Суворовец Соболев, встать в строй! - Феликс Маляренко

В строй Санька не опоздал и даже успел отдышаться, осмотреться и ещё раз заправиться. На этот раз последним, не торопясь, шёл самый сильный во взводе Лёшка Дмитриев. Суворовцы стояли и ждали, а Серёга Яковлев, улыбаясь, громко шутил:

— Ну, Лёшик, молодец, не торопится, ничего не боится. А чё, подождём, время-то есть. Успеем.

Саньке стало смешно, он улыбнулся перемене интонации в Серёгином голосе. «Для меня и для Толи Декабрёва – жаба, для Лёшки – Лёшик-молодец».

«А может верно, жаба, — опять вспомнил вчерашнее Санька, — Витька идёт и не подозревает, что его письмо вчера сгорело. Но можно ли было отправлять такое письмо человеку, которого обидели? А может Серёга прав? Я жаба, размазня и ничего не могу решить твёрдо».

Строевой смотр

Два толстых утюга, как маневровые паровозики, медленно двигались то в одну, то в другую сторону по жёлтой в подпалинах тряпке. Пар с шипением вылетал из-под них и тут же исчезал, оставляя в воздухе запах палёной шерсти. Двое суворовцев, не доверяя тяжести чугунных утюгов, залезли на столы и вдавливали их в брюки двумя руками. От этого столы тяжело стонали, а скрепляющие их сухарики жалобно повизгивали. Рядом на стульях тосковали очередные, мечтавшие скорее, по-кавалерийски, оседлать пыхтящие паровозики. Ещё двое суворовцев стояли, повесив брюки на руки. Больше в бытовке никого не было, но длиннющий хвост незримой очереди жил своей независимой жизнью, и если бы он неожиданно подтянулся к бытовке, то захлестнул бы весь коридор. Завтра должен был состояться строевой смотр.

— Что такое строевой смотр? Как к нему готовиться? Что делать? – спрашивал Серёга Яковлев у своего земляка грушеголового Петьки Киселёва из третьей роты.

Петька приглаживал натёртый бриолином до паркетного блеска чуб и говорил, причмокивая языком.

— Что строевой смотр! Что к нему готовиться! Так, брючки гладануть раза два туда-сюда, и всё. Видели, как я?

Петька действительно с брюками расправлялся недолго, не залазил на стол, не обкатывал утюг. Он пришёл в бытовку, спокойно дождался, пока очередной наездник расседлает паровозик, без лишних движений подошёл к столу, разложил брюки и быстро, пока стоявший на очереди Коля Марченко раздумывал сказать или не сказать, что не Петькина очередь, навёл стрелки. Потом Петька аккуратно повесил брюки на руку и подал утюг Коле:

— Учись, молодой, пока я жив!

Петька сидел в окружении суворовцев второго взвода:

— Да что вы трясётесь? Всё будет как на утреннем осмотре, проверят, и всё. Потом сыграют «Зарю», и два разика пройдёте мимо трибуны.

Стоявший позади Петьки Серёга Яковлев улыбался: «Во, земеля, не волнуется, не боится, всё знает».

— Да вам чего трястись, до вас и не дойдут.

— А я и не буду, — провёл ладонью по брюкам Серёга. – Два дня назад утюжился.

— И я, — прихвастнул Толя Декабрёв, — я три дня назад стрелки наводил, и если бы не дождь, о них можно было порезаться.

— А чё, я бляху почищу, и всё, — сказал Борька Топорков.

— И пуговицы щёточкой чуть-чуть, — как по клавишам баяна прошёлся по пуговицам Рустамчик.

— Не боись, — успокаивал Петька, — хотите быть генералами, ничего не бойтесь. Генералы ничего не боятся!

То ли от этих слов, то ли от солнца, которое заглянуло в окно, в спальне стало светло, заблестели паркетный пол и Петькина паркетная голова.

Санька посмотрел на свои брюки, сравнил их с брюками Серёги и Толи Декабрёва и понял, что его стрелки куда тоньше, чем у них.

После обеда под одним из кавалеристов сломался железный конь, и в результате небольшой перепалки очередь за работающим утюгом раздвинулась, и по справедливости, в её промежутки влилась очередь сломанного утюга.

— Буду я ещё гладиться, — возмущался Серёга.

— И я тоже, — повторял вслед за ним длинный и белобрысый Сашка Дружков, — так и до утра не успеем.

«Если это обычный строевой смотр, — думал Санька, — то что волноваться?» — Очередь его к вечерней проверке к утюгу не продвинулась. И он, позёвывая в кулак, решил: — «Так и скажу: не успел. Что я один?»

Он лениво мазанул кремом ботинки и, забравшись под одеяло, свернулся калачиком и мгновенно уснул.

Команда «Подъём!», выстрелившая, как из орудия, катапультировала его на пол, и быстро одевшись, он стал ждать следующей команды «Выходи строиться на зарядку!», но она застряла где-то в глубине ствола. Вместо неё последовала другая: «До построения на строевой смотр осталось полчаса!»

Санька стал медленно заправлять постель и тут услышал рассказ Толи Декабрёва Сашке Дружкову:

— Я Серёгу просил, чтобы он меня поднял, а он брыкнулся в постель, и если бы храпом не разбудил, я бы стрелочки не навёл.

Санька посмотрел на Серёгу, стрелки на его брюках разрезали воздух как носы пароходов при ходьбе.

У Сашки Дружкова стрелки были не только на брюках, но и на рукавах гимнастёрки, протягиваясь по спине, соединяя одну лопатку с другой.

На строевом смотре рота, выстроенная в линию взводных колонн, по приказу её командира вытянулась, и проверяющий полковник Зотов стал прохаживаться вдоль шеренг, что-то говоря майору Сорокину. Командир роты ходил за ним с маленьким блокнотиком, и после каждого замечания розовый цвет его лица сгущался до красного, и он твердил единственную фразу.

— Так точно! Сделаем, товарищ полковник, устраним!

Проверяющий постепенно приближался, и Санька от страха превращался в ледышку, прижимал руки к лампасам и чувствовал, как по телу пробегает волнами предательская дрожь.

Полковник внимательно посмотрел на Саньку, поправил очки, и, наконец, снял их, не доверяя увеличительным стёклам в золотой оправе.

— Это что такое? – обратился он к Сорокину.

Командир роты тут же потерял своё «Так точно! Сделаем, товарищ полковник, устраним!» и, побагровев до винегретного цвета, пожал плечами и опустил руки с карандашом и блокнотом.

— Да?! – сказал Зотов и пошёл дальше. Потом вдруг повернулся, надел очки и ушёл из роты.

Сорокин подошёл вплотную и уставился на Саньку. Тот почувствовал, как жар от перекалённого командира роты переливается к нему, и он уже не знал, до какой степени раскалилось его лицо, но уши пылали и уже, наверно, сворачивались в трубочку.

Потом шеренги сомкнулись, и майор Сорокин приказал:

— Соболев, выйти из строя! – и на Санькином примере показал всем, как не надо пришивать подворотнички, как не надо чистить ботинки и как не надо гладить брюки.

Санька опустил голову и увидел смотревший на него тусклый коричневый камешек, вплюснутый в асфальт, большой и грустный, как коровий глаз. Он всё ждал, что командир роты объявит ему наряд вне очереди на воскресенье, и боялся этого, но майор Сорокин скомандовал: