Полное собрание стихотворений - Александр Блок

19 ноября 1904 (Май 1906)

«Вот – в изнурительной работе…»

Вот – в изнурительной работеВы духу выковали меч.Вы – птицы. Будьте на отлете,Готовьте дух для новых встреч.

Весенних талей вздохи томны,Звездясь, синеет тонкий лед.О, разгадай под маской скромной,Какая женщина зовет!

Вам перепутья даль откроют,Призывно засинеет мгла.Вас девы падшие укроютВ приюты света и тепла...

Открытый путь за далью вольной,Но берегитесь, в даль стремясь,Чтоб голос меди колокольнойНе опрокинулся на вас!

Ноябрь 1904

Моей матери

Помнишь думы? Они улетели.Отцвели завитки гиацинта.Мы провидели светлые целиВ отдаленных краях лабиринта.

Нам казалось: мы кратко блуждали.Нет, мы прожили долгие жизни...Возвратились – и нас не узнали,И не встретили в милой отчизне.

И никто не спросил о Планете,Где мы близились к юности вечной...Пусть погибнут безумные детиЗа стезей ослепительно млечной!

Но в бесцельном, быть может, круженьиБыли мы, как избранники, нищи.И теперь возвратились в сомненьиВ дорогое, родное жилище...

Так. Не жди изменений бесцельных,Не смущайся забвеньем. Не числи.Пусть к тебе – о краях запредельныхНе придут и спокойные мысли.

Но, прекрасному прошлому радо, —Пусть о будущем сердце не плачет.Тихо ведаю: будет награда:Ослепительный Всадник прискачет.

4 декабря 1904

«Все отошли. Шумите, сосны…»

Все отошли. Шумите, сосны,Гуди, стальная полоса.Над одиноким веют вёсныИ торжествуют небеса.

Я не забыл на пире хмельномМою заветную свирель.Пошлю мечту о запредельномВ Его Святую колыбель...

Над ней синеет вечный полог,И слишком тонки кружева.Мечты пронзительный осколокСвободно примет синева.

Не о спасеньи, не о Слове...И мне ли – падшему в пыли?Но дым всходящих славословийВернется в сад моей земли.

14 декабря 1904

У полотна Финл. ж. д.

«День поблек, изящный и невинный…»

День поблек, изящный и невинныйВечер заглянул сквозь кружева.И над книгою стариннойЗакружилась голова.

Встала в легкой полутени,Заструилась вдоль перил...В голубых сетях растенийКто-то медленный скользил

Тихо дрогнула портьера.Принимала комната шагиГолубого кавалераИ слуги.

Услыхала об убийстве —Покачнулась – умерла.Уронила матовые кистиВ зеркала.

24 декабря 1904

«В кабаках, в переулках, в извивах…»

В кабаках, в переулках, в извивах,В электрическом сне наявуЯ искал бесконечно красивыхИ бессмертно влюбленных в молву

Были улицы пьяны от криков.Были солнца в сверканьи витрин.Красота этих женственных ликов!Эти гордые взоры мужчин!

Это были цари – не скитальцы!Я спросил старика у стены:«Ты украсил их тонкие пальцыЖемчугами несметной цены?

Ты им дал разноцветные шубки?Ты зажег их снопами лучей?Ты раскрасил пунцовые губки,Синеватые дуги бровей?»

Но старик ничего не ответил,Отходя за толпою мечтать.Я остался, таинственно светел,Эту музыку блеска впивать...

А они проходили всё мимо,Смутно каждая в сердце тая,Чтоб навеки, ни с кем не сравнимой,Отлететь в голубые края.

И мелькала за парою пара...Ждал я светлого ангела к нам,Чтобы здесь, в ликованьи троттуара,Он одну приобщил небесам...

А вверху – на уступе опасном, —Тихо съежившись, карлик приник,И казался нам знаменем краснымРаспластавшийся в небе язык.

Декабрь 1904

«Барка жизни встала…»

Барка жизни всталаНа большой мели.Громкий крик рабочихСлышен издали.Песни и тревогаНа пустой реке.Входит кто-то сильныйВ сером армяке.Руль дощатый сдвинул,Парус распустилИ багор закинул,Грудью надавил.Тихо повернуласьКрасная корма,Побежали мимоПестрые дома.Вот они далёко,Весело плывут.Только нас с собою,Верно, не возьмут!

Декабрь 1904

Стихотворения 1905 года

«Шли на приступ. Прямо в грудь…»

Шли на приступ. Прямо в грудьШтык наточенный направлен.Кто-то крикнул: «Будь прославлен.»Кто-то шепчет: «Не забудь!»

Рядом пал, всплеснув руками,И над ним сомкнулась рать.Кто-то бьется под ногами,Кто – не время вспоминать...

Только в памяти веселойГде-то вспыхнула свеча.И прошли, стопой тяжелойТело теплое топча...

Ведь никто не встретит старость —Смерть летит из уст в уста...Высоко пылает ярость,Даль кровавая пуста...

Что же! громче будет скрежет,Слаще боль и ярче смерть!И потом – земля разнежитПерепуганную твердь.

Январь 1905

«Улица, улица…»

Улица, улица...Тени беззвучно спешащихТело продать,И забвенье купить,И опять погрузитьсяВ сонное озеро города – зимнего холода.

Спите. Забудьте слова лучезарных.

О, если б не было в окнахСветов мерцающих!Штор и пунцовых цветочков!Лиц, наклоненных над скудной работой!

Всё тихо.Луна поднялась.И облачных перьев рядыРазбежались далёко.

Январь 1905

Болотные чертенятки

А. М. Ремизову

Я прогнал тебя кнутомВ полдень сквозь кусты,Чтоб дождаться здесь вдвоемТихой пустоты.

Вот – сидим с тобой на мхуПосреди болот.Третий – месяц наверху —Искривил свой рот.

Я, как ты, дитя дубрав,Лик мой также стерт.Тише вод и ниже трав —Захудалый черт.

На дурацком колпакеБубенец разлук.За плечами – вдалеке —Сеть речных излук...

И сидим мы, дурачки, —Нежить, немочь вод.Зеленеют колпачкиЗадом наперед.

Зачумленный сон воды,Ржавчина волны...Мы – забытые следыЧьей-то глубины...

Январь 1905

«Я живу в отдаленном скиту…»

Я живу в отдаленном скитуВ дни, когда опадают листы.Выхожу – и стою на мосту,И смотрю на речные цветы.

Вот – предчувствие белой зимы:Тишина колокольных высот...Та, что нынче читала псалмы, —Та монахиня, верно, умрет.

Безначально свободная ширь,Слишком радостной вестью дыша,Подошла – и покрыла Псалтирь,И в страницах осталась душа.

Как свеча, догорала она,Вкруг лица улыбалась печаль.Долетали слова от окна,Но сквозила за окнами даль...

Уплывали два белых цветка —Эта легкая матовость рук...Мне прозрачная дева близкаВ золотистую осень разлук...

Но живу я в далеком скитуИ не знаю для счастья границ.Тишиной провожаю мечту.И мечта воздвигает Царицу.

Январь 1905

Повесть

Г. Чулкову

В окнах, занавешенных сетью мокрой пыли,Темный профиль женщины наклонился вниз.Серые прохожие усердно проносилиГруз вечерних сплетен, усталых стертых лиц.

Прямо перед окнами – светлый и упорный —Каждому прохожему бросал лучи фонарь.И в дождливой сети – не белой, не черной —Каждый скрывался – не молод и не стар.

Были как виденья неживой столицы —Случайно, нечаянно вступающие в луч.Исчезали спины, возникали лица,Робкие, покорные унынью низких туч.

И – нежданно резко – раздались проклятья,Будто рассекая полосу дождя:С головой открытой – кто-то в красном платьеПоднимал на воздух малое дитя...

Светлый и упорный, луч упал бессменный —И мгновенно женщина, ночных веселий дочь,Бешено ударилась головой о стену,С криком исступленья, уронив ребенка в ночь...

И столпились серые виденья мокрой скуки.Кто-то громко ахал, качая головой.А она лежала на спине, раскинув руки,В грязно-красном платье, на кровавой мостовой.

Но из глаз открытых – взор упорно-дерзкийВсё искал кого-то в верхних этажах...И нашел – и встретился в окне у занавескиС взором темной женщины в узорных кружевах.

Встретились и замерли в беззвучном вопле взоры,И мгновенье длилось... Улица ждала...Но через мгновенье наверху упали шторы,А внизу – в глазах открытых – сила умерла.

Умерла – и вновь в дождливой сети тонкойЗычные, нестройные звучали голоса.Кто-то поднял на руки кричащего ребенкаИ, крестясь, украдкой утирал глаза...

Но вверху сомнительно молчали стекла окон.Плотно-белый занавес пустел в сетях дождяКто-то гладил бережно ребенку мокрый локон.Уходил тихонько. И плакал, уходя.

Январь 1905