Аванпост - Енё Рейто

— Теперь это не так опасно, — успокоил его Ив. — Во-первых, сегодня восьмое марта и маловероятно, что путь до земли Баталанга будет проходим раньше, чем через три-четыре дня. У Рюселя на карте значится десятое. Потом, имея карту, мы можем устроить засаду возле туннеля. Наверняка под Нигером есть туннель с прочным каменистым ложем.

— Ложе! — завопил опять диким голосом Голубь и хлопнул себя по лбу. — Я где-то под кроватью забыл одного мерзавца по фамилии Лапорте.

— Лапорте! — вскочил майор Ив. — Где он? Я-то думал, что он ускользнул от меня. Идемте!

Голубь и майор поспешили в комнату за кухней, где лежал связанный гангстер.

Когда веревки сняли, руки-ноги Пенкрофта распластались на полу, словно вываленные из узла тряпки. Жизнь в нем едва теплилась.

Голубь покачал головой.

— Здорово потрепало его одиночество…

Глава двадцать восьмая

К рассвету гарнизон затих. Все крепко спали после бурного дня. Часть солдат угодила в больницу с тяжелым алкогольным отравлением. Остальные явились утром на построение с дикой головной болью и ломотой во всех членах. В нескольких коротких фразах Финли сообщил им, что командование готово рассматривать все происшедшее не как преступление, а как пьяную выходку, поэтому каждый десятый человек из провинившихся будет приговорен на четыре дня к «горбу». Но если еще раз произойдет что-либо подобное, участники предстанут перед военным трибуналом.

Его выслушали молча. Проснулось солнце, и чуть ли не с каждой секундой становилось все жарче и жарче.

Потом набрали конвойный отряд. Исключительно из надежных людей: Голубь, Шполянский и прочие из их компании. Командовал Финли, хотя Латуре тоже пошел с ними.

Уже с вечера прошлого дня каторжники напрасно вертели ручку крана. Воды не было. Ночь прошла терпимо, но утром, в палящий зной, они страшно ослабели от жажды, измученные, сидели они в душном лесу, больше двухсот человеческих скелетов, все плыло у них перед глазами… На желтых, ссохшихся черепах бились синие жилки, набухшие, красные веки обреченно закрывались, и меж бескровных, расползшихся губ бессильно повисли белые языки…

Они видели, как подходит конвой. Видели, как офицер скомандовал «в ружье» и на них нацелились штыки. Но никто не двинулся с места. В них будут стрелять? Все возможно…

От конвоя отделяется несколько человек, которые во главе с офицером приближаются к ним. Кто-то из арестантов с трудом привстает. У них и в мыслях нет нападать на горстку людей.

Сорвавшийся бунт отнял у них последние жизненные силы.

— Вчера я обещал вам, — начал свою речь Финли, — что, если вы вернетесь в лагерь, никто не будет наказан. Я сдержу свое слово. Скоро мы откроем кран, вы получите еду, но отныне при любых сомнительных обстоятельствах сюда будет приходить патруль. И те, кто не подчинятся дисциплине, будут расстреляны. Ат-Тарир превратится в самый настоящий сторожевой пост. Завтра мы начнем строить бараки, у вас будет своя больница, врач, но мы требуем полного порядка. Через тридцать минут пустят воду. Я оставляю здесь одного-единственного солдата. Вы будете пить в той очередности, в какой он скажет. Если с этим легионером что-нибудь случится, я расстреляю каждого десятого. Rompez!

Отряд углубился в лес. Каторжники безучастно толпились на месте, некоторые уже давно потеряли сознание. Вдруг стоящий у крана солдат, Рикайев, подал голос:

— Вода уже течет. Внимание! Построиться в ряд и подходить по очереди со своей кружкой!

Арестанты выстроились в шеренгу, тихо, без толкотни попили, и одинокий часовой остался цел и невредим…

Отряд тем временем продолжал свой путь через лес по проложенной слонами тропе, к поселению пигмеев. Вождь пигмеев самолично выбежал им навстречу, решив, что подходят бунтовщики. Он был горько разочарован, увидев впереди солдат офицера.

— Рад видеть тебя… господин… — залепетал он.

— Напрасно радуешься, — ответил Финли, — тебя ждет грустный день, вождь. Ибо я повешу тебя, а лагерь твой уничтожу…

— Ты не можешь так поступить, господин… Я старый друг белых солдат.

— Со всех сторон на тебя и на твой народ нацелены ружья, вождь.

Народ состоял из двенадцати туземцев, которые обитали в четырех свайных лачугах.

— Соберитесь в одной лачуге и оставайтесь там, пока вам не вынесут приговор. За вами будут следить восемь солдат.

Пигмеи безропотно подчинились. Восемь солдат взяли на караул. Остальные снесли посуду и оружие туземцев в одну большую кучу и подожгли. Подожгли и опустевшие три лачуги, а потом срубили на лужайке десять кокосовых пальм, составлявших имущество племени.

Вождя же, заковав в кандалы, взяли с собой.

— Как тебя зовут? — спросил по дороге Финли трясущегося от страха пигмея.

— Илломор, господин… — ответил вождь.

Майор Ив с лихорадочной скоростью проводил в канцелярии гарнизона дознание. После короткой радиосвязи он сообщил офицерам, что из Тимбукту к ним на помощь выслан отряд спаги и что все участники событий на самолете будут доставлены в Оран.

Пенкрофт не сказал ни слова. Вождь Илломор был немного разговорчивее, зато Голубь молол не переставая обо всем, что приходило ему в голову.

— Сосредоточьтесь, мой друг, — уговаривал его Ив, — для нас важна каждая мелочь.

— Да я, честное слово, все рассказал… Ну разве что несколько пощечин пропустил, потому что я их раздавал несчетное количество… Нет, вот еще одно… когда я стоял на посту в прачечной, на меня напали… Наверняка этот гусь Лапорте. Но кто-то выстрелил в него из темноты, до сих пор ума не приложу, кто это мог быть.

— Это был я, — улыбаясь, сказал майор. — Я спал, и вы волновались из-за моих вещей, но я все слышал, что вы говорили. И не сомневался, что другие тоже слышат. Поэтому я до вашего прихода проскользнул в прачечную и видел Хильдебранта, ибо это был он, а не Пенкрофт, видел, как он укладывался на полу. Я как раз вовремя подоспел, чтобы в случае необходимости вам помочь… Только ботинки перемазал красной краской, пришлось ловко подсунуть их Шполянскому…

— Ботинки! А он обменял их с Троппауэром и из-за этого хромал…

— Бедного Троппауэра потому и хотели убить. Они думали, что вы майор, а он ваш помощник. А сейчас я позову еще одного важного свидетеля…

Он подошел к двери, ведущей в соседнюю комнату, и вернулся с Магдой Рюсель. Она была в обычном женском дорожном платье и с улыбкой наблюдала за удивленным Голубем.

— Так вы… знакомы…

— Нет, — засмеялась девушка, — мы недавно стали сообщниками. Я здесь познакомилась с господином майором. Он за мной следил и почтил меня своим доверием.

— Мадемуазель Магда стала моей незаменимой помощницей. Она была первой, к кому я обратился с просьбой о содействии. Ибо я никому не доверял. В определенном смысле вы подтолкнули меня к этому, Аренкур. Я тогда еще не хотел открывать Финли мое инкогнито, а надо было как-то вам помочь, чтобы вы не отдали Богу душу из-за сорокакилограммового «горба». Вот мы и решили с мадемуазель Рюсель использовать одну из ее масок. Абу эль-Кебира. Она подкупила Батисту и таким образом сумела вам помочь. Вы должны быть ей благодарны…

— О, я еще не раз выражу ей свою благодарность! — с воодушевлением воскликнул Голубь, и девушка покраснела.

Прощальный вечер устроили в комнате выздоравливающего Делэя, куда все были званы на чай. Включая двух рядовых. Без них компания была бы неполной. Один был, естественно, Голубь, а второй — Гюмер Троппауэр.

Поэт поминутно краснел, теребил рукава и спотыкался о ковер.

Само собой разумеется, на вечере присутствовала и Магда Рюсель, в том белом костюме для верховой езды, который Голубь так любил.

По желанию Делэя, майор Ив последовательно изложил все происшедшее.

— Гризона я знал давно, — начал Ив, уставившись в чашку с чаем, словно там двигалась кинолента, которая шаг за шагом воскрешала минувшие события. — Темная личность, но разведчик толковый. В нашем деле иногда приходится отдавать предпочтение не честности, а профессиональному умению. Когда шло судебное разбирательство по поводу мятежа в Айн-Сефре, я должен был явиться туда свидетелем. Я знал, что многие мои недруги только и мечтают о том, как бы увидеть меня в лицо. Ведь даже командование не знает людей из секретной службы. Только начальник управления «Д» генерал Обер лично входит с нами в сношения. У меня была давняя привычка в определенных случаях подставлять вместо себя других лиц, которые брали мое имя. Так я привлек к делу Гризона, желая тем самым обмануть всех, кто меня выслеживал. Он заранее выучил мои показания и фигурировал на процессе как майор Ив. Его ни разу не допрашивали вместе с обвиняемыми и не устраивали очных ставок. Вина мятежников была несомненна. Квартиру Гризон снимал тоже на имя майора Ива и открыто являлся на службу в отдел, чтобы окончательно сбить с толку тех, кто за ним следил. Но в то же самое время он под именем Гризона или Дюпона — он использовал оба имени — занимался делом Рюселя. Я об этом ничего не знал. Маккар, уполномоченный железнодорожного общества, которое не заинтересовано в строительстве железной дороги через Сахару, развернул деятельность в Оране, выдавая себя за богатого коммерсанта. Вместе с Гризоном, позже к ним присоединился Лорсакофф, они пытались добыть карту Рюселя. Затем Гризон и убил ученого, но плана при нем не нашли. Своих приятелей Гризон тоже обманывал. Он им сказал, что майор Ив, то есть я, согласен работать на них, за большие деньги. Если им требуется подтверждение, они могут позвонить майору по телефону. Они ведь не знали, что Гризон был моим подставным лицом и, естественно, снимал квартиру на мое имя, поэтому попались. Гризон представился по телефону как майор и дал им понять, что готов войти с ними в контакт, через Гризона. То есть он сделал себя моим доверенным лицом. Зачем ему это было нужно? Расчет был такой: найти на вилле Рюселя карту и получить за нее две части из положенной в награду колоссальной суммы. Одну как Гризон, а другую — как майор Ив. И ему это почти удалось, поскольку меня в тот момент даже не было в Африке. Я находился в Константинополе в связи с другим делом. Тут генерал Обер вызвал меня обратно сообщением, что мне необходимо в составе роты отправиться в Ат-Тарир, где у меня будет важное задание. Я поехал в Марсель и вступил в легион. Здесь, в Оране, уже внимательнее приглядываются к новобранцам, знают, что секретная служба не преминет подсунуть своего человека. Потом приплыл вместе со всеми в Оран. Я не стал являться по месту службы и ничего не знал о махинациях Гризона. Догадался я о них совершенно случайно. Как-то я увидел его на улице вместе с Маккаром, и у меня зародились подозрения. Я соединился с Обером, но тот меня успокоил. Сказал, что считает Гризона весьма надежным человеком и сам дал ему поручение по делу Рюселя. Гризон между тем попросил от моего имени у мадемуазель Рюсель разрешения провести один день на вилле, якобы в целях расследования. И получил согласие. Ему пришла в голову гениальная, хотя и очевидная мысль: карта может быть спрятана только в том предмете, который был у Рюселя, а потом попал к Бретаю, и в день убийства он был у Бретая, поскольку тот собирался передать его капитану Коро. Так Гризон пришел к выводу, что на вилле карты нет, потому что все вещи убитых были арестованы прокуратурой на время следствия. Он выяснил в прокуратуре, что по окончании процесса вещи будут возвращены наследникам. Ему оставалось только узнать день, когда состоится передача имущества. На этот день он и испросил разрешения для майора Ива побывать на вилле, чтобы еще раз тщательно все осмотреть. Но теперь я уже следил за ним. Я дал задание одному из моих людей не спускать с него глаз. Так я узнал, что он ходил в прокуратуру. Потом я как бы случайно столкнулся с ним на улице. Его испуганное лицо недвусмысленно говорило о том, что он играет мою роль отнюдь не с благородными намерениями. Он сказал, что собирается обследовать виллу Бретая, и, когда я выразил желание к нему присоединиться, с радостью согласился, вновь обретая самообладание. Но в тот день со мной в казарме сыграли злую шутку: унтер-офицер закрыл меня в погребе и забыл там до вечера. Я никак не мог выбраться и попал на виллу только к одиннадцати часам. Я тут же позвонил тому человеку, который на меня работал, и узнал от него, что днем из прокуратуры были доставлены кое-какие вещи Бретая, более того — и это удивило меня чрезвычайно — Гризон в лице майора Ива оповестил секретную службу, что убил на вилле напавшего на него человека. Шпиона. За ним должны приехать на машине, чтобы везти на бал к Кошрану, так пусть этот же человек позаботится об исчезновении трупа. Сотрудники секретной службы часто бывают вынуждены пустить в ход оружие, когда нет времени на расследование и вынесение приговора. В таких случаях они держат ответ только перед генералом. Так было, когда я проткнул штыком Хильдебранта, и с Гардоном я бы покончил без колебаний, не найдись у меня другой возможности воспрепятствовать раскрытию шифра. Меня мучили догадки: кто тот человек, которого убил Гризон. В одиннадцать я был уже на вилле. Проник в сад и обошел дом кругом. Я хотел попасть туда незамеченным. Тут я услышал выстрелы и увидел бегущего легионера. За ним патруль. Его явно преследовали. Легионер перемахнул через забор и оказался в саду. Я узнал любезного Аренкура. Он разбил штыком окно и влез в дом. Я прыгнул за ним. В комнате на полу я увидел штык, который солдат легкомысленно забыл подобрать. Мне не хотелось оставлять улик, ведущих в легион, поэтому я поднял штык, засунул его за пояс и устремился дальше. На улице слышались громкие команды, распоряжения, выкрики. Я на цыпочках подкрался к комнате, где горел свет. Мне было любопытно, кого же убил Гризон. Я заглянул в замочную скважину и с удивлением обнаружил, что в комнате нет никакого трупа. Я тут же сообразил, что к чему! Ведь у Гризона со мной было назначено свидание. Я и был тот самый труп, который необходимо убрать. Он просто-напросто собирался застрелить меня и с помощью секретной службы замести следы, быстро и надежно. Ведь лично меня знал только генерал Обер, а он такими делами не занимается. Он бы прочитал донесение Гризона, и на этом со мной было бы кончено.