История моей жизни. Записки пойменного жителя - Иван Яковлевич Юров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У попа сидели человек 6–7 гостей: фельдшер, писарь и другая местная «знать», в числе их я заметил незнакомого попа, на вид более человекоподобного, чем наш, и не столь пьяного. Сказав общее «здравствуйте», я обратился к попу: «Ты что, отец Николай, издеваться решил надо мной?» В ответ он бессвязно пьяно забормотал: «Деньги, деньги гони…» Я выбросил из кармана на стол припасенные четыре серебряных рубля. Приезжий поп в это время налил рюмку какого-то красного вина и поднес мне со словами: «А ну-ка, жених, выпей с нами рюмочку». Я серьезно-иронически ответил ему, что мне, как жениху, согласно освященного церковью обычая, со вчерашнего вечера и пока не буду обвенчан, не полагается не только выпивать, но даже и хлеба вкушать. Он, не убирая рюмки, возразил: «Ну, это для других, а не для тебя при твоих взглядах!» Черт возьми, подумал я, и этот обо мне уже осведомлен! Вместе с тем мне это польстило.
Тут я подумал, не обвенчает ли нас этот поп, и стал просить его об этом, мотивируя тем, что наш поп чересчур пьян. Он, спросив разрешения у своего коллеги, изъявил согласие. Я заявил, что венчаться буду с шаферами, венцов на головы надевать не буду. Наш поп было запротестовал, но приезжий ему сказал, что просьба моя законна и отказывать в этом нет оснований. Так и порешили.
С видом победителя я возвратился к невесте и родственникам. Да, еще одна любопытная деталь. Когда я и попы собирались идти с поповской квартиры в церковь, наш поп пропел басом: «Исаия, ликуй[206], повели девку на…», на что я заметил: «Вот это, батя, тебе идет». Гости его потупились, им было неловко.
В церковь набилось много баб и девиц — посмотреть, как будет молиться безбожник. Но во все время венчания я ни разу не перекрестился. Когда же нам запели «Исаия, ликуй», мне стоило больших усилий, чтобы не расхохотаться.
Как я потом убедился, своей цели я достиг, обо мне после этого заговорили как о неисправимом безбожнике. Даже нюксенские учителя — супруги Звозсковы, которые наедине со мной причисляли себя к атеистам, мне потом пеняли, что я неприлично вел себя в церкви.
Они говорили: «Твоего убеждения никто не отнимает, ты не веруй в бога, но перекреститься в нужные моменты надо было, ведь сколько людей смотрели и, конечно, осудили тебя». Чудаки, они не понимали, что мне это-то и нужно было, чтобы «осудили».
Когда я вернулся от попа в церковь, ко мне подошел зять Егор: «Давай, Ванька, закажем, чтобы зажгли все налепки[207] на паникадилах, как в Пасху». Я ответил, что у меня нет лишних денег. «Ну, мать твою, не сколько и надо, я буди и свои заплачу, а то гледи, — говорит, — уж совсем стемнало в церкве-то, ни х… не видно». — «Ну, что-ж, если у тебя есть лишние деньги — иди, плати». И он заплатил. Венчанье проходило при необычайном для такого случая освещении.
После венчанья, тут же в церкви, сватьи (крестные моя и невесты) стали наряжать молодицу[208]: заплели ей вместо одной девичьей две косы, украсили голову цветами и завесили ей лицо платком. Это было тогда нововведением, цветы только что начинали входить в моду, а до этого наряжали молодиц в борушку[209].
В таком виде я и повез ее в свой дом. Дома при встрече нас осыпали хмелем, чтобы жили богаче. Потом, уже за столом, мои родители молодицу «вскрыли» — сняли платок, которым было закрыто лицо. Отсюда и название этого вечера — «Скрышка».
После этого молодица должна была «поздороваться», то есть каждому присутствующему, от моих родителей и до последнего сопляка, поклониться в ноги, а потом поцеловать. Несмотря на все мое отвращение к этому дикому обычаю, я не мог ему препятствовать: это могло бы привести к тому, что гости демонстративно разъехались бы. Поэтому я ограничился тем, что не позволял невесте кланяться мне (от поцелуев, конечно, не отказывался).
Кланяться и целовать гостей нашей стороны невесте, точнее, уже молодице, приходилось в продолжение свадьбы много раз. При этом кланяться нужно было обязательно в ноги, то есть лбом до пола. Кроме поклонов, обязательных по ритуалу, выдвигались предложения гостями для развлечения: «А ну-ко, пусть молодица подаст пива (или водки) и поклонится гостям». И молодице приходилось подавать и каждому в отдельности кланяться в ноги, обращаясь по соответствующему титулу: батюшко, матушка, дедюшка, тетушка, сватонько, сватьюшка и т. д.
Кажется, уже на четвертый день свадьбы кому-то из гостей пришла фантазия, чтобы вместе с молодицей и я поклонился отцу и матери. Создалось очень напряженное положение. Отцу явно понравилось это предложение, ему хотелось показать гостям мою «сыновнюю покорность». Я же был не в состоянии пойти на такое унижение как земной поклон. Отказаться грубо — значило привести отца в бешенство, он мог бы тут же выгнать меня из дому вместе с молодой женой. Ради нее мне пришлось искать выход из создавшегося положения, и я решил просто разъяснить, почему я отказываюсь кланяться и свой взгляд на это дело. Не знаю, насколько это удовлетворило отца и гостей, но скандала не произошло, и больше меня кланяться уже не заставляли.
Зато моей молодой жене все эти дни приходилось кланяться гостям без конца. Мне нелегко было на это смотреть, но ничего нельзя было сделать: что объяснишь и докажешь пьяным? Между тем жена мне только потому, что я с ней посидел и поговорил в дни свадьбы, стала существом близким и дорогим. Сидя с нею за свадебным столом, я,
