Пять к двенадцати - Эдмунд Купер

- Позволь мне угадать, кому предназначено раньше всех заработать первую степень.

- Это будет твое последнее дело, - сказал Леандер. - После него ты сможешь с почетом уйти в отставку.

- А из головы моей сделают кашу. Нет уж, спасибо. Пусть кто-нибудь другой стяжает себе славу. Лучше всего - ты.

- Что это? - спросила Сильфида с беспомощным замешательством. - Это какая-то шутка?

- Да, любовь моя, мы так веселимся, - объяснил Дайон. - Этот джентльмен хочет, чтобы я в обмен на ничего разрезал королеву Викторию пополам.

- Не на ничего, а на то, чтобы ничего больше не делать, - поправил Леандер, со значением посмотрев на Сильфиду. - А также в обмен на твое гарантированное мирное разрешение от бремени.

- Обычно, - объяснил Дайон, - он живет под мокрым камнем, и продолжительная сухая погода его расстраивает.

- Конечно, - вкрадчиво сказал Леандер, поднимая лазерный пистолет, если тебя не интересует благополучие третьего и четвертого поколений - или даже второго, - мы можем, некоторым образом, устроить все отныне и навеки.

- Не так быстро, скорпион, - крикнул Дайон. - Откуда я знаю, что это будет последний гамбит? Леандер вздохнул:

- Разве между нами нет полного доверия?

- Нет.

- Ты меня огорчаешь. Ну ладно... Вот здесь подписанное мною лично признание, что я несу персональную ответственность за покраску членов парламента и планируемую смерть королевы. Это гарантия твоей свободы. Я уверен, при малейшем недопонимании между нами ты или твоя прекрасная инфра будете знать, что сделать с этой бумагой.

Дайон посмотрел, на темнеющее небо и поежился.

- Здесь холоднее, чем ты думаешь. Пойдем внутрь и обсудим твою маленькую попытку государственной измены за стаканом-другим болеутоляющего.

- Прекрасно. - Леандер убрал лазерный пистолет. - Кстати, если я не вернусь в Лондон завтра к полудню, ты будешь мертв и, следовательно, совершенно не способен узреть столь интересующее тебя будущее твоих отпрысков, потенциальных или уже имеющихся. Это было бы очень грустно, не правда ли?

- Возможно, - согласился Дайон. - Как бы там ни было, твое сообщение принято к сведению. Сильфида заплакала.

- Это кошмар, - рыдала она, - этого не может быть. Все, что мы хотим, - жить и любить друг друга и чтобы нас оставили в покое. Почему кто-то хочет разрушить все это?

Дайон нежно поцеловал ее:

- Это вопрос на шестьдесят четыре миллиарда львов, любимая. - Он взглянул на Леандера. - И ответ чрезвычайно прост. Потому что какой-то ублюдочный шутник устроил так, что легче богатой доминанте пролезть сквозь игольное ушко, чем бедному жигану попасть в царствие небесное.

17

Стояло прекрасное тихое утро. В пьянящем, как вино, воздухе чувствовался легкий аромат мороза. Дайон, одетый в летный комбинезон переменчивого цвета, с гоночным реактивным ранцем за спиной, распростерся лицом вниз на крыше Мемориала погибшим в первой и второй мировых войнах в Уайтхолле. Дуло его лазерной винтовки с оптическим прицелом осторожно покоилось между толстыми столбами низкой балюстрады Кенотафа[37]. Эта балюстрада была пристроена в начале двадцатых годов, когда телевидение еще базировалось в основном на земле, а для съемок государственных событий требовались удобные и выгодные позиции.

Но теперь, когда повсеместно использовались управляемые с земли парящие камеры, вершина Мемориала оказалась полностью в распоряжении Дайона, поскольку даже жадные до сенсаций доминанты из телевидения вряд ли осмелились бы снимать цареубийство.

Он лежал здесь с самого рассвета, окостенев от страха и неподвижности, ни разу не пошевелившись в продолжение последних четырех часов. Несмотря на хамелеоновские качества летного комбинезона, малейшее движение Дайона было бы замечено дрейфующими в воздухе камерами или патрулирующими офицерами порядка, и тогда цифры его индивидуального индекса были бы перечеркнуты навсегда. Даже неудачное покушение на цареубийство заслуживает первой степени.

Лежа в ожидании радиосигнала от Леандера, который, затаившись на вершине арки Адмиралтейства, должен был подать знак, когда процессия окажется в четырех минутах от Мемориала, Дайон имел достаточно времени подумать обо всех тех вещах, о которых думать ему не хотелось. Например, 6 том, что, вероятно, через полчаса он будет, так или иначе, окончательно мертв. Разрежет он Викторию или нет - в любом случае найдутся люди, которые возжаждут его крови. Так что Дайон попал между молотом и наковальней.

Инструкции Леандера были исчерпывающи и недвусмысленны.

- Окончательная, а не временная смерть - вот что нам требуется, дражайший мой, - говорил он. - Если Виктория выживет, она сделается паршивой героиней. Так что тебе надо либо прожечь ей голову, либо разрезать ее саму пополам. Все должны увидеть, что быть монархом в этом оккупированном доминантами мире - опасное занятие.

План бегства был достаточно прост, чтобы оказаться удачным - при условии, что им удалось бы благополучно взлететь. Подав сигнал с арки Адмиралтейства, Леандер должен будет тут же перелететь на крышу нового Дома Мира, расположенного параллельно. Мемориалу, и ждать, пока Дайон не откроет огонь. Затем, когда Дайон, выжимая полную мощность из своего гоночного реактивного ранца, поднимется с крыши Мемориала, Леандер отвлечет внимание на себя и постарается сбить со следа бросившихся в погоню офицеров порядка. В конце концов они встретятся на высоте десяти тысяч футов, что, как надеялся Леандер, на две тысячи футов превышает высоту, до которой офицеры порядка осмелятся подняться, и вместе полетят на север. Над Кэмбриджширом, если им удастся оторваться от преследователей, террористы разделятся. Они приземлятся возле брошенного сарая, где Леандер припрятал взятое в аренду летное снаряжение, выбросят свои винтовки и гоночные костюмы и, сказав краткое "прощай навеки", расстанутся друг с другом. Дайон полетит дальше на север, в Витс-Энд, а Леандер на юг, в Лондон, - два невинных сквайра, спешащих по своим законным делам.

Это был разумный план, но, как предчувствовал Дайон, не из тех, что сработают. Потому что для того, чтобы что-то сработало, вы должны этого хотеть. А Дайон, как всегда, сам точно не знал, чего хочет.

Так он и лежал, потея, чувствуя, как холодный воздух омывает лицо, слушая приглушенный шум уличного движения и раздающиеся неподалеку крики, которые издавали нанятые за пару львов инфры и жиганы, громко приветствовавшие кортеж королевы.

Но, Стоупс побери, почему Дайон должен сжечь ее? Разве, зажарив Викторию, он свергнет весь чудовищный режим власти доминант? Конечно нет. Он только разозлит этих сук. Так почему же он лежит здесь?