История императорской власти после Марка - Геродиан . "Геродиан"

(12) Такого рода причины еще больше разожгли злобу и жестокость в душе Максимина, и прежде склонной к этому[9]. И на вид он был очень страшен, и ростом чрезвычайно велик, так что нелегко было сравняться с ним кому-либо из тренированных эллинов или воинственнейших варваров.

2. (1) Совершив описанное выше, он, взяв все войско и бесстрашно перейдя мост, начал сражаться с германцами. Он привел с собой великое множество людей и почти всю римскую силу, огромное число мавританских копьеметателей, осроенских и армянских лучников, из которых одни были его подвластными, другие — друзьями и союзниками, и тех из парфян, кто либо был подкуплен деньгами и перебежал к нему, либо был захвачен в плен и находился в порабощении у римлян. (2) Эта масса войска еще раньше была набрана Александром, увеличена же Максимином и вымуштрована им военными упражнениями. Копьеметатели и лучники слывут особенно подходящими для сражения с германцами, так как они, не раздумывая, нападают на не ожидающих этого и легко отступают.

(3) Оказавшись на неприятельской земле, Максимин прошел большую территорию, причем никто ему не оказывал сопротивления, но, наоборот, варвары отступили. Он опустошил всю страну[10], особенно в пору полного созревания хлебов[11], и, поджигая деревни, отдавал их войску на разграбление. Огонь весьма легко распространяется по городам, какие есть у варваров[12], и по всем жилищам. (4) Ведь у них мало камня и обоженного кирпича, но зато леса густые, поэтому ввиду изобилия дерева они, скрепляя и сколачивая его, строят жилища. Максимин далеко продвинулся, совершая то, о чем мы говорили выше, уводя добычу и отдавая войску стада, которые ему попадались на пути.

(5) Германцы отступили с равнин и с тех мест, где не было деревьев, прятались же они в лесах и держались около болот, чтобы там вступать в сражение и совершать набеги, потому что чаща растений задерживала в себе стрелы и дротики врагов, а глубина болот становилась для римлян опасной из-за незнания местности; им же самим, знавшим по опыту местность и погружавшимся лишь до колена в труднодоступных и коварных местах, легко было проходить. (6) Они ведь были натренированы в плавании, так как для омовения используют только реки. {112}

Вот около этих-то мест происходило больше всего столкновений. Здесь сам император весьма отважно начал битву. Когда около какого-то большого болота, к которому в бегстве отступили германцы, римляне не решались преследовать их, Максимин, первым бросившись в болото вместе с конем, хотя конь и погрузился в воду выше живота, стал убивать стоявших против него варваров, (7) так что остальное войско, постыдившись предать государя, сражавшегося за них, воспрянуло духом и вступило в болото; с обеих сторон пало большое число людей: из римлян.., из варваров — почти все тогда участвовавшие; особенно отличился сам император — настолько, что болото наполнилось телами, и из-за стоячей воды, смешавшейся с кровью, сражение пешего войска имело вид морского боя.

(8) Об этом сражении и о своем подвиге он объявил сенату и народу не только письменно, но и, велев изобразить битву на больших картинах, поместил их перед зданием сената, чтобы римляне могли не только слышать о том, что произошло, но и видеть. Это изображение сенат впоследствии уничтожил вместе с остальными оказанными ему почестями. Произошли и другие столкновения, в которых он повсюду стяжал себе славу, отличившись собственными деяниями и своими военными подвигами.

(9) Захватив в плен многих из германцев и угнав добычу, он, когда уже наступала зима, возвратился в область паннонцев[13] и, находясь в Сирмии[14], слывшем крупнейшим тамошним городом, готовился к выступлению весной[15]. Ведь он угрожал и (и собирался это исполнить) истребить и подчинить варварские племена германцев вплоть до океана.

3. (1) Таков он был в военных делах. И до славы поднялись бы его деяния, если бы он не стал для близких и подданных еще более невыносимым и страшным. Что за польза была от того, что варвары истреблялись, если становилось все больше убийств в самом Риме и среди подвластных племен? И к чему забирать добычу у врагов, грабя и отнимая имущество у своих? (2) Доносчики встречали всяческое попустительство, больше того — их подстрекали поднимать давнишние судебные дела, среди которых попадались не поддававшиеся расследованию и проверке. Всякий, только вызванный в суд доносчиком, уходил сейчас же побежденным, лишившись всего имущества. (3) Ежедневно можно было видеть вчерашних очень богатых людей просящими милостыню на следующий {113} день. Столь великим было сребролюбие тирании под предлогом непрерывных расходов на оплату воинов.

Максимин легко обращал свой слух к клевете, не щадя ни возраста, ни достоинства человека. Очень многих из тех, кому было доверено управление провинциями и военными лагерями, после того как они имели консульское звание или славу, заслуженную трофеями, он повелевал схватить на основании мелочного и низкого наговора, (4) приказывая посадить на повозки их одних, без прислуги, и везти ночью и днем, будь то с востока, с запада или с юга, к паннонцам, где он находился. Помучив и оскорбив, он наказывал их изгнанием или смертью. Пока это делалось по отношению к отдельным людям[16] и несчастье затрагивало частное имущество, это было довольно безразлично населению городов и провинциям. (5) Ведь неудачи людей, которые слывут преуспевающими и богатыми, не только не остаются без внимания у черни, но иногда радуют некоторых дурных и ничтожных из зависти к более могущественным и преуспевающим. Когда же Максимин довел до бедности большую часть славных домов[17] — мелкие и незначительные он не считал достойными своих замыслов, — он перешел к общественному имуществу, и если были какие-либо государственные деньги, собиравшиеся для благодеяний и раздач простому народу или отложенные на театральные зрелища и всенародные празднества, он присваивал их себе; посвящения в храмы, статуи богов, почетные дары героям и какое было убранство общественных мест или украшения города, либо материалы, могущие быть превращенными в монету, — все переплавлялось.

(6) Именно это огорчило народ и вызывало народную скорбь — вид осадного положения вдали от битв и без оружия, вследствие чего некоторые из простых людей простирали руки и охраняли храмы, готовые скорее пасть убитыми перед алтарями, чем видеть ограбление Отчизны. Поэтому по городам и в провинциях настроение народных масс было чрезвычайно угнетенным. Не были довольны происходящим также и воины, потому что родственники и близкие упрекали их в том, что Максимин так поступает из-за них.

4. (1) Причины же эти, отнюдь не необоснованные, возбуждали массы к ненависти и мятежу. Все молились и взывали к обижаемым богам, начать же никто не решался до тех пор, пока при завершении третьего года правления[18] из-за малого и ничтожного повода — так ниспровергается тирания {114} — первыми взялись за оружие и решительно подняли мятеж ливийцы по следующей причине.

(2) Некто весьма круто управлял Карфагенской страной[19]и вместе со всевозможными жестокостями завел штрафы и денежные поборы, желая быть на хорошем счету у Максимина. Последний ведь отличал тех, кто, по его сведениям, подходил к его образу мыслей. Тогдашние управители казны, если они в редких случаях и оказывались честными, то все же, имея перед глазами опасность и зная о его сребролюбии, невольно подражали остальным.