Том 7. Человек, нашедший свое лицо - Александр Беляев

Гофман курил сигару за сигарой, одобрительно покряхтывая.

Необычайный успех сделал свое дело. Барыш есть барыш, а «деньги не пахнут», каково бы ни было их происхождение, – так смотрели на вещи еще коммерсанты древнего Рима, которые пустили в оборот эту пословицу. Многие предприниматели не устояли перед барышами, которые давал новый фильм, и начали брать его в прокат. Фронт был прорван. За отдельными предпринимателями потянулись компании, а следом за ними и крупные концерны. Фильм начал свое победоносное шествие по Америке и Европе.

Даже газеты враждебного лагеря не могли не признать высоких достоинств сценария, музыки, кстати сказать, написанной самим Престо, и мастерства исполнения. Новый Престо и Эллен сразу взошли на небосклон мировой кинематографии как звезды первой величины. Но и остальные участники, почти все молодежь, изумили своей игрой, что составляло бесспорную заслугу режиссерского дарования Престо.

Питч рвал и метал в бессильной злобе.

«Надо было озолотить этого ловкача Престо, но не выпускать его из рук. Кто знал?..»

Люкс меланхолически думала:

«Я, кажется, сделала большую глупость, оттолкнув Престо. Но кто же мог подумать?..»

Это та…

Однажды Эллен в обществе Престо, Гофмана и двух киноартисток подъехала к фешенебельному кинотеатру. Исполнителей престовского кинофильма интересовало, как на него реагирует аристократическая публика. Престо с большим трудом удалось уговорить Эллен поехать с ним.

В автомобиле Тонио, пользуясь тем, что киноартисты были заняты оживленным разговором с Гофманом, тихо спросил Эллен:

– Когда же вы дадите мне ответ, Эллен?

Она догадалась, о чем ее спрашивает Престо, но ничего не ответила, только губы ее дрогнули.

Выходя из автомобиля, Эллен увидела двух дам в дорогих манто. Они с острым любопытством смотрели на нее.

– Смотрите! Это та, о которой писали газеты! Новоявленная «звезда» экрана и amante (любовница) Престо, – довольно громко сказала остроносая дама.

– Да, это она, – подтвердила полная. И они бесцеремонно проводили Эллен взглядами.

Эллен смертельно побледнела, словно ей публично нанесли пощечину.

Весь киносеанс она просидела неподвижно в глубине ложи, даже не взглянув на экран. Напрасно Престо пытался вывести ее из задумчивости. Поведение Эллен уже начинало беспокоить его.

Зрительный зал бурно аплодировал, словно на экране были живые артисты.

«Неужели даже этот ошеломляющий успех не трогает ее?» – с тревогой думал Престо.

Не проронив ни слова, Эллен вернулась домой и тотчас заперлась в своей комнате. Больше она не могла сдерживаться и дала волю слезам.

В дверь постучались.

«Престо, – подумала Эллен. – Как не вовремя! Бедный! Он ждет ответа. Но что я могу ему сказать?..»

Она вытерла слезы платком и открыла дверь.

Перед нею стояла компаньонка миссис Ирвин.

– Простите, мисс, но я не задержу вас, – сказала она, глядя в покрасневшие от слез глаза Эллен. Не ожидая приглашения, она уселась в кресло и сказала: – Вы плакали, мисс. Я это вижу по вашим глазам.

– Я и не скрываю, – ответила Эллен.

– Да, вам есть о чем поплакать. За необдуманные поступки, за легкомысленное поведение всегда приходится расплачиваться слезами, – нравоучительно заметила миссис Ирвин.

– За какие необдуманные поступки, какое легкомысленное поведение? – спросила Эллен, чувствуя, как кровь заливает ее щеки, лицо.

Миссис Ирвин насмешливо смотрела на нее.

– Будет вам, – строго сказала она. – Передо мной вам нечего изображать овечку и угнетенную невинность. Вы прекрасно знаете, о чем идет речь.

– Уверяю вас, что не знаю.

– Будто бы? – с улыбкой спросила миссис Ирвин. – Вы одна не знаете того, о чем пишут все газеты, кричат и говорят на всех перекрестках во всех штатах Северной и Южной Америки?

– Неужели вы верите этой клевете? – с негодованием воскликнула Эллен.

Миссис Ирвин пожала плечами:

– Почему же обо мне ничего подобного не пишут? Нет дыма без огня. Но дело касается сейчас не вас, а меня. Мистер Престо обманул меня, ввел в крайне невыгодную для меня сделку, пригласив в ваши компаньонки, а по существу, чтобы прикрывать моим присутствием разврат…

– Вы забываетесь, миссис Ирвин! Разговор в таком тоне не может продолжаться!

– Успокойтесь. Он скоро кончится, – строго сказала миссис Ирвин. – Поверьте, что мне самой говорить с такой особой, как вы, не доставляет ни малейшего удовольствия. Я не содержанка. Я бедная, но честная женщина. Честь, доброе имя – весь мой капитал, все мое состояние. А я могу потерять его, оставаясь в этом доме… Я вынуждена покинуть вас.

– И чем скорее вы это сделаете, тем лучше, – сказала Эллен, чувствуя, что еще минута – и она не сможет сдержать себя.

– Об этом не беспокойтесь. Я уже приказала собрать мои вещи и подать автомобиль.

Гордо поднявшись, не протянув руки, даже больше не взглянув на Эллен, миссис Ирвин величественно выплыла из комнаты.

Эллен почти без чувств упала на кушетку.

Последний удар

Все в порядке. Картина имеет успех. Предприятие спасено. Теперь осталось одно: покончить с одиночеством холостяка.

Престо в приподнятом настроении ходил по кабинету. Он ждал Эллен, которая должна была дать ему ответ: будет ли она его женой.

Эллен опаздывала, в нетерпении он все ускорял шаги. Но вот, наконец, в дверь постучались. Престо бросился открывать, с намерением без слов заключить в объятия свою невесту. Широко распахнул двери и увидел перед собою мистера Барри – дядюшку Эллен.

Старик был застегнут на все пуговицы и имел озабоченный и даже печальный вид.

– Мистер Барри! – воскликнул Престо, не будучи в силах скрыть свое разочарование. – Рад вас видеть. Здравствуйте. Но, признаться, я ожидал встретить мисс Кей. Надеюсь, с нею все благополучно?

– Она здорова, – ответил Барри. – Но… Эллен просила меня переговорить с вами.

У Престо сразу упало настроение.

– Прошу садиться, – сказал он осекшимся голосом. – Почему же она не могла сама переговорить со мною?

Они сели.

– Это для нее было бы трудно, тяжело… Ведь она любит вас, мистер.

– Она отказывается быть моей женой? – быстро спросил Престо.

– Да, к величайшему сожалению.

– Но, боже мой? Почему? Какая причина?

– Я полагаю, что вы сами знаете ее не хуже меня.

– Мерзкая клевета в газете. Но ведь это же дело конченое, – горячился Престо.

– Это дело не может быть конченым, мистер Престо. Вы знаете пословицу: «Бросай грязью, что-нибудь да останется».

– Ничего не останется. Брак – лучший способ смыть эту грязь. И стоит ли обращать внимание?

– Выслушайте меня, мистер Престо. Поверьте мне, что я сам глубоко опечален тем, что ваш брак расстраивается. Но я вполне согласен с Эллен. Этого не должно быть.

– Но зачем же тогда… до сих пор она ничем не дала понять, что ее ответ будет отрицательный?

– Она щадила вас и заботилась о судьбе картины, не хотела вас расстраивать, пока не будет снят последний кадр. Ведь и вы хотели скрыть от нее клевету в газетах.

– Быть может, у нее снова возникли сомнения в том, по любви ли я женюсь на ней или же только из благородного побуждения?

– Она верит в вашу любовь так же, как и я, и не сомневается, что вы ее искренне любите. Но послушайте, что она говорит: «О клевете знает вся страна. И меня теперь знает вся страна как новоявленную кинозвезду. И чем больше будет моя известность, чем выше пьедестал, тем большее количество людей будет указывать на меня пальцами, двусмысленно подмигивать глазами, говорить: „Это, знаете, та самая…“» Разве мало людей покрывали браком незаконную связь, но пятно все же оставалось?

– Но ведь наши отношения были совершенно чисты!

– Не сомневаюсь в этом ни на одну минуту, – возразил Барри. – Но в этом-то и заключается весь ужас клеветы: каждый волен ей верить и не верить.

Престо схватился за голову и воскликнул:

– От этого с ума можно сойти! Неужели она решила отказаться и от артистической карьеры? Ведь она сразу получила то, о чем тщетно мечтают миллионы людей…

– Славу, деньги, хотите вы сказать? – перебил Барри. – Честь человека дороже славы и денег. По крайней мере мы с Эллен так думаем.

– Я так же думаю, – с некоторым неудовольствием ответил Престо. – Но это потеря для искусства, для людей.

– Вы сами как-то рассказывали мне, как какая-то психопатка просила вас сохранить ваше безобразие, вашу незаживающую рану, для искусства и людей. И вы вполне разумно тогда ответили ей, что такое требование нелепо и эгоистично.