От ЖЖизни к жизни - Евгений Гришковец

Я шёл вдоль корабля, вспоминал свои ощущения, когда видел такой же корабль, но наполненный жизнью, с экипажем. Дул пронизывающий ветер, который, как мне сказали, обычен для Новороссийска в это время года. Вечерело. До окончания работы корабля-музея оставалось минут тридцать. Я поднялся по шаткому грязному трапу, меня возле трапа встречали два ссутулившихся человека в некоей морской форме. Моряками и уж тем более матросами их назвать сложно. Они сгорбились на ветру и не вынимали рук из карманов, что в мою бытность было невозможно. За держание рук в карманах можно было получить наказание в виде песка, который насыпали в карманы шинели, а карманы зашивали. Песка в карманы шинели входило много.

Моим глазам предстала чёрная, сгнившая деревянная палуба, разъеденные ржавчиной до основания рельсы для подачи глубинных бомб, давно не чищенные медные детали и общее запустение и какое-то несчастье… Парни в форме производили грустное впечатление. Они мне тут же сказали, что экскурсию для меня одного делать не будут, потому что экскурсия делается минимум для десяти человек. Но тут же намекнули, что, если я не стану покупать билет, а заплачу за десятерых, мне корабль покажут. В этот момент я понял, что не хочу ходить по кораблю. Я неплохо знаю этот проект корабля, и мне не захотелось видеть картину разорения некогда гордого и мощного крейсера. На мой вопрос, почему у них на носу Андреевский флаг, мне ответили, что это гюйс, просто он выцвел: красная краска выгорела, а синие полоски остались. Новый же гюйс им почему-то не дают. Ремни у парней были не чёрные флотские, а коричневые армейские. Причём не кожаные, а клеёнчатые. Бляхи на ремнях нечищены, а у одного вообще бляха алюминиевая… Не знаю, что сделал бы с матросом наш боцман, увидев столь запущенную бляху. Мы начищали бляхи до такого состояния, что ими можно было пускать солнечных зайчиков. Я порасспрашивал ребят, узнал, что служит их на крейсере 16 человек, и что у них есть даже два офицера и мичман… Печально. Наверное, не надо было мне посещать корабль. Остаётся лишь радоваться тому, что сохранён хоть один крейсер выдающегося проекта 68 БИС, который даёт представление о том, какими были линейные корабли и каким был некогда великий флот. Пусть стоит. Придёт время, его вычистят, надраят, и он действительно украсит собой Новороссийск.

А спектакль прошёл прекрасно. В Новороссийске ждали, и публика была замечательная. Я вновь был рад слышать от театральных бабушек удивление и радость по поводу того, какая на мой спектакль пришла во многом забытая ими молодая и очаровательная публика.

Завтра рано утром лечу в Стокгольм на небольшой кинофестиваль, где я представлю нашу «Сатисфакцию». Жаль, приходится ради этого пожертвовать короткой домашней передышкой. Но часть дома я беру с собой: старшую дочь Наташу. Впервые еду с ней куда-то вдвоём, а без неё бы и не поехал.

В Стокгольме никогда не был, но именно Стокгольм является городом первых моих литературных фантазий и ощущений: всё-таки на одной из крыш там живёт Карлсон. А книга про этого парня, близкого мне сейчас по возрасту, была первой книгой, самостоятельно мной прочитанной. Завтра осуществлю мою давнюю-давнюю мечту: я давно с самого детства, мечтал, что, если окажусь в Стокгольме, в первую очередь выпью там горячего шоколада. Как я мечтал о горячем шоколаде, когда читал книгу про Карлсона! С каким аппетитом все герои этой книги беспрерывно пили горячий шоколад! Я ужасно его хотел и фантазировал себе его дивный вкус. Мамины уверения в том, что горячий шоколад – это просто какао, меня не убеждали. С тех пор я не раз пил в разных странах горячий шоколад и убеждался в том, что мама была не так уж неправа. Но у меня оставалась надежда, что стокгольмский, то есть Карлсоновский горячий шоколад, – нечто особенное. Предполагаю, что ничего особенного в нём нет, но всё равно завтра осуществлю свою мечту, и вкус этого напитка мне уже не важен.

На три дня выключу телефон, только сам буду позванивать домой. Думаю, Стокгольм – подходящее место для того, чтобы побыть несколько дней без мобильного телефона.

Хочу рассказать об одном событии, случившемся в Краснодаре. Я долго размышлял, могу ли об этом рассказывать, имею ли право. А потом понял, что хочу и даже должен.

В Краснодаре шёл спектакль «+1». В городе было много афиш, и моя афиша часто была наклеена на забор или щит рядом с афишей концерта Елены Ваенги. Её концерт был накануне моего спектакля. Я видел в этом определённую иронию случая, вспоминая своё высказывание о её творчестве и последовавшие за ним не санкционированные мной публикации и обсуждения…

И вот играю спектакль в Краснодаре, зал очень большой, аншлаг… Спектакль проходит прекрасно, заканчивается на высокой и чистой ноте, потому что публика очень ждала и была благодарна и внимательна. И вот выхожу я на поклон, и с первой волной аплодисментов к сцене быстро подходит высокая женщина с большим букетом свежайших ярко-жёлтых роз. И к своему полнейшему изумлению, я узнаю в ней певицу Елену Ваенгу… Сказать, что я удивился, – это ничего не сказать. Я глазами спросил её, она ли это? Она очень коротко и сдержанно кивнула, я наклонился за букетом, взял его, и она очень быстро, чтобы не быть узнанной, растворилась среди поднявшейся со своих мест публики.

Уже потом администраторы мне сказали, что она приобрела билет, воспользовавшись выходным днём в Краснодаре, пришла не одна… В том, как она подарила мне цветы, совсем не было позы: смотри, как я великодушна, ты меня ругал, а я оказалась выше этого. Нет! Было видно, что Елена Ваенга взволнована и растрогана спектаклем. Она постаралась быть незамеченной и неузнанной…

В тот вечер я был счастлив от того, что стал свидетелем проявления воли и редкой искренности.

Когда я наклонился за букетом, мне удалось быстро и негромко, чтобы не привлекать внимания, сказать Елене два слова. Большего я сказать не успел, так как она исчезла, но, надеюсь, она меня услышала. Я сказал: «Это поступок!»…

28 марта

24 марта, после полудня, преодолевая сильнейший ветер и пробиваясь сквозь плотные облака, наш маленький самолёт с двумя пропеллерами подлетал к Стокгольму. Меня радовало, что самолёт не реактивный, а с пропеллерами. Я понимал, что над Стокгольмом надо пролететь именно при помощи пропеллера. Таким образом, мы отдавали должное самому известному в России жителю Стокгольма – Карлсону. У нас в стране он пока ещё известнее шведской королевской четы, квартета АББА и Нобелевской премии… А в Швеции он не очень известен и даже не любим. Самый любимый герой там Пеппи. И дело даже не в том, что у нас есть замечательный мультфильм про Карлсона, и не в том, что наш Карлсон говорит голосом Василия Ливанова. А в том, что прекрасная переводчица Лунгина смягчила образ Карлсона, сделав его симпатичнее, понятнее, остроумнее, что ли… Да и вообще, образ весёлого эгоистичного и самодовольного бездельника понятнее и ближе нам, чем шведам.

Мне очень понравился Стокгольм, правда, не сразу. Первое впечатление было: Европа и Европа. Аккуратно и скучно… А потом Стокгольм проступил разными красками. Я увидел его достоинство, гордость и какое-то внутреннее содержательное спокойствие. Конец марта, как я понял, – крайне неудачное время для посещения шведской столицы: зверский, пронизывающий холодный ветер, ещё довольно много чёрного, слежавшегося снега, а в парках и за городом, в лесах, снега вообще полно. К тому же и сейчас ещё Стокгольм засыпан грязной гранитной крошкой, которой посыпали дороги и тротуары. Мне объяснили, что в Швеции реагенты и соль на дорогу не сыпят, а пользуются гранитной крошкой, которая много эффективнее, чем реагенты, а главное – не засоряет реки, море и всю остальную Швецию, а потом эту крошку аккуратно сметут с улиц, тщательно соберут, вымоют и приберегут до следующей зимы…

Стокгольм прекрасен, это город на островах. Город, в котором трамваи соседствуют с кораблями, где в окнах первых этажей отражаются деревья, в окнах средних этажей – море и чайки, а верхних – быстро бегущие причудливые облака.

Зная Копенгаген и Хельсинки, я был удивлён тем, что в Стокгольме еда не причудливая, а довольно простая, знакомая и вкусная. На второй день моего пребывания я попросил, чтобы меня сводили в такой ресторан, где едят местные жители. Не собираются выпить, поговорить, обсудить какие-то дела или на вечеринку, а именно едят и не более того. И меня туда отвели. Совсем небольшое меню, что всегда говорит о том, что место правильное, и еда будет что надо. Но главное – мне принесли те самые тефтели, которые в Швеции являются одним из национальных блюд, которые, очевидно, и ел Карлсон, и одной из таких он, если помните, украсил некую пирамиду, которую выстроил, кажется, из кубиков, а наверх водрузил тефтелю, чем очень обидел маму Малыша. Как и хотел, в первую очередь я выпил горячего шоколада и съел то, что таскал Карлсон у фрекен Бок и что в русском переводе названо плюшками. Правда, я съел плюшку без корицы, потому что не очень её люблю. Но всё же ощутил себя героем книги и испытал счастье воплощения детской мечты. А ещё было здорово то, что и плюшка, и горячий шоколад оказались действительно вкусными и необычными.