Иуды и простаки - Владимир Бушин

Но теперь Млечин совершил бросок от криминальщины к истории и политике. И тут уже накатал столько! И какие книги! О чем только в них ни поведал нам, и с каким проворством… Ельцин еще только отвалился, Путин еще только появился, а у Млечина уже готова радостная книженция почти в 600 страниц «От Ельцина к Путину» (М., 2000). Еще не улеглась пыль от рухнувшего торгового центра в Нью-Йорке, а книжные магазины уже ломились от его ученого исследования «Кто взорвал Америку?». Отменные книжечки выскакивали из-под млечинского пера и после! Вот, допустим, фолиантик «МИД. Министры иностранных дел». Всех описал, от Троцкого до Игоря Иванова. А их было, поди, десятка полтора, если считать и трехнедельного министра Бориса Панкина. И тут же — «Председатели КГБ». Тоже всех 23-х, от Дзержинского и Менжинского до Путина и Патрушева, изобразил суровой рембрандтовской кистью. Ещё — «Русская армия от Троцкого до Сталина», «Моссад. Тайная война», «Евгений Примаков. История одной карьеры», «Смерть Сталина»…

А совсем недавно — «Сталин и его маршалы». И на этот раз начал ab ovo — с Ворошилова и Будённого… А какие у него объёмы! 450–500–650–700 страниц. Последняя из названных — аж 800 и весит фунта четыре. Трудно и страшно в руки взять… Все человек охватил своим крупногабаритным умом, во все проник пронзительным взглядом асмодея. Закажи ему книгу «МУР. 1918–2004. Начальники» — напишет. Предложи тему с предоплатой «Сандуны. 1893–2004. Директора» — сочинит. Намекни, что хорошо бы издать книжечку «Ваганьковское кладбище. XVIII–XXI века. Обитатели и посетители» — через три недели предъявит рукопись. Всё может! Всё!..

Я думаю, что нет никакой нужды читать и разбирать хотя бы несколько сочинений Л. Млечина, чтобы стало ясно, какого пошиба сей творец. По-моему, достаточно приглядеться к какому-то одному его сочинению. Вот и полистаем что полегче — то, в котором хотя бы не 800 страниц, а лишь 400, — «Смерть Сталина» (М., Центрполиграф. 2003).

В аннотации сказано, что особенность этой книги в сочетании «оригинального замысла» и «пугающей правдивости». И это можно сказать обо всех его книгах с одним уточнением: они оригинальны не только по замыслу, но и по выполнению, причём — порой оригинальны до полоумия. И конечно, все они действительно пугают читателя, жутко пугают.

И книга «Смерть» поражает воображение прежде всего густейшей концентрацией оригинальности, нередко граничащей с припадками эпилепсии, причём — в богатейшем ассортименте.

Предваряя одно из своих сочинений, Млечин сердечно поблагодарил тех, кто помогал ему: профессоров В. Наумова и В. Некрасова (как обладателей «уникальных познаний»), историков А. Кокурина и Н. Петрова (надо думать, тоже уникальных эрудитов), коллег по телевидению, которые, говорит, «вдохновляли и поддерживали меня, и мою маму — Млечину Ирину Владимировну», литературоведа, переводчика, доктора филологических наук, члена Союза писателей, «взявшую на себя труд стать моим первым читателем…». Бедная мама! Ведь ей уже семьдесят… Какая у неё пенсия? Я бы на её месте потребовал надбавки за вредность.

Упоминаю об этой сердечной благодарности из того соображения, что, возможно, какая-то доля оригинальности, коей перенасыщены сочинения Млечина, принадлежит не ему лично, а этим уникальным профессорам, замечательным коллегам-вдохновителям и родной матушке автора.

Так вот, говорю, оригинальность замысла и исполнения на страницах книги «Смерть» представлена в роскошнейшем ассортименте — географическая, биографическая и хронологическая, историческая и политическая, литературная и амурная… Не знаешь, с чего и начать. Что ж, с географического и начнём.

Из книги в книгу Млечин твердит, например, что город Саров находится в Мордовии. Оригинально. Однако же с чего взял? Уникальный профессор Наумов сообщил по секрету? Может, и Серафим Саровский был мордвином? Видимо, профессор путает Саров со столицей Мордовской Республики Саранском. В Другой раз сочинитель уверяет, что в 1939 году после разгрома Польши немецкие войска с нашего постыдного разрешения направились к своей западной границе через советскую территорию. Ещё более оригинально! Это профессор Некрасов подсказал? Но — как это? Объяснил бы, где такая территория? Может, немцы через Владивосток топали? В третий раз… Стоп! Так мы можем в географии и завязнуть. Интересней теперь пойти по другой тропке, допустим, по биографической.

Вот читаем: «У Светланы Сталиной весной 1944 года появился новый муж, Григорий Морозов, который не нравился вождю, потому что еврей». Тут наверняка надоумила мама. И это опять — из книги в книгу. Ну, не моё дело считать мужей известной дамы, но всё же могу сообщить крутолобому исследователю, его советникам и родственникам: еврей Морозов был не новым, а первым мужем дочери Сталина. И союзу их отец не препятствовал, более того, как пишет она в книге «Двадцать писем к другу», «он дал мне согласие на этот брак» (с. 174). А не нравился ловкий зятек тестю вот почему: «Слишком он расчётлив, твой молодой человек, — говорил Сталин дочери. — На фронте ведь страшно, там стреляют, а он в тылу окопался…» (с. 175). Да, Сталин не пожелал встретиться с зятьком-тыловичком. И тут не трудно понять Сталина не только как Верховного Главнокомандующего, но и просто как старого человека, один сын которого с первых дней был на фронте и попал в плен, где его ждала только смерть, а второй сын и приёмный воевали и сейчас. И вот ему созерцать физию этого шкурника, сделавшегося его родственником?.. Но при всем этом к родившемуся внуку дед «относился с нежностью» (с. 177). Как, впрочем, и к другому внуку, сыну Якова и его жены, тоже еврейки.

Млечин пытается вызвать наше сочувствие к полюбившемуся ему персонажу, улизнувшему от армии: «Когда Светлана и Григорий разошлись, ему запретили видеться с сыном. Он зарабатывал на жизнь, публикуя статьи под чужими фамилиями. Когда Светлана в восьмидесятых годах вернулась в Советский Союз, Морозов помогал ей. Евгений Примаков, друживший с Морозовым, полагает, что Светлана рассчитывала на возобновление отношений». На седьмом десятке! Оригинально… Однако все эти биографические сведения еще более сомнительны, чем уже известные нам географические, и, как говорится, проверке не поддаются.

Гораздо большее тревоги за свою дочь Сталину причинил в 42-м году другой еврей, киносценарист Алексей Каплер. Этому, по выражению Э. Радзинского, тертому бабнику тоже надлежало по возрасту быть на фронте, а он завел шашни с дочерью вождя, которая была ещё школьницей в белом фартучке, годилась и ему в дочери. Многоопытный потаскун так вскружил голову комсомолке, что настал момент, когда, по ее словам, «нас потянуло друг к другу неудержимо».

Но тут некая сила потянула Каплера совсем в другую сторону — в Магадан, где он весьма плодотворно работал в театре. Ничего удивительного! Помните, читатель, за что из блистательного Рима вытянули в заштатную Молдавию поэта Овидия? А это вам не сценарист «Мосфильма». Это — «Метаморфозы», «Скорбные элегии», «Наука любви». Столп мировой культуры. А вот, поди ж ты, по словам Пушкина,

Страдальцем кончил онСвой век блестящий и мятежныйВ Молдавии, в глуши степей,Вдали Италии своей…

За что же? Да ведь за то же самое: потянуло друг к другу неудержимо его, пятидесятилетнего ветерана мировой поэзии, и Юлию, дочь императора Августа, комсомолку в белом фартучке. А уж Август-то Божественный такой демократ был… Положа руку на сердце, я как отец дочери прекрасно понимаю в этой ситуации как римского императора, так и Сталина. Может быть, второго даже больше, ибо Овидий так и умер в глухой ссылке лет шестидесяти, а Каплер вернулся из ссылки в столицу, был восстановлен во всех правах, в том числе — в Союзе кинематографистов и Союзе писателей, имел прекрасную квартиру, дачу, разъезжал по Домам творчества, стал, как Млечин, звездой телеэкрана, в очередной раз женился на известной поэтессе, которая опять же, как Светлана, была на двадцать с лишним лет моложе, и пережил Овидия лет на пятнадцать. Какие ж могут быть сравнения!

Если и дальше пойдём по биографической стежке, то увидим, как легко автор учинил еще и такую оригинальную проделку: «В начале 1944 года генерал-полковник Матвей Ильич Казаков командовал 10-й гвардейской армией, которая входила в состав 2-го Прибалтийского (бывшего Калининского) фронта». Тут уж такая концентрация оригинальности… Во-первых, 2-й Прибалтийский фронт сформирован 20 октября 1943 года не из Калининского, а из Прибалтийского. Во-вторых, Казаков был тогда не генерал-полковником, а генерал-лейтенантом. В-третьих, звали Казакова не Матвей, а Михаил. Вот это да! Что хочет, то и вытворяет. А если с самим так? Если дать на ту же букву, но другие имена, допустим, — вместо Леонид Михайлович назвать Лазарь Моисеевич. Нравится?