Седьмая луна - Мариус Габриэль

– Ты это серьезно? – недоверчиво посмотрела на нее Фрэнсин и иронично улыбнулась. – Первый раз ты сказала только то, что она производит впечатление умной и сообразительной женщины.

– Да, это было мое первое впечатление, – призналась секретарша. – А во второй раз я вдруг увидела ее душу, ее страдания и боль. Это было написано на ее лице и отразилось в глазах.

Фрэнсин вздохнула, словно потеряла всякую надежду получить от секретарши информацию, лишенную эмоциональной окраски.

– Сесилия, не забывай, что эта женщина незаконно проникла в мою квартиру. Ни один честный человек ничего подобного себе не позволит.

– Да, но не забывайте, что она сделала это в день голодных духов.

Фрэнсин не нашлась что ответить и молча пережевывала мясо.

– Ну ладно, – сказала она через минуту, – теперь все равно нам придется подождать, когда Клэй Манро приведет ее ко мне. И вот тогда мы посмотрим, что представляет собой этот голодный дух.

В то зимнее утро Клэй Манро проснулся ни свет ни заря и, усевшись перед окном, в который раз принялся просматривать фотографии Сакуры Узды и ее личные вещи, которые он вытряхнул из ее сумочки. Здесь не было ни одной вещи, по которой можно было бы определить, где искать эту девушку. Затем он взял туфлю и стал внимательно рассматривать ее. Она была старая, много раз чиненная и с новым каблуком. Словом, это была обувь небогатой женщины, которая тщательно следит за ней, так как позволить себе купить новую просто не в состоянии. Во всяком случае, на обувь матерой преступницы она была совершенно не похожа.

Затем он пересчитал ее деньги. Пятнадцать долларов шестьдесят центов. Не густо. И никаких чековых книжек. Если это ее последние деньги, то сейчас ей не на что купить даже самую дешевую булочку. Он посмотрел на остальные вещи – почти пустая пачка сигарет, сложенная вчетверо карта Нью-Йорка и дешевая губная помада. Он развернул карту и стал внимательно ее изучать. К сожалению, кроме обведенного кружком офиса миссис Лоуренс, никаких других пометок на ней не было.

Вдруг за его спиной послышался сонный голос его подруги:

– Что ты делаешь?

– Спи, – недовольно отмахнулся он, продолжая копаться в дамской сумочке.

Девушка, лежа в постели, недоуменно захихикала.

– Что за идиотские привычки? Может, ты и в моей сумочке пороешься?

– Нет, твоя мне не нужна, – рассердился он. – В ней все равно ничего интересного не найдешь.

– Ошибаешься, в моей гораздо больше интересных вещей, чем в этой, – проворковала девушка.

– Черт возьми! – воскликнул Клэй и швырнул сумку на стул.

Никаких признаков, никакого адреса или номера телефона и вообще ничего такого, что могло бы вывести на ее след.

– Кто: она?

– Это моя работа, – сухо ответил Клэй, не желая продолжать разговор.

Девушка обиженно поджала губы.

– Эй, парень, ты хочешь сказать, что со мной ты уже закончил работать? Иди сюда, я дам тебе полизать мою губную помаду.

Клэй сердито сверкнул глазами и отвернулся. Накануне вечером в ресторане эта официанточка выглядела намного соблазнительнее, чем сейчас, в его постели. Вчера он наклюкался до такой степени, что привел к себе эту дамочку.

– Я ухожу через полчаса, – строго предупредил он, даже не посмотрев в ее сторону. – Вставай и одевайся.

– А как насчет позавтракать? – кокетливо протянула она, не желая так быстро сдаваться.

– Я не завтракаю. Давай шевелись!

Он встал и направился в ванную, опасаясь, что официантка займет ее часа на два. Он снимал эту квартиру уже много лет и никогда не приводил к себе женщин. А теперь лишний раз убедился, что был прав и допустил непростительную глупость, притащив к себе эту легкомысленную особу. Встав под горячую воду, он с интересом наблюдал, как быстро краснел огромный шрам, пересекающий его грудь. Память о Вьетнаме. Теперь уже все позади, а когда-то он пережил немало ужасных минут. Это произошло вскоре после того, как был убит президент Кеннеди. Сперва Клэй гордился, что стал одним из первых американцев, оказавшихся во Вьетнаме в разгар борьбы с коммунизмом, однако потом предпочел не упоминать об этих заслугах. Война стала настолько грязной, что гордиться было нечем. Благодаря своему ранению Клэй единственный из всей роты остался в живых. Кроме того, эта рана помогла ему пережить самые трудные годы, в течение которых многие его друзья по Вьетнаму либо спились, либо поубивали друг друга, либо умерли от передозировки наркотиков.

Он выключил воду, тщательно вытерся огромным полотенцем, набросил халат и вышел из ванной, надеясь, что новая знакомая уже оделась и готова покинуть его квартиру. Но не тут-то было. Она, обмотавшись простыней, подкрашивала на кухне губы.

– Яйца будешь? – предложила она.

– Да, я их обожаю, – проворчал Клэй, мучительно вспоминая ее имя.

А потом махнул рукой и пошел одеваться.

– Мне нравится твоя квартира! – крикнула девушка, намекая на готовность к новой встрече. – А еще больше мне нравится твое умение заниматься любовью. Интересно, где ты обучался этому мастерству?

– Во Вьетнаме, – грустно пошутил Манро. – Послушай, у меня мало времени.

– Куда ты спешишь? – Она недоуменно посмотрела на него. – Ведь сейчас еще и семи нет.

– Работа. Одевайся и пошли.

Она обиженно поджала губы.

– А яйца?

– Мне сейчас не до них.

– Но ты же сказал, что любишь их!

– Да, Чентел, – он вспомнил, наконец, ее имя, – но еще я сказал, что никогда не завтракаю, – повысил он голос, с трудом сдерживая раздражение.

– Меня зовут не Чентел, а Чиффон, – поморщилась она.

– Какая разница! – в сердцах воскликнул Манро и посмотрел на часы.

– Значит, эта ночь для тебя ничего не значит? – чуть не расплакалась она.

– Ты что, смеешься надо мной?

– Значит, все, что ты со мной делал, – это просто так, ради забавы? – не унималась она.

– Это не забава, это секс, – отмахнулся он.

– Нет, такие вещи делают только тогда, когда испытывают настоящие чувства!

Он снова поморщился:

– Боже мой, Чиффон! Что за бред! Пошли быстрее, я опаздываю! И не забудь снять мою рубашку, она стоит тридцать баксов!

– Да пошел ты… – Она сняла рубашку и швырнула ему в лицо.

– Сама пошла! – огрызнулся он.

– Грубиян!

– А ты шлюха! – Он схватил ее трусики и швырнул ей. – Одевайся!

– Ты мерзавец!

– А ты готовить не умеешь! – Он схватил яичницу и швырнул ее в помойное ведро.

Оставшиеся несколько минут они провели в напряженном молчании. Она молча одевалась, а он нетерпеливо переминался с ноги на ногу у двери, наблюдая за ней. Ему вдруг стало жаль ее.

– Послушай, как там тебя, мне действительно пора, – смягчившись, пробурчал Клэй. – Не принимай все так близко к сердцу.