Цепная лисица - Кира Иствуд

всё её существо вдруг переполняется желанием убежать и спрятаться. Спастись. И спасти свой мир. Шелестящий голос ласково уговаривает её, успокаивая и убаюкивая… и вдруг обрывается на полуслове.

Мир сотрясается, его стены вибрируют. Кора вздрагивает, сжимаясь в комок. Энергия течёт быстрее, подгоняемая страхом. От отчаянных криков снаружи у девочки закладывает уши.

Гигантская наковальня над головой стучит всё чаще и громче, переходя в тревожную дробь. Кора мечется. Внутри её маленького сердца расползается животный ужас. Мир вдруг взрывается горячей болью и тут же остывает, под натиском мертвенного холода.

Наковальня выстукивает последний такт и замолкает. Тишина звенит, как церковный колокол. Холод сковывает, душит… пузырь лопается.

Последнее, что видит девочка — это чёрную, как бездна, тень, которая вгрызается ей прямо в середину груди. Мир тонет во мгле.

Сцена 12. Мать и Тень

Сознание вернулось рывком, точно кто-то выдернул меня из ледяной проруби. Жадно вдохнув, я резко села и тут же со стоном сжала голову руками. Виски ломило так, будто я накануне запивала мартини пивом. Не ожидая ничего хорошего, я разлепила слезящиеся глаза.

Незнакомая комната без единого окна, стеклянная люстра под потолком, почти не дающая света, у противоположной стены разложена кушетка, а рядом на тумбе — электрические часы. Зелёные цифры безжалостно сообщали, что уже почти полночь. День подходил к концу…

Я сидела на кровати, в которой по видимому провела как минимум последние часов шесть. Интересно, как я в неё попала? Утешало, что хоть одежда была на месте. Приглушённый свет, бордовые тона обоев и витающий вокруг приторный конфетный аромат — жирно намекали, что я всё ещё в гостях у Илоны. Чокнутой ведьмы. Последнее, что сохранилось в памяти — как она проваливается в меня (это вообще, возможно?), а Павел стоит у стены неподвижным изваянием. Или нет, не это последнее…

Мигрень отступила, и я прикрыла глаза оживляя… сон? Или то, что мне показалось сном. Явственно вспомнились и стеклянная комната, и Кора — странная девочка с меняющимся лицом, и чёрная кошка и … родители. Алек. Койот и Гиены… Я вспомнила всё до последних деталей, словно была там. Словно смотрела со стороны и изнутри девочки. Кора была мной и одновременно, чем-то отдельным, чем-то, что я не способна осознать. Вспомнилось и то, как Илона спасла меня из лап монстра, которым обернулся отец… Обернулся, потому что им овладела тень. При воспоминании о ней я невольно обернулась.

За моей спиной, прямо на выцветших обоях вырисовывалось едва заметное вытянутое пятно с размытыми краями. Я медленно покачала головой. Пятно качнулось вслед. Самая обыкновенная тень, но отвести взгляд было боязно.

Теперь-то я точно знала, что Алек едва не погиб именно из-за меня. Он принял удар и спас мои хвосты, которые хотела сожрать чёрная сущность, которая и сейчас где-то здесь, может даже прямо передо мной, выдумывает очередной грязный план по захвату того, что ей не принадлежит… Неужели именно она, питаясь моей злостью, нападала на окружающих? Столкнула Алека… Стала душить Раису — белую кошку из универа. И раньше, в прошлом… когда мать злилась, эта тень оживала, по капле отравляя души моих родителей. Может ли быть, что именно она в итоге виновата в том, во что превратилась моя семья. Виновата в гневе мамы… В запое отца? Что это вообще за тварь и откуда взялась? А главное, что теперь с ней делать?

Тень на бордовых обоях молчала и нападать не торопилась, по крайней мере прямо сейчас, но кто знает, что случится, стоит мне отвернуться?

“Не буду же теперь пялиться на стену до скончания времён?” — вслух пробормотала я, не без усилий заставляя себя отвести взгляд и только тут замечая стоящую на прикроватном столике тарелку, накрытую согнутым вдвое альбомным листом. Под ним оказались спрятаны бутерброды с маслом и сыром и гранёный стакан с белой жидкостью. Взяв его, я с подозрением принюхалась, после чего развернула листок и уставилась в острые буквы. С первых строк в авторстве не осталось сомнений:

“Проснулась? Ну, наконец-то! Буду ждать тебя в гостинной. Нужно обсудить дальнейший план действий. Сначала поешь. Надеюсь, ты любишь молоко.

p/s

Ты слишком лёгкая для своего возраста, тебе стоит лучше питаться. Так что порцию масла на каждый бутерброд я удвоил!”

Я перечитывала эти короткие строки строки, а сердце сладко щемило. В голове сменяли одна другую картины того, как Павел несёт меня в комнату, как заботливо готовит бутерброды и пишет записку. Хотелось верить, что он это делал не под влиянием Уз. Что не только обстоятельства заставили его заботиться обо мне, но и нечто большее. Но было бы слишком наивно так думать…

Встряхнув головой, я в три глотка выпила молоко, которое терпеть не могла, и откусила бутерброд, едва им не подавившись.

Покончив с трапезой и приведя мысли в относительный порядок, я вышла из комнаты в коридор. Там было тихо и довольно темно, пространство освещал лишь голубоватый свет, льющийся из мутной стеклянной вставки первой двери, за которой, как и прежде, мерно покачивалась в кресле мать Илоны — Мария.

Что-то заставило меня задержать на ней взгляд. Чем дольше смотрела на её скрюченный силуэт, тем яснее я видела, что старуха тоже смотрит на меня. “Вряд ли она хоть что-то понимает”, — подумалось мне, как вдруг старуха дёрнулась, наклонила голову. Тонкая рука поднялась и медленно поманила меня пальцем.

Я отшатнулась, отвернулась, чтобы не видеть больше пугающей фигуры. “Мне верно, показалось”, — успокаивала я себя. — “Разглядеть в темноте она меня никак не смогла бы. Это всё фантазии и не более”, — уверяла я испуганно колотящееся сердце, пряча беспокойные мысли поглубже — туда, где обитают все монстры из детских сказок. Почему-то безобидная старушка вызывала у меня испуг сравнимый со страхом ребёнка перед чудовищем, обитающим под кроватью.

Стараясь более не смотреть в сторону Марии, я пошла к гостинной, но не пройдя и пары шагов остановилась. Дверь в комнату в конце коридора была плотно прикрыта, из-за неё не доносилось ни звука, но Павел был там. И был не один, я знала это так же ясно, как своё имя. Узы сияли ярко и тянулись к закрытой двери. Повинуясь порыву, я положила на солнечное сплетение ладонь и, прикрыв глаза, прислушалась, как делала недавно, когда под окна пришёл Алек.

Лиса навострила уши, и голоса, точно вынырнув из воды, зазвучали в голове. Говорила Илона:

— … ненаглядный Барон ведь в курсе твоих приключений? — разгорячённо