Тень Саганами - Дэвид Вебер

"Поддержание подобающей дистанции между боссом и индейцами обычно является хорошей идеей, — с затаенной улыбкой подумал Йохансен, — так что я, наверное, не должен мешать им в их занятиях. И если я не стану сильно тянуть, то даже смогу наловить достаточно рыбы, чтобы внести в меню нашего ужина небольшое разнообразие. Даже если мне не повезет с рыбалкой, я всяко смогу утверждать, что хотел именно разнообразить наш ужин!"

С этими мыслями Йохансен направился к своему личному аэрокару и ящику со снаряжением.

Солнце медленно поднималось над восточным склоном долины реки Шайлер. На более высоких склонах севернее поблескивал легкий иней. Длинные тени — резкие и холодные горным утром — протянулись через спящий лагерь топографов.

Стивен Вестман полюбовался восходом солнца и проверил часы. Время настало. Он поднялся со ствола поваленного дерева, на котором сидел, подобрал прислонённое рядом пульсерное ружьё и стал спускаться по склону.

Оскар Йохансен перекатился на спину и со вкусом потянулся. Его супруга неизменно поражалась тому, как менялись его привычки во время экспедиций. Дома Йохансен был "совой", бодрствующей ночь напролёт, а потом спящей столько, сколько только мог себе позволить. Однако в поле он обожал ранние часы, когда всходило солнце. Было что-то особое, практически священное, в этих безмолвных, чистых, прозрачных минутах, когда солнечный свет медленно-медленно тек, возвращаясь в мир. На каждой планете, пригодной для жизни человека, имелись свои аналоги птиц, и Йохансен никогда ещё не был на планете, где среди них не нашлось бы имевшей манеру приветствовать рассвет. Песни или крики могли разниться самым причудливым образом, однако в птичьем хоре всегда имелся первый одинокий призыв. Мгновение, когда первый из певцов пробуждался, пробовал свой голос, а затем начинал песнь, символизирующую конец ночи и наступление ещё одного дня.

Созданная на Мантикоре "умная" ткань палатки Йохансена сохранила предпочитаемую им ночью температуру в двадцать градусов — шестьдесят восемь градусов по древней шкале Фаренгейта, которую принесли с собой подчеркнуто архаичные первопоселенцы Монтаны. Йохансен поднял пульт дистанционного управления, дал команду, и восточная сторона палатки послушно превратилась в окно с односторонней прозрачностью. Он развалился на комфортабельной походной койке из обладавшего памятью пластика, наслаждаясь тёплой постелью и любуясь утренними тенями и волнами тумана, клубящимися над рекой, как будто та дышала.

Йохансен всё ещё восхищался восходом, когда полог его палатки внезапно откинулся. Он подскочил на койке, больше от неожиданности, чем от чего-то другого, и замер, глядя в дуло пульсерного ружья.

— Доброе утро, приятель, — бодро произнёс человек с обветренным лицом по другую сторону ружейного ствола. — Полагаю, вы немного удивлены моим визитом.

— Чёрт подери, Стив!

Лес Хевен, на взгляд Йохансена, был скорее раздражён, чем что-то ещё. Инспектор Службы Земельной Регистрации явно был знаком с предводителем группы из тридцати или сорока вооружённых мужчин в масках, захватившей их лагерь. Мантикорец задавался вопросом, было ли это хорошим признаком, или же плохим.

— Похоже, ты связался с дурной компанией, Лес, — ответил предводитель, мотнув головой в сторону Йохансена. — Ты сейчас подрабатываешь у этих иномирянских сутенеров?

— Стив Вестман, если бы у тебя была хотя бы та доля разума, которую Бог даровал псевдоиндейке, то знал бы, что несёшь чертову ерунду! — Йохансен решил, что предпочёл бы, чтобы Хевен был чуточку менее напорист. Однако монтанец закусил удила. — Чёрт подери, Стив! У нас за аннексию проголосовало больше чем семьдесят два процента! Ты хочешь сказать такому количеству своих соседей, что они идиоты?

— Полагаю, да, если это так, — вполне дружелюбно согласился белокурый мужчина. Он и четверо его людей держали топографическую партию под прицелом, пока остальные его сторонники деловито снимали палатки и грузили их в машины топографов.

— А это так и есть, — добавил Вестман, — то, что они идиоты, я имею в виду, — любезно пояснил он, когда Хевен вонзил в него взгляд.

— Ну, ты имел возможность убедить их в том, что они не правы, до голосования и тебе это не удалось, разве не так?

— Полагаю, нет. Конечно же, население этой планеты всегда было довольно упрямо, верно? — усмехнулся Вестман. Вокруг его голубых глаз собрались морщинки и, несмотря ни на что, Йохансен ощутил симпатию к нему.

— Да, это так, — согласился Хевен. — И эти семьдесят два процента на тебя здорово разозлятся!

— Переживу, — ответил Вестман пожимая плечами и инспектор Службы Земельной Регистрации шумно выдохнул. Казалось, его плечи разом обмякли, и он практически печально покачал головой.

— Стив, я знаю, что Ван Дорту и его людям из Торгового Союза ты всегда доверял не больше, чем этим ублюдкам из Пограничной Безопасности. И я знаю, что ты уверен в том, что Мантикора ничуть не лучше Мезы. Однако сейчас я должен сказать тебе кое-что, никогда не приходившее в твою многомудрую голову. Существует целая вселенная разницы между тем, что нам предлагает Звёздное Королевство, и тем, что сделала бы с нами Пограничная Безопасность.

— Уверен, что разница есть… пока они не запустили в нас когти. — Вестман покачал головой. — Ван Дорт уже достаточно глубоко запустил свои клыки, Лес. И я должен заявить, что пока я хоть что-то смогу с этим сделать он не откроет двери ещё одной шайке кровопийц. Единственный способ для нас остаться хозяевами нашего собственного дома — это выкидывать из него всех проклятых чужаков до единого. Если всё остальное Скопление жаждет сунуть голову в петлю, то я ничего против не имею. Флаг в руки. Однако никто не отдаст мою планету никому, кроме тех, кто на ней живёт. И если остальные люди на Монтане слишком упрямы или слишком слепы для того, чтобы понять, что они делают сами с собой, то я думаю, что просто должен буду обойтись без них.

— На этой планете уважали Вестманов с самой Высадки, — уже спокойнее произнёс Хевен. — И даже те, кто был не согласен с тобой во время дебатов об аннексии, тем не менее уважали тебя, Стив. Однако твои действия могут это изменить. Первопоселенцы всегда обладали большим весом, но ты знаешь, что мы никогда не были людьми, готовыми вилять хвостом по свистку крупных землевладельцев. Люди, отдавшие свои голоса за аннексию, плохо отнесутся к твоему заявлению, что они не имеют права решать, что они хотят делать.

— Ну, Лес, здесь-то и закопана собака, — произнёс Вестман. — Дело не в том, что я желаю сказать им, что они не имеют права решать за себя. Дело в том, что я не считаю, что они имеют право решать за меня. У этой планеты, у этой звездной системы есть Конституция. И, представь себе, я только вчера вечером закончил её перечитывать и не нашёл в ней ни единого слова насчёт наличия кого-либо обладающего законным правом — или властью — выставить наш суверенитет на распродажу.

— Конституцию никто не нарушал, — сухо ответил Хевен. — Именно поэтому голосование об аннексии было произведено таким способом. Ты, также как и я, знаешь, что Конституция предусматривает конституционные собрания, обладающие правом внесения в неё изменений, и именно таким собранием и являлось голосование об аннексии. Собранием, созванным так, как того требует Конституция, и реализовавшим власть, предоставляемую Конституцией его членам.

— "Внесение изменений" — это не то же самое, что и "выбрасывание на помойку", — парировал Вестман. Йохансен видел, что он охвачен сильными чувствами, однако оставался спокоен и собран. Как бы глубоко ни были затронуты его чувства, он не позволял им довести себя до гнева.

За что Оскар Йохансен был глубоко признателен.

— Стив… — опять начал было Хевен, но Вестман покачал головой.

— Лес, мы никогда не сойдёмся во мнениях, — сдержанно произнёс он. — Вполне возможно, что ты прав. Ты понимаешь, я так не считаю, но полагаю, что это возможно. Но независимо от твоей правоты или неправоты я уже определил свою позицию и насколько далеко готов зайти, отстаивая её. И, должен сказать тебе, Лес, думаю, тебе совершенно не понравится то, что я задумал. Так что я хотел бы воспользоваться этой возможностью и заранее принести извинения за все неудобства, которые намереваюсь причинить.

Выражение лица Хевена внезапно стало намного более подозрительным и Вестман практически ехидно улыбнулся ему. Затем он обратился к Мэри Сиверс и Аориане Константин, обеим женщинам из насчитывающей десять человек топографической партии Йохансена.

— Леди, — произнёс он, — почему-то я совершенно не предполагал, что этим утром повстречаюсь с женщинами. И хотя я понимаю, что мы здесь, на Монтане, слегка отсталы по сравнению с Мантикорой, это лишь усиливает моё нежелание демонстрировать непочтение по отношению к дамам. Так что не были бы вы так любезны отойти немного левее?