История императорской власти после Марка - Геродиан . "Геродиан"

11. (1) В то же самое время случилось гибельное бедствие в Риме, началом и поводом для которого послужил дерзкий поступок двух мужей из сената. Все сошлись в сенат, чтобы рассмотреть создавшееся положение. (2) Узнав об этом, воины, которых Максим оставил в лагере (они были уже накануне освобождения от воинской службы и по возрасту оставлены дома)[61], подошли к входу в сенат, желая узнать о происходящем; невооруженные и одетые в простые плащи, они стояли вместе с остальным народом. (3) Другие оставались перед дверями, но двое или трое, которым не терпелось услышать обсуждение, вступили в здание сената, так что даже зашли за поставленный там алтарь Победы[62]. Сенатор, недавно бывший консулом, по имени Галликан, родом карфагенянин[63], и другой, бывший претор по имени Меценат [64], мечами, принесенными за пазухой, наносят удары в грудь воинам, ничего не {124} ожидавшим и даже державшим руки под плащами. (4) Из-за происшедшей стычки и смятения оказалось, что все, кто открыто, кто тайно, были вооружены мечами, принеся их будто бы ради собственной защиты против неожиданного злого умысла врагов. В то время воины, сраженные и от внезапности не сумевшие защититься, полегли перед алтарем. (5) Видя это, остальные воины, потрясенные тем, что случилось с их товарищами, испугавшись массы народа, и сами, не имея оружия, обратились в бегство.

Галликан же, выбежав из сената в гущу народа, показывая меч и окровавленную руку, побуждал преследовать и убивать врагов сената и римлян, друзей и союзников Максимина[65]. (6) Легко поддавшись уговорам, народ стал славословить Галликана; воинов же, каких можно было настичь, забрасывали камнями. Другие воины, успевшие убежать раньше (причем несколько из них было ранено), прибежав в лагерь и заперев ворота, взялись за оружие и стали охранять стену лагеря. Галликан же, сразу решившийся на столь большое дело, навлек на город гражданскую войну и большое бедствие. (7) Он убедил толпу ворваться в общественные склады оружия, которое было приготовлено скорее для торжественных шествий, чем для сражения[66], и прикрыть свое тело, чем каждый сумеет; отперев гладиаторские казармы, он вывел гладиаторов, вооруженных их собственным оружием[67]. Сколько было в частных домах и мастерских копий, мечей и секир, — все расхватывалось. (8) Воспламенившись, народ превращал в оружие любой подвернувшийся предмет из пригодного для сражения материала. Собравшись таким образом, они направились к лагерю и сразу же бросились к воротам и стенам, словно готовые к осаде. Воины же с большой опытностью, вооруженные… и зубцы стен, и щиты отгоняли их, пуская в них стрелы и отстраняя от стены длинными копьями.

(9) С наступлением вечера, когда утомленный народ и израненные гладиаторы захотели уйти, воины, увидев, что те повернули, подставляют спины и уходят беспечно, так как полагают, что немногочисленные воины не решатся преследовать такую массу, внезапно открыв ворота, выбежали вслед за народом, убили гладиаторов, и в толчее погибло много народа. Воины преследовали их настолько, чтобы недалеко отойти от лагеря, и, возвратившись обратно, остались за стенами.

12. (1) После этого гнев народа и сената усилился. Избирались военачальники[68], со всей Италии собирались отборные воины и вся молодежь, и вооружились они на скорую руку сделанным и случайно подвернувшимся оружием. Большую {125} часть их Максим повел с собой, чтобы воевать с Максимином; прочие остались охранять город и защищать его.

(2) Все время совершались нападения на стену лагеря, но у них ничего не получалось, так как воины бились, находясь наверху, и они, поражаемые и получая ранения, уходили с уроном.

Оставшийся дома Бальбин в изданном постановлении умолял народ пойти на примирение, а воинам обещал амнистию и давал прощение за все провинности. (3) Он, однако, не убедил ни тех, ни других; зло все время увеличивалось, потому что народная масса была возмущена тем, что к ней с презрением относятся немногочисленные воины, а воины негодовали на то, что терпят такое от римлян, словно от варваров.

Наконец, так как штурмовавшие стену не могли ничего сделать, военачальники решили отрезать все источники воды, по которым она втекала в лагерь, и заставить воинов сдаться из-за недостатка питья и нужды в воде.

(4) Взявшись за это, они стали отводить всю воду лагеря в другие русла, отрезая и загораживая стоки воды в лагерь[69]. Воины же, видя опасность и оказавшись в отчаянном положении, отперли ворота и выступили; после жестокого сражения и бегства народа воины в своем преследовании проникли далеко за город.

(5) Потерпев поражение в рукопашном бою, массы народа взбирались на дома и, швыряя черепицу, камни и разные черепки, губили воинов, а те не решались идти на них из-за незнания устройства домов; затем, так как дома и мастерские были заперты, они поднесли огонь к дверям и ко всем деревянным выступам, каких было много в городе. (6) Пламя очень легко распространилось по большей части города из-за скученности жилищ и большого количества сплошного дерева[70] и превратило в бедных многих богатых, утративших великолепное и большое имущество, ценное богатыми доходами и разнообразной роскошью. (7) Вместе с этим сгорело множество людей, не сумевших убежать, так как пламя успело охватить все выходы. Были разграблены целые состояния богатых людей еще и потому, что к воинам ради грабежа примешались злодеи и негодяи из простого народа. Огонь погубил такую часть города, что с этой частью не мог бы сравниться в целом ни один из крупнейших городов.

(8) Такое происходило в Риме; Максимин же, окончив путь, остановился у границ Италии и, принеся жертвы на пограничных алтарях[71], собирался совершить вторжение в Ита-{126}лию; он приказал всему войску быть под оружием и выступать в строгом порядке.

Мы описали восстание Ливии, гражданскую войну в Риме, то, что произошло у Максимина, и его прибытие в Италию; последующее будет рассказано ниже. {127}

Книга VIII

1. (1) То, что было совершено Максимином после кончины Гордиана, а именно — его прибытие в Италию, отпадение Ливии и распря между воинами и народом в Риме, описано в предыдущей книге. Остановившись у границ, Максимин выслал вперед лазутчиков, чтобы они разведали, нет ли каких-нибудь тайных засад в горных ущельях или в лесных чащах. (2) Сам же он, сведя войско в долину, выстроил отряды тяжеловооруженных четырехугольниками, вытянутыми более в длину, чем в глубину, чтобы охватить большую часть долины[1], а весь вьючный скот и повозки поместил в середине; сам он вместе с телохранителями следовал в арьергарде. (3) С обеих сторон скакали подразделения конных латников, мавританские копейщики и лучники с Востока. Он вел в качестве союзников и великое множество германских всадников: их он чаще всего выдвигал вперед, чтобы они принимали на себя первые удары врагов вследствие того, что они были горячи и смелы в начале сражения, а как только приходилось подвергать себя опасности, они стоили мало, как и подобает варварам.

(4) Пройдя всю равнину стройно и в полном порядке, войско остановилось перед первым италийским городом, который местные жители зовут Гема[2]. Он построен в самой высокой части равнины у предгорья Альп. Здесь встреченные Максимином разведчики и лазутчики донесли, что город пуст, а жители все до одного бежали, поджегши двери храмов и домов; все, что находилось в городе и на полях, одно — увезли с собой, другое — сожгли, и не осталось провианта ни для вьючных животных, ни для людей. (5) Максимин обрадовался поспешному бегству италийцев[3], надеясь, что так же, не дожидаясь его прихода, будет поступать все население; войско же, в самом начале похода испытывая голод, было огорчено. Переночевав, одни в городе, в домах без дверей и совершенно пустых, другие — на равнине, они с восходом солнца поспешили к Альпам. Природа воздвигла эти длинные горы, словно стену Италии, высотой выше облаков и необычайно вытянутые в длину, так что они, охватив всю Италию, простираются в правой ее части до Тирренского моря, а в левой — до Ионийского залива. (6) Они покрыты сплошными густыми лесами, и про-{128}ходы в них узки из-за обрывов, уходящих на большую глубину, или из-за неровностей скал. Тропы сделаны человеческой рукой, с великим трудом они проложены древними италийцами. С большим страхом двигалось войско, опасаясь, что вершины уже заняты, а проходы, чтобы помешать их прохождению, завалены. Их опасения и страхи были вполне естественны, если принять во внимание природу этих мест.