Гуситские войны (Великая крестьянская война XV века в Чехии) - Борис Рубцов

Значительно более резкие расхождения обозначились в лагере таборитов. Нельзя забывать, что социальный состав таборитов был неоднородным. Кроме крестьян, составлявших основную массу участников и ядро национально-освободительного гуситского движения в целом, в рядах таборитов находились рыцари и бюргеры, а также наиболее обездоленная часть городского люда — «вечные» подмастерья, подёнщики, деклассированные элементы, многие из которых были недавно крестьянами, но, разорвав с деревней, не нашли себе места и в городе. Да и сами крестьяне различались по имущественному и юридическому положению, по месту происхождения, и интересы их приходили порой в столкновения друг с другом. Взгляды этих многочисленных групп были так же сложны и противоречивы, как и их интересы; мнения их не совпадали, составляя пёстрое переплетение различных течений и направлений.

К концу 1420 года в первоначальной организации таборитов произошли некоторые показательные изменения. Избрание в Таборе своего епископа — Микулаша из Пельгржимова — свидетельствовало об окончательном разрыве с католической иерархией. Но создание таборского епископства являлось не только одним из звеньев в организационном укреплении таборитов, оно было также выражением разрыва с первоначальными традициями Табора, не признававшими никаких церковных властей и требовавшими полной свободы проповеди. Между тем создание епископской власти сразу же привело к запрещениям и стеснениям проповеди для крайних народных сект.

Трения обозначились ещё яснее, когда осенью 1420 года таборитское командование стало взимать с присоединившихся к таборскому союзу сёл и городов обычный «святогалльский» [173] чинш.[37] Впрочем, осенний чинш 1420 года был намного меньше всей суммы обычных феодальных платежей.

При всём этом примерно до конца 1420 — начала 1421 года крестьянско-плебейские элементы оказывали решающее влияние на облик и поведение всего лагеря таборитов. В отдельных случаях можно говорить о том, что вся полнота власти принадлежала сельской и городской бедноте. Так было в Таборе в первые месяцы его существования, когда повстанцы на практике попытались добиться выполнения, хотя бы в качестве временной и военной меры, отдельных требований хилиастической программы.

Эта мера, вызванная военной и хозяйственной необходимостью, всё же явилась для многих крестьян ударом, отбросившим их из мира светлых фантазий и радужных надежд к суровой земной действительности. Лишь немногие крестьяне ясно понимали, что этот сбор имеет особый характер, что он идёт не на удовлетворение потребностей феодалов, но даёт средства, необходимые для борьбы с ними. Тем не менее введение налога, предполагавшего наличие собственности, наносило идеям крестьянского уравнительного коммунизма сокрушительный удар. Становилось очевидным, что ещё далеко до тех манящих идеалов тысячелетнего царства божьего, которые смутно вырисовывались под влиянием радикальных проповедников в воображении задавленных феодальным гнётом крестьян.

Материальное положение крестьян-таборитов значительно улучшилось. Крепостное состояние было фактически отменено, церковная десятина и многочисленные поборы в пользу попов исчезли, многие крестьяне получили возможность вести самостоятельное хозяйство. Но при существовавшем тогда уровне развития производительных сил общественная собственность на средства производства была невозможна, а хилиастическая общность имущества могла осуществиться «лишь в качестве чисто военной меры»,[38] и притом весьма кратковременной.

Большинство таборитов примирилось с действительностью, покорилось необходимости, и далекие идеалы стали постепенно утрачивать для них своё обаяние.

В ходе крестьянской войны развились и усилились противоречия между зажиточным седляком и безземельным [174] подсоседком, вынужденным искать приработка в хозяйстве богатого крестьянина. Это было естественным результатом ослабления феодальной эксплуатации, сплачивавшей прежде всех крестьян в общей борьбе против феодального строя. Перед лицом могущественных феодалов и церкви противоречия в крестьянском лагере естественно должны были тогда отступить на задний план. Но теперь изменения в положении чешского крестьянства приводили с необходимостью к нарушению первоначального единства среди таборитов и к зарождению противоречий в их среде.

Серьёзные изменения произошли к этому времени и в положении городского плебса и бюргерства крупных городов, прежде всего Праги. Ремесленники укрепили своё хозяйство. Ведь одни только военные заказы обеспечивали им постоянный заработок, создавая возможность выгодного сбыта целого ряда видов продукции. Кроме того, изгнание немецкого патрициата и верхушки бюргерства из Праги и большинства городов расширяло хозяйственные возможности чешских бюргеров. Им досталось имущество, дома и мастерские бежавших. Многие обедневшие бюргеры впервые после значительного перерыва получили возможность восстановить самостоятельное хозяйство; многие плебеи получили постоянный заработок.

Однако большинство городского населения продолжало оставаться в тяжёлом положении. Многие видели единственный выход в том, чтобы превратиться в профессиональных воинов. Наряду с крестьянством они входили в состав таборитских армий. При этом их стойкость и преданность делу народа не выдерживали часто сравнения с революционным энтузиазмом наиболее сознательной части крестьянства. Большинство этих воинов-профессионалов поступало на службу из-за денег: одни — в пражские войска, другие нанимались к тем, кто вёл борьбу против восставшего народа.

Разумеется, первоначальные идеалы движения не могли сразу потерять своё значение для всех его участников. Далеко не каждому удалось стать владельцем мастерской или наладить своё крестьянское хозяйство. Крестьяне и городская беднота в своей массе оказались не только наиболее активными бойцами в вооружённой борьбе, но и носителями наиболее революционной идеологии. Городская и сельская беднота объединялась в «народно-революционные, евангелически-коммунистически-республиканские [175] секты».[39] Они носили различные названия, но чаще всего сторонников крайних хилиастических взглядов называли пикартами, иногда адамитами. Главными вождями пикартов были священники Пётр Каниш, Ян Быдлинский, Мартин Гуска и другие. Пикарты последовательно отстаивали хилиастическое учение раннего Табора, а в их религиозных взглядах были элементы материализма. Они выступали против всякой эксплуатации и насилия. Воображению пикартов рисовалось общество, где не будет никакой собственности и все люди будут жить, как братья. Пикарты называли папу главою еретиков, отрицали всякую церковную организацию, называли церкви притонами грабителей, а монастыри — вертепами разврата. Их идеологи отвергали даже причащение, которое признавали остальные табориты.

Наиболее крайние и последовательные пикарты пытались осуществить свои идеалы уже в то время. Они отрицали не только собственность, но и семью; они учили, что всякое индивидуальное начинание и действие греховно и, напротив, всё, что люди делают сообща, лишено греха. О себе они утверждали, что живут в «райской невинности». Враги обвиняли их в том, будто они вообще ходят без одежды и каждый из них является мужем или женой для всех остальных. Их идеологи проповедовали, что не существует ни бога, ни дьявола: первый живёт в сердцах добрых и праведных людей, а второй — в сердцах злых. Себя они считали бессмертными и равными Христу, в котором видели лишь простого человека.

Воззрения пикартов, в которых выступал заметный элемент материализма, отпугивали многих крестьян, опутанных религиозными предрассудками, и казались им кощунством и безбожием. Поэтому, хотя социальная сторона учения пикартов и привлекала симпатии городской и сельской бедноты, они всё же оставались сравнительно немногочисленными и в решительный момент не получили поддержки широких масс.

Идеалы пикартов, далеко опередившие возможности своего времени, были неосуществимы не только в XV веке, но и в ближайшие века. Поэтому пикарты были обречены на поражение. «…Это стремление выйти за пределы не только настоящего, но и будущего могло быть лишь [176] фантастическим, лишь насилием над действительностью, и первая же попытка осуществить его на практике должна была отбросить движение назад, в те узкие рамки, которые только допускали тогдашние условия».[40] Но борьба пикартов не прошла бесследно. Мечты о равенстве людей, об обществе, где не будет эксплуатации, поднимали чешское крестьянство на борьбу и, ставя перед ним неосуществимую при тогдашних условиях цель, максимально активизировали его усилия в борьбе за те непосредственные задачи, которые были очередной ступенью в многовековой борьбе трудящихся за построение бесклассового общества. Далёкие идеалы пикартов помогали массам радикально решать ближайшие задачи борьбы.