Кавказский принц - Андрей Величко

Незаметно для себя я увлекся и начал прикидывать проблемы. Первая – где строить? Не вопрос, в Германии, по нашему эскизному проекту, так как немцы спохватились и второй месяц обивают пороги Гошиной приемной на предмет покупки лицензии на «Святогоры». Причем строить надо как мою личную яхту. Кстати, а почему «как», чем я не Абрамович? Пусть первый корабль из серии и будет моей яхтой, а с началом войны я ее патриотически пожертвую на общее дело. И заложенный еще при конструировании высокий уровень комфорта экипажа будет вполне понятен. Заодно и Гоша заткнется на тему, что я тут ничего на себя не трачу.

Решив не откладывать дело в долгий ящик, я собрался было сходить к Гоше и сказать, что тоже хочу корабль, но призадумался. Все-таки серьезную вещь прошу, а не домик или тройку с бубенцами… Надо родить официальную бумагу. Я сел творить. Возможно, недостаток опыта и сказался канцелярских достоинствах моей цидули, но мне она понравилась. Вот что у меня получилось:

Его Высочеству Георгию Александровичу Романову, цесаревичу, атаману, генералу, Великому Князю и вообще хорошему человеку

От дяди Жоры, технического директора всего, что тут вертится, стреляет, летает и ездит, да к тому же полковника Всеподданнейшая попрошайная бумага.

Гоша, доколе? Доколе я буду, как последний босяк, иметь в качестве личного транспорта только пару мотоциклов и квадр? «Святогоры» не считаются, это не транспорт, а геморрой. И не надо мне предлагать всякие там повозки с любым количеством лошадей спереди! Хочу яхту. Недорогую, тысяч триста вроде должно хватить. Могу ли я надеяться, что ты с истинно великокняжеским размахом придушишь свою жабу и накладешь поперек моей бумаги резолюцию «Согласен»? С уважением Дата Подпись.

В Гошином кабинете кроме хозяина был и его брат, великий князь Михаил. Увидев меня, он встал по стойке смирно и выдал:

– Господин генерал, разрешите обратиться к полковнику Найденову? Господин полковник, курсант Романов к полетам готов! Разрешение от врача получено.

– Вольно, э-э-э… курсант. Гоша, что за дела, кто у нас тут главнокомандующий? Мишель в последнем полете проявил себя настолько хорошо, что должен был перестать называться курсантом еще позавчера.

– Согласен, поволокитили немножко, но и сегодняшнего дня стать сержантом – тоже неплохо.

Гоша выложил на стол украшенный печатями и чем-то еще приказ и подал брату пару погон.

– Поздравляю с первым авиационным званием, ваше благородие!

– Рад стараться, ваше высокопревосходительство, – серьезно сказал Михаил. Я с интересом глядел на него. Надо же, понимает, что полученные по факту рождения чины – это одно, а заработанное собственной, без преувеличения, кровью звание сержанта – совсем другое… Я сказал:

– Господин сержант, ваш полет в пятнадцать ноль-ноль. К моему приходу проверьте и примите самолет.

– Есть! – козырнул Михаил и вышел.

– Думашь, из него будет толк? – спросил Гоша.

– Еще какой. Асом вроде Мишки ему, пожалуй, не стать, но нормальным летчиком он точно будет. А главное, есть подозрение, что у нас скоро появится первый хороший командир. А я к тебе, кстати, не просто так, а с официальным прошением.

– Это что же такое случилось? – изумился Гоша. – И где оно, кстати?

Я порылся по карманам и, наконец найдя искомую бумагу в заднем брючном, расправил ее и выложил на стол.

– Вот!

Гоша с сомнением оглядел непрезентабельный листок, почитал, взял паркер и, написав на моем творении что-то явно длиннее, чем просто «согласен», положил в папку «к исполнению».

– Э, ты что это там накарябал, мне почитать можно? – забеспокоился я.

– Я точно не знаю, высочайшие резолюции просителям дают почитать в подлиннике или просто через секретаря осведомляют о результате? – задумалось высочество. – Ладно, конкретно в этом случае можешь ознакомиться лично, в знак признания некоторых заслуг. И в воспитательных целях тоже. Гоша подал мне мой листок. Внизу было написано:

«Ну вот вечно так, придумал что-то интересное, и сразу себе. Эгоист! А о начальстве кто думать будет? Короче, повелеваю – строить это самое сразу в двух экземплярах. Я тоже хочу! Дата Подпись.»

Глава 22

Незаметно наступила весна. Как раз к восьмому марта, которое еще не было никаким женским днем, Тринклер подготовил опытный образец своего двухтактного дизеля к сдаточным испытаниям. Кстати, этот двигатель по моему настоянию именовался «тринклером» – с творением господина Дизеля его роднило только воспламенение от сжатия, остальное весьма отличалось.

Здоровенный чугунный картер на станине, цилиндр с хорошее ведро, выхлопная труба, уходящая в потолок, двухступенчатый топливный насос и компрессор – вот что я увидел. В торец к маховику, от которого шли ремни отбора мощности, был установлен электромотор на чем-то вроде рельсов.

Густав пододвинул этот стартер к торцу вала и включил рубильник. Провернувшись несколько раз, движок завелся. Я, честно говоря, впервые видел одноцилиндровый мотор такого объема, а тут он еще и работал! На глаз было примерно оборотов двести, пол под нами трясся, но терпимо. И шум был всяко меньше, чем от испытывавшегося ранее авиационного мотора. Во всяком случае, в помещении можно было говорить, а не орать.

Двадцать литров объема, сто пять лошадиных сил, сто семьдесят оборотов, – пояснил Густав.

– А расход какой?

– Пока двадцать пять литров в час, но может быть, удастся немного уменьшить.

– И сколько он, интересно, будет так крутиться?

– Думаю, две тысячи часов продержится, – предположил Густав, – но это еще не все интересное. Вы же мне не зря давали материалы по наддуву? Пока он электрический, но потом можно будет сделать турбину от выхлопа. Смотрите.

Он подсоединил к двигателю толстый резиновый шланг, включил еще один рубильник. Движок чуть не заглох, но Густав, регулируя подачу топлива, вывел его на режим. Теперь мотор уже не чухал, а гудел, обороты увеличились раза в два, а то и больше. Вибрация, кстати, немного уменьшилась.

– Триста пятьдесят оборотов, почти двести сил, – прокомментировал Тринклер. – Но сколько он так проработает, я не знаю.

– Давайте прогоним его часов пятьсот в спокойном режиме, а потом дадим форсаж – и до конца, – предложил я.

– Хорошо, тогда я здесь организую вахты и завтра, пожалуй, запустим.

– А сколько цилиндров можно будет объединять в один блок?

– Я рассчитывал на восемь, – пояснил Тринклер, – в ряд. Такой двигатель будет весить тонн семь, без наддува, про вес аппаратуры наддува я пока сказать не могу.

– И мы сможем их производить серийно?

– Если будем пытаться все делать сами – нет, – твердо сказал Густав. – Во всяком случае, не в ближайшие два года. Коленвалы точно придется заказывать где-то не в Росиии, да и топливную аппаратуру тоже.

– Хоть весь движок по частям заказывайте, – вздохнул я, – если найдете где. Поздно его секретить.

– Почему?

– Потому что до большой войны осталось не больше трех лет. Тринклер пару минут молча смотрел на свой двигатель, потом спросил:

– Вы это точно знаете?

– Нет, не точно. Но процентов восемьдесят уверенности у меня есть, в смысле что война будет. А вот что мы ее выиграем, я и наполовину не уверен, а проигрыш будет означать конец Российской империи. Это я вам вчерне объяснил смысл всей нашей деятельности.

– И вы, с вашими возможностями, ничего не можете сделать?

– В смысле?

– Вы знаете и можете гораздо больше, чем просто талантливый инженер. И чем талантливый медик тоже, я беседовал с вашим недавним гостем, господином Чеховым. По слухам, вы обладаете еще и влиянием на императора, а то, что Витте вас опасается, я видел сам. Я не прошу раскрыть ваши тайны, просто скажите – все настолько плохо, что вы действительно ничего не можете сделать?

– Боюсь, что все еще хуже, – признался я, – но я пытаюсь сделать хоть что-то, может и получится.

– Значит, я готовлю чертежи заказных деталей, не дожидаясь конца испытаний? – подытожил Тринклер.

– Да, в крайнем случае, если выяснятся фатальные вещи, просто закажем по новой. Сразу на четыре восьмицилиндровых двигателя. А авиационный четырехтактник со всеми этими гигантами вы не забросили?

– Нет, но я прикинул, что там одноцилиндровый макет мало что даст, и прорисовываю сразу звезду-шестерку. Если не наделаю ошибок, то примерно через полгода что-то будет. Кстати, я собираюсь пригласить сюда несколько способных студентов из Питера, что им обещать в денежном плане?

– Целиком на ваше усмотрение. И, если человек для нас действительно ценный, обещать можете не только деньги. Я, как вы правильно подметили, кое-что могу и в медицине, да и связи кой-какие начали появляться.

– Знаете, – усмехнулся Тринклер, – один мой однокурсник – очень перспективный конструктор, но приехать к нам он сейчас не может. И вообще толком работать не может, у него несчастная любовь. Вот в этой ситуации я просто не знаю, что предпринять.