее, объясни, пожалуйста, что ты делала там?

Окидываю взглядом комнату, подбирая правильные слова. Вот уже несколько дней меня пичкают различными лекарствами, поэтому сейчас я способна отличить реальность от фантазий. В основном. Хотя мой мозг и функционирует сквозь привычный туман, вызванный розовыми таблетками.

- Ну? - она откидывается на стул и скрещивает руки.

- Понимаете ли. Всё так же как раньше, - пожимаю плечами. Когда я вспоминаю предыдущие приступы, мне становится стыдно о них рассказывать. Их удавалось держать под контролем только благодаря регулярному приёму розовых таблеток, от которых я отказалась в Калифорнии, исключением были лишь те случаи, когда он вновь объявлялся в моей жизни.

- Люк? - спрашивает она.

Киваю головой в знак согласия, но не осмеливаюсь посмотреть ей в глаза.

- Хорошо, давайте перейдём к тому, что действительно является правдой на данный момент. Продолжайте!

Тяжело вздыхаю и закатываю глаза. Если бы мне давали сувенирный цент каждый раз, когда я должна была «вернуться к реальности» за последние несколько месяцев, как называет это доктор Ливи, то у меня было бы их несколько сотен, вполне достаточное количество, чтобы наполнить ящик из-под сигар.

- Сегодня меня зовут Ши. Это осознанный выбор, - напоминаю ей. - Я нахожусь здесь, потому что около двух лет назад мы с моим женихом Бреном были на свидании в Иннер Харборе в Балтиморе, когда женщина за рулём автомобиля вылетела на Пратт Стрит и сбила нас.

Моя переносица начинает гореть, гореть холодным огнём, как это обычно происходит, когда я вспоминаю эту часть истории. Брен. Я чуть ли не плачу, когда вспоминаю о нём, мой голос дрожит, когда пытаюсь продолжить рассказ.

- Мы с Бреном получили тяжёлые травмы, - голос практически срывается на визг. Молчу, чтобы собраться с мыслями, чувствуя каждый шрам на теле, который отдаётся болью с той ночи. - Он умер, а я выжила.

- Не упускайте подробности. Это важно, - она постукивает пальцем по деревянной поверхности стола.

Вздыхаю. Я делала это много раз во время наших встреч, так как всё то, что мы обсуждаем, заставляет меня снова и снова переживать всю эту боль, откалывая маленькие кусочки души.

- Я получила серьёзную травму головы, и с тех пор страдаю от синдрома посттравматического стресса, который, в свою очередь, провоцирует галлюцинации.

- Всё правильно, тогда кто такой Люк?

- Люк - это иллюзия. Способ решения проблем, изобретение от паранойи, - я употребляю те термины, которые она использовала ранее, и вытираю рукой влажные щёки. - Я придумала его, так как не могла поверить, что Брен когда-либо сможет меня покинуть, даже умерев. В своей голове я создала выдуманного брата, с которым изменяла ему. Таким образом, получается, что это я сама бросила Брена.

В первый год работы с доктором Ливи я не умела отличать реальность от фантазий. Люк был настоящим, а Брен живым. И как только кто-то пытался доказать обратное, я раздражалась, становилась агрессивной, защищая свою правду до тех пор, пока не заканчивались ресурсы моего тела, разума, голоса и терпения окружающих. И только несколько месяцев назад у меня начали появляться моменты просветления. В такие моменты доктор Ливи показывала мне кипы документов, среди которых было свидетельство о смерти и протоколы нескольких встреч с семьёй Брена. Всё это было для того, чтобы я в конце концов могла сложить вместе кусочки пазла, которые потерялись или деформировались в моём сознании.

Она полагает, что я никак не могла правильно осознать смерть Брена, пока в течение полутора лет лечила в больнице своё тело и разум. Я не присутствовала на похоронах и поэтому не видела своими глазами, что он действительно умер. И даже когда я всё-таки осознала, что Брена уже нет, Люк так и остался постоянным раздражителем. Паршивый сувенир из неудачной поездки. Я даже верила в то, что именно он послужил причиной всех моих шрамов. Я до сих пор иногда так считаю.

Но разница в том, что сейчас я быстрее осознаю, что впала в размытое психотическое состояние. Это улучшение доктор Ливи связывает с новым экспериментальным лекарством, которое я принимаю. Всё шло так хорошо, что я даже порвала отношения с Люком и ушла от него в моих галлюцинациях, однако паранойя по отношению к нему усилилась, так как Люк всё время боролся за меня, пытаясь вернуть. Так было до того момента, пока я не столкнула его со скалы несколько дней назад.

- Вы видели Люка после вашего возвращения?

- Нет, - я вжимаюсь в стул.

Доктор Ливи наклоняется вперёд и начинает рыться в папке, затем достаёт листок бумаги, который внимательно просматривает.

- Как насчёт того человека, которого вы звали в больнице в Калифорнии? Некто по имени Хью, как здесь говорится.

Даже принимая лекарства, я всё ещё верю, что Хью был настоящим. Я, словно киноленту, постоянно прокручиваю в голове все события с ним: необычное знакомство, игра в придуманные имена, путешествие по любимым местам Сан-Франциско, поездка в Напу, катание на велосипедах по виноградникам, переодевания и то, как он обожал меня в тот день и в ту ночь, когда мы занимались любовью на празднике и в нашем номере. Это были всего лишь события. А как насчёт чувств и всего, что с ними связано? Похоть, счастье, комфорт, доверие, все те шутки и смех, которые были у нас? Нет. Нет! Я ни на секунду не могу поверить, что выдумала всё это. Ладони сжимают ручки стула в тот момент, когда я борюсь со своим замешательством.

Хью был сложным и объёмным, в то время как Люк всегда был плоским. Он состоял из фрагментов старой истории, которую я умудрилась разложить в голове и заставить идти так, как нужно мне. Возможно, я придумала Люка, чтобы излечить разум после смерти Брена, однако Хью был тем, кто спас меня и вылечил моё сердце. Он дал мне мужество победить Люка и, наконец, освободиться от него. Я знаю, что теперь Люк ушёл, и это хорошо. Проблема заключается в том, что если я расскажу всё это доктору Ливи, она скажет, что Хью ещё один вымышленный спутник, которого я придумала, чтобы освободиться от Люка, некая иллюзия бойфренда.

Каждое мгновение, которое я провела с Хью, кажется таким реальным. И хотя эта информация является неоспоримой для меня, всё равно опасно ей делиться. Пока у меня нет никаких доказательств его существования, кто мне поверит? Именно так я думала про Люка в самом начале. Болезнь убедила меня, что это заблуждение является абсолютной правдой. А что если это как раз тот случай?

Стараюсь разобрать это в перипетиях своего вяло соображающего сознания, но всё ещё путаюсь в мыслях, так как осталось несколько вопросов без ответа. Каким образом Хью и Люк всегда умудрялись отыскать меня в Сан-Франциско? И если он всё-таки настоящий, то почему оставил меня как раз в тот момент, когда я больше всего в нём нуждалась? Я напугала его? Понимаю, что могла, но тогда куда он пошёл? Когда я упала в обморок после убийства Люка, я ударилась об камень и сильно рассекла голову. Он не мог просто оставить меня там, истекающую кровью. В полицейском отчёте нет никаких записей о нём или о каком-либо другом мужчине. Я это знаю, так как просила прочитать его. Как мог человек, который был со мной на протяжении нескольких дней, терпел мои истерики и не имел ни чего против вымышленных имён, сбежать тогда, когда он мне так сильно необходим?