Крутая тусовка - Валери Домен

Этот вопрос заставил Мари вздрогнуть: она все еще помнила о своей встрече с политическим деятелем и о бурной связи, которая за этим последовала.

— Но это плохо закончилось, — призналась верная помощница, снова начав раскладывать вещи.

— А у меня? Вы полагаете, что это тоже плохо кончится?

— Но зачем же прекращать петь? Даже если вы порвете со Стивом, вы найдете другого ментора. Пусть все будет не совсем так, как с вашим мужем, но это вполне возможно.

— Вы ничего не поняли! Я не хочу бросать Стива, я хочу прервать свою карьеру. Проблема вовсе не в любви, Мари. Ведь тот мужчина одной ночи никогда не вернется. Он просто дал мне понять, в чем моя проблема. Я больше не желаю быть такой, какой была до этого. Пришло время взять свою судьбу в свои руки. Мне кажется, что я все время плыла по течению, была всего лишь игрушкой.

— В руках Стива?

— И Стива, и всех тех, кто меня окружает. Но я на них не сержусь, я сама с этим соглашалась. Но теперь — все. Когда вы спросите себя, как проходит ваша жизнь, когда подведете черту под прошлым, вы иногда понимаете, что жили вовсе не так, как вам того хотелось бы, что вы уступали желаниям других людей. Если муж это поймет, если согласится с моим решением изменить жизнь, мы сможем остаться вместе.

— И как бы вы хотели жить?

— Вдали от прожекторов. Аплодисменты, проявления любви, подарки от поклонников, которых я даже не знаю, все это мне надоело. Я больше уже не чувствую себя уютно с ними, потому что больше стараюсь оставаться наедине с собой. Я больше не могу быть всего лишь имиджем.

— И у вас также поменялись взгляды на детей?

Клара рассмеялась прерывистым смехом, который озадачил Мари:

— Ну до чего же вы прагматичны! Не знаю. Может быть, придет время и для этого. Ведь я только в самом начале моей личной жизни. У меня нет ответов на все ваши вопросы. Я просто счастлива, потому что нашла наконец в себе мужество посмотреть себе в глаза, выразить то, что я считаю своим желанием.

Мари вдруг почувствовала себя обманутой, словно она стала не столь необходимой певице, как раньше. Однако, словно ничего и не случилось, она спросила:

— Не хотите ли принять душ перед тем, как начать одеваться на прием?

— Да, Мари, душ! Это отвлечет меня от моих мыслей, правда?

— Но я вовсе не хотела…

— Не переживайте, я пока еще все та же Клара, которую вы знаете. Я готова вести себя так, как этого ждут от меня люди. Я же вам уже сказала: пройдет еще много месяцев, прежде чем я перестану представляться звездой. Я сделаю это тихо. Разве что только начиная с сегодняшнего дня я не открою рта, чтобы петь. Но об этом знаем только мы с вами…

Мари горела желанием спросить, оставит ли она ее на службе, но боялась получить отрицательный ответ. Она достала из шкафа длинное платье цвета маренго, так хорошо сочетавшееся с глазами и молочной кожей Ютры. Туфли и сумочка уже лежали рядом. Услышав шум воды и довольные возгласы певицы, Мари разрыдалась. Она опять теряла дорогого ей человека.

Парикмахерша и косметичка пришли около восьми часов вечера. В глазах Клары светилась хитрость. Она решила не укладывать свои тонкие волосы в пучок, просто распустить их по плечам. Перед выездом на канал «Премиум» она полюбовалась собой в высоком позолоченном зеркале. Улыбка ее уже не была печальной:

— Мари, меня охватывает беспокойство, мне придется разочаровать многих людей. Вечер у Филиппа Серра станет последним большим приемом, на котором я позволю себе встретиться с бомондом. Наблюдай сегодня за мной внимательно, дорогая моя помощница: Клара Лансон покажет шоу в последний раз в своей жизни.

Софи Ракен,

ведущая 20-часовой новостной программы

Шикарный кошмар, шелка и бархат; золото, бриллианты, драгоценные камни: для Софи жизнь ничего не стоила, если она не была украшена предметами роскоши и гламура. Информацию, которую она излагает в своем выпуске теленовостей, не вызывала в ней никаких особенных эмоций. Все эти несчастья, слетавшие со столь красивых красных губ… Однако она вела на телевидении новостную программу, собиравшую самую большую зрительскую аудиторию, и ее недавно признали самой слушаемой журналисткой страны. Понимайте как хотите! Когда она основала тележурнал, став первым лицом в нем, а ее передача завоевала уважение с разгромным счетом, она расхохоталась безумным смехом и смеялась чуть ли не до слез. Только не надо думать, что она была так сильно тронута этим знаком доверия: Софи была бессовестно циничной. Ее серьезное лицо при упоминании о смерти какого-нибудь ребенка под минометным обстрелом, явная боль, слышимая в ее голосе при рассказе о катастрофе самолета и гибели всех пассажиров, ее привычка закрывать глаза в тот момент, когда она объявляла сюжет об акциях профсоюзов или манифестациях безработных, — все это было наигранно. Тексты информации, которые она составляла для 20-часовой передачи, были не более чем плодом определенной работы. И ничто в них не могло ее тронуть. Софи слишком любила саму себя, чтобы заботиться о других. Особенно сильно она любила прекрасное, но открывала людям глаза на убожество мира, который, по большому счету, ей самой был чужд. Она постоянно играла одну роль: роль журналистки с активной жизненной позицией, чуткой ко всем тем несчастьям, что ее окружали, о которых она говорила, расставляя акценты с неподражаемой искренностью. На самом же деле, кому бы в голову пришло представить себе, насколько ей были безразличны эти картины покалеченных солдат, изнасилованных и избитых женщин, стариков, находившихся при смерти? Кто мог подумать, что какой-нибудь несчастный на другом конце света, какой-нибудь уцелевший из лагеря беженцев вызывал у нее такое отвращение?

Да никто, за исключением, возможно, Филиппа Серра, босса канала «Премиум», обмануть которого могли очень немногие. Он понял настоящую сущность Софи в тот день, когда она прилетела из Ирака и умоляла его оставить ее в парижской редакции.

— Все это сплошная ерунда. Мне наплевать на этих военных, молящихся богу в танке перед фотографией их жен! — заявила она. — Мне нечего сказать тем парням, уезжающим оттуда без руки или на протезе. Это все не мое, я не мать Тереза!

— Я и не прошу тебя быть матерью Терезой, я требую, чтобы ты была журналисткой! — раздраженно ответил ей Серра.

— Я и хочу быть журналисткой, но в кабинете, рядом с машинкой для приготовления кофе!

— Так почему же ты тогда стала военным корреспондентом? Ты уже три года работаешь в поле!

— Потому что мне захотелось посмотреть эту страну. И поняла, что мне очень нравятся пейзажи, но люди выводят меня из себя, и их несчастья — тоже!

— Не думал, что ты такая ядовитая.

— Скажем так: настал мой час гласности…

— И что бы ты хотела делать?

— Вести 20-часовую программу. Женщина-кремень в свете софитов рассказывает людям о том, от чего они спасаются ежедневно. Это еще хуже, чем ехать и притворяться, что сочувствуешь жителям страны, где идет война, которые твой язык совершенно не понимают…

— Да, наглости тебе не занимать… Короче говоря, большая месса! А если я соглашусь?

— Я сделаю тебе взрывную новостную программу, которая побьет все рекорды зрительского просмотра!

— Мари и так уже громит своих конкурентов.

— Ерунда! Могу с тобой побиться об заклад, что я смогу привлечь вдвое больше телезрителей… И потом, время Мари прошло, кажется, что она ждет ребенка, мы ведь не хотим помешать ей родить, правда?

— Ты можешь даже уговорить священника снять рясу!

— Именно так. Отдай мне ключи от студии информации, и ты не будешь разочарован.

— Дай мне подумать недельку…

— Как хочешь, но предупреждаю: в Ирак я не вернусь! Там сейчас сезон высоких температур!

Она вышла от него напыжившись и не сомневалась, что добилась своего. Она была права, показав Серра свою суть. И действительно, должность она получила, и ее сразу же возненавидели три четверти сотрудников редакции, увидевшей в ней грязную интриганку. Именно такой она, вне всякого сомнения, и была. Даже Марк Террьен, заместитель Филиппа Серра, не понял, что они отправили в отставку телеведущую-звезду, заменив ее на военную корреспондентку, пусть и красивую. Пресса широко обсудила опалу Мари Пулен, все терялись в догадках по поводу того, почему с ней так поступили, и полагали, что назначение Софи Ракен могло быть только временным.

Вот уже шесть лет в 20 часов шла эта последняя служба, и все уже успели забыть о несчастной Мари, делавшей репортажи для цифрового телевидения! Когда в ходе интервью Софи говорили, что она, возможно, поломала карьеру коллеги по профессии, бессовестно заменив ее, она с коварством отвечала, что гордится тем, что тем самым она позволила увеличить численность семьи, поскольку Мари после этого родила двух детишек подряд, а теперь она от всей души желает ей родить третьего ребенка.