Черный поток. Сборник - Йен Уотсон

— Йалин, я хотела спросить: почему течение позвало тебя в прошлом году? Оно не отвергло тебя, иначе ты бы погибла. Что в тебе такого особенного? Ты не думай, я не хочу тебя обидеть…

— Нет, нет, ты права. — Она и в самом деле была права. Странно, но я никогда раньше об этом не думала. Я приняла это, как само собой разумеющееся, потому что это случилось со мной. Как все, я считала себя героиней своей собственной жизни, центром вселенной и так далее. Зачем я нужна сверхъестественным силам?

— Маранда спрашивала об этом, — сообщила Лодия.

— Как, старушка Меня-Ничего-Не-Касается?

— Ну, это ее как раз касается. Она возглавляет ежегодные рейды к черному течению уже много лет. Так что когда она узнала, что ты побывала на западном берегу и при этом не сошла с ума и не утонула, она была очень озадачена. И начала интересоваться тобой. Ты была слишком юной для такой чести, Йалин. Я и сама не знаю, почему так. Всего два года на реке и вот уже плывешь к течению…

— Я бы могла тебе сказать почему, но это долгая история, в которой полно лесных джеков с их праздниками и… (И грибов-наркотиков. Но об этом лучше помолчать…)

— Давай будем считать, что из-за твоих благородных качеств, а?

— Угу. Давай. Благородные качества нынче снова в цене… А что ей сказали?

— Что ты пила черное течение самой последней из тех, кто совершал предновогоднее плавание. Может быть, поэтому оно тебя и позвало. Оно запомнило тебя лучше всех.

— Запомнило? Вряд ли. Течение может позвать девушку, которая не смогла пройти посвящение, с расстояния в целую лигу! Оно может позвать мужчину, который попытается пройти по реке во второй раз…

— Но оно не может говорить с ними, только сводит с ума и убивает. Вот почему Маранда привезет завтра новое ведро течения: чтобы ты попробовала винца нового урожая. Плюс то, что осталось с прошлого года, если свежая порция окажется непригодной.

— О черт! Я же плыла через течение совсем недавно. Я его столько наглоталась!

— А оно говорило с тобой? Может, оно тебя не слышало.

— А может, ему не было до меня дела.

— Значит, еще один шарик течения поможет ему тебя вспомнить. Настроиться на твой лад.

— Настроиться, скажешь тоже! — Я обернулась. — Пэли, дорогая Пэли, — попросила я, — настрой-ка ты нас как следует!

— Хорошо. — И Пэли запела.

Если бы мы молча слушали и усмехались про себя, это было бы некрасиво. Но мы так не поступили. Мы все подхватили песню; и не для того, чтобы заглушить Пэли. Не петь такую песню было невозможно:

Под солнцем, где Синь ярка,Бежит река, бежит река,Под звездами, там, в небесах,Летят паруса, летят паруса,Под мачтами, ринувшись ввысь…

Скоро Сэл снова подняла свой стакан, поймав в него лучик света.

— Нашей лодке тоже нужно имя!

— Правильно, — согласилась Март. — О нашей старушке «Безымянной» пойдет дурная слава, если течение так и не вернется назад.

— А на какое имя будет реагировать течение? — Делли постучала по переборке. — Лодка, я нарекаю тебя «Йалин»!

— А я вот что сделаю, — пообещала Сэл. — Завтра я краской напишу «Йалин» на носу нашей лодки.

Мы засмеялись. Я подумала, что она этого не сделает.

На следующее утро хозяйка причала Маранда принесла «костюм для ныряния», бутылки с воздухом и канат. Когда она шла по трапу, то увидела, как Сэл, свесившись за борт, заканчивает выводить на нем желтой краской мое имя. Маранда начала так ворчать и бурчать от столь бесцеремонного обращения с ее драгоценным кечем, что Лодия, потеряв терпение, воскликнула: «Мы всегда сможем это потом стереть!» Почувствовав всеобщее неодобрение, Маранда сдалась.

Я снова выпила несколько шариков черного течения, и снова со мной ничего не произошло. И вскоре мы подняли паруса.

Как-то слишком быстро добрались мы до истока реки — и головы Червя, которая, словно гаргулья, торчала из-под каменной арки, касаясь подбородком воды.

Будет ли она еще страшнее при свете дня? Я боялась, что да. Й все же я смогла подавить накатившую было истерику, внушив себе, что голова неживая, что это просто огромная куча ила или базальта, покрытая землей.

Когда я видела голову Червя в последний раз, она двигалась. Сейчас она была неподвижна. Только вода плескалась возле нее, хоть как-то оживляя картину. Только бы она не двигалась! Только бы не мигали эти белые глаза, похожие на мел! Даже слюни в челюстях Червя застыли неподвижно, превратившись в скользкие сталактиты.

Нам удалось подвести «Йалин» почти вплотную к нижней губе и бросить якорь под защитой Ущелий, где было тихое место.

Ущелья! Ох, лучше бы я не смотрела вверх! Невозможно было поверить, что каменные глыбы, нависающие над тобой, — это просто отвесная скала. Нет, это могло быть только границей реального мира. Но как мы могли бы туда подняться?

Здесь мир словно изгибался почти под прямым углом, вызывая ощущение страшного головокружения. Сначала я подумала, что это из-за шариков течения, которые я проглотила. Но нет, просто здесь поворачивалась сама планета. Я не осмелилась взглянуть вверх еще раз, иначе упала бы навзничь.

Мы работали молча, только изредка перебрасываясь словами. Не потому, что боялись потревожить Червя. Нет, просто в этом месте слова таяли бы, как снежные хлопья; они бы исчезали прежде, чем их можно было понять.

Спарки и Сэл помогли мне облачиться в водолазный костюм. Она закрепили корсаж, потом привязали мне на спину бутылки с воздухом, из-за которых снять корсаж сама я бы уже не смогла. Шлем прикрепили к медному воротнику, открыли дыхательный клапан, и я почувствовала запах горелого масла — это был сжатый воздух. Маранда закрепила один конец тонкого жесткого каната у меня на поясе; остальная его часть была свернута, а другой конец крепился к подъемному вороту. Она зажгла мою лампу и прикрепила ее к шлему. Потом Пэли опустила трап прямо к губе Червя.

Мы были готовы. Я была готова. (А в голове промелькнула лихорадочная мысль: «Готова? Как можно быть готовой к такому?» Я отогнала от себя эту мысль, не желая, чтобы она была произнесена вслух.)

Пэли крепко обняла меня, из-за чего Маранда громко произнесла «тц-тц-тц», испугавшись, что она повредит творение лучших мастеров Тамбимату до того, как до него доберется Червяк…

Потом я спустилась по трапу, волоча за собой веревку. Я осторожно попробовала ногой губу, проверяя, не скользкая ли она, чтобы не бултыхнуться в воду. Это было бы неприлично и унизительно. Но поверхность губы оказалась липкой, как свежая краска; она подалась под ногой, и я смогла на ней удержаться.

Обернувшись, я послала «Йалин» последний привет, подняв палец со своим бриллиантовым кольцом. Не знаю, что подумала команда; может, они приняли это за неприличный жест. Я отвела в сторону липкие свисающие слюни — они не оторвались, только прогнулись. Потом еще одни, и пролезла внутрь.

Внутренние стенки рта были покрыты шишками и наростами; было так темно, что казалось, они поглощают свет моей лампы. Мне приходилось вертеть головой, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Вокруг меня метались тени, словно намереваясь наброситься сзади. Я не успевала следить за лучом света, голова начала кружиться. Я видела над собой темный купол с какими-то выступами размером с подушку…

Из-за снаряжения мне было трудно смотреть вниз, я не различала ничего, кроме ребристого пола. Более гладкого и твердого, чем губа.

Как только я ступила на него, у меня задрожали ноги. От испуга? Конечно, мне было страшно.

Но ноги у меня задрожали не из-за этого.

Сказать, что пол подо мной провалился, было бы слишком занудно. Эти слова не передают того, что я испытала в следующую секунду. Не успела я ничего сообразить, как с визгом полетела вниз, словно ребенок с горки во время праздничных гуляний. Веревка тащилась за мной… Наверху маячило черное желе… Небольшой поворот, удар головой… Тут моя лампа погасла. Только на полпути к пищеводу я поняла, что меня проглотили.

Тоннель немного изгибался вверх. От удара я перелетела через край. Я распласталась в кромешной тьме.

Вот теперь я задрожала как лист. Я даже описалась. Сначала стало тепло, потом мокро и холодно. Темнота была абсолютной. Ее даже нельзя было назвать темнотой. Это было ничто. Я словно ослепла.

Я лежала очень тихо. Или старалась так лежать. Поскольку ничего не происходило, я перекатилась на бок и осторожно пощупала рукой возле себя. Что-то мягкое и влажное… А здесь более скользкое и твердое, как мускул… Наткнувшись на какое-то щупальце, я отдернула руку. Да это же моя веревка! Мой страховочный канат. Может, дернуть за него? Три раза, что означает: «Быстро тяните наверх».

Но кроме того, что меня проглотили, ничего страшного не произошло. По крайней мере, я не барахталась в желудочном соке. Я продолжала осторожно ощупывать. Каждая новая пядь, которую исследовали мои пальцы, давала ощущение безопасности, возможности дышать. И новый повод для беспокойства, потому что в любой момент я могла наткнуться на… кто знал, на что?