Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов (СИ) - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич

АШ: В «Настоящей любви Большого Вилли» есть крохотный эпизод с полковником Этьеном. Полковник просто смотрит в окно, а мы глядим на него, после чего происходит затемнение.

МТ: Это одна из загадок, которые я люблю оставлять в фильмах. Бонус для любознательных, для тех, кто задастся вопросом: «Чем же знаменит Этьен? Как он связан с событиями фильма?»

АШ: И как же?

МТ: Полковник Жан Батист Этьен предвосхитил главные принципы боевого использования танков. Ещё до разработки проекта бронированного трактора, он сказал, что победу в войне будет праздновать тот, кто установит пушку на вездеходный агрегат. Этьен видел преимущество в стратегии, которое давало новое боевое средство, – возможность внезапного широкого наступления без артиллерийской подготовки.

АШ: Поезд с закрытыми брезентом платформами – одна из таких загадок?

МТ: Именно!

АШ: Это ведь были танки, под брезентом?

МТ: Да. Их перевозили железкой под видом больших цистерн. Британцы пошли на хитрость, чтобы не рассекретить боевую новинку. На каждом танке написали мелом: «Бак. Осторожно. Петроград», а контрразведка бросила слух, что Россия заказала у Англии партию цистерн. «Tank» по-английски означает бак, ёмкость для воды. Такое вот безобидное название дали грозной машине.

3.

Негостеприимное небо. Немецкие гранаты, падающие из синей глубины. Ответ винтовок Ли Метфорд и Ли Энфилд, начинённая тротилом сталь.

В сапах быстро выдыхались миномёты Стокса. Агонизируя на треногах, собирали кровавую жатву пулемёты.

Два залпа из импровизированного огнемёта капитана Уильяма Говарда Ливенса превратили немцев в нефтяные факелы.

Тесные коридоры смерти и просторные залы боли…

Интервью в Каннах

Юбер Симен / 2064

Юбер Симен: На родине вас обвиняют в непатриотичности, мол, снимаете не о русских.

Максим Тихомиров: Верное наблюдение, правда, никак не связанное с моей патриотичностью. Я снимаю не о русских. Не о славянах. Не об англичанах. Кинематограф не имеет национальности. Я снимаю о людях, которые мне интересны, о событиях, которые хочу осветить.

ЮС: В «Настоящей любви Большого Вилли» появляется Джон Толкиен.

МТ: Это частичка моего восхищения большим писателем. Небольшой эпизод, без которого я не мог обойтись. Когда литература переплетается с кинематографом, а исторические события с великими личностями – я не могу пройти мимо. Толкиена подготовили офицером-связистом: полевые телефоны, передатчики кода Морзе, сигнальные ракеты и огни, почтовые голуби… Его батальон не участвовал в начале сражения при Сомме – был в резерве. Друзья погибли, сам писатель заболел окопной лихорадкой и был направлен в госпиталь, а после – в лагерь в Англии.

ЮС: Война отразилась на его творчестве.

МТ: Именно это и заложено в сцене, где зритель видит в окопе молодого Толкиена. Перед нами взрыватель с очень долгой задержкой. Кусочек прошлого, в котором тикает будущее, в котором видны гиблые земли Мордора, Мертвецкие болота и пустоши. Кошмарные пейзажи «Властелина колец».

ЮС: В вашей хроноленте не отражён итог операции на Сомме…

МТ: Да. Мой фильм всего лишь набор маркеров, по которым можно найти дорогу к истории. Это эстетический призыв, желание пробудить любопытство. Но ленивым я готов облегчить задачу, здесь и сейчас.

Битва на реке Сомме, одна из крупнейших в ходе Первой мировой войны, длилась четыре с половиной месяца. Союзники лишь продавили фронт германцев, причём половину глубины – пять километров – обеспечили танки. Огромные потери: более миллиона убитых, раненых и пленных со стороны англичан, французов и немцев. Битва, финал которой состоялся на реке Анкр, выявила военный и экономический перевес Антанты, стала предвестником победы. Из рук Германии вырвали стратегическую инициативу.

Минусы. Теория прорыва позиционного фронта точечными ударами и методическими атаками расписалась в своей несостоятельности, что подтвердил Брусилов в успешной операции Юго-Западного фронта, вовремя отказавшись от недейственной тактики.

ЮС: Как вы прокомментируете мнение, что название картины «Настоящая любовь Большого Вили» – это отвлекающий ход. Не считая обучающих эпизодов по созданию танков, разбавляющих первый бой на реке Сомме, боевые машины появляются лишь во второй половине картины, участвуя в захвате деревни Флер и нагоняя ужас на немцев. А сама история любви «самца» D17, первым вошедшим в деревню, показана скорей как аллюзия, оттеняющая ужасы войны.

МТ: Я не объясняю названия своих фильмов. Они, разумеется, имеют для меня определённый смысл, но я наслаждаюсь попытками зрителя растолковать их значение. В тот момент, когда я скажу, что значит для меня то или иное название, гадания закончатся. Я этого не хочу. А по поводу любви… она прекрасна! Её стоит искать везде, даже в движении двух машин. Что ещё можно тут сказать?

4.

Два десятка танков на десятикилометровом фронте. Разрозненные, но ужасающе эффективные.

Пять километров укреплённой обороны за пять часов. Внушительный результат продвижения.

Столбы из накатника. Поваленные, раздавленные. Стальные тросы и колючая проволока. Лишённые натяжения и опасности. Серые пустые блокгаузы. Слепые ружейные и пулемётные бойницы.

Перекличка личного состава. Перевязанные головы танкистов – ожоги от расплавленного свинца и раны от мелких осколков.

Важная победа этого дня. Воодушевляющая, несовершенная, скалисто-возвышенная, неуклюже-механическая. Окуляр, через который видно будущее.

Ещё не написанная генералом Хейгом телеграмма. Ещё не озвученный в письме заказ на тысячу боевых машин.

И два танка, стоящие около дымящегося дома. Бок о бок, спонсон к спонсону.

Словно истинные влюблённые.

Надежда победить противника исчезла. Первым фактором, решительно повлиявшим на такой исход борьбы, являются танки.

(Выступление в рейхстаге, 02.10.1918)

Сатирические санкции

– Вам всё равно не устоять! Порочная издательская система падёт! С моими первыми публикациями: с возбуждённой струной стихотворений, с пенно-русым журчанием рассказов, с переливом судеб в океанах романных утопий…

Великий Графоман откашлялся, промокнул шёлковым платком широкий лоб, снова кашлянул, умудрившись выплюнуть с мокротой слово «предвзятость».

– Пенно-русым… боже, – простонала Татьяна Зайцева, литературный критик и главный свидетель обвинения.

При упоминании имени господа судья вышел из дрёмы, с удивлением посмотрел на молоточек, потом на зал, прикинул – должен ли он бросить молоточек в зал и в чём правила игры, затем вспомнил, зачем он здесь, насупился, вошёл в привычную систему координат.

– Обвинение, продолжайте, – благословил он.

Критик Зайцева встала со скамьи. Вообще-то она не садилась на протяжении всего заседания, но как-то вытянулась, напряглась, что задним рядам почудился её подъём.

– Задайте ему, – напутствовал писатель Арсен Зарибаба.

– Только на гонорары не ссылайся, – предупредил издатель Константин Насвойвкус.

– Обвинение, тише! – Вот и молоточек пригодился. Судья повеселел. – Слово свидетельнице Зайцевой.

– Да, спасибо… – Критик поправила брошь, презрительно глянула на Великого Графомана – бегло, по касательной, словно боясь гипнотического воздействия. – Разумеется, мы никогда не называем таких людей словом на букву «Г». Никогда. «Писаки», «бумагомаратели» – возможно, но не «Г». Вы не представляете, насколько их много. Просто нашествие какое-то. Даже перед перестройкой такого не было, а тогда, хочу сказать, страшные дела творились. Поэтические «Г» валом шли. Одни стихи я на всю жизнь запомнила… Можно?