Лесовик и Метелица - Владимир Голубев

– Как я вовремя заглянула. Неужели ты отсчитываешь мою долю?! – спросила Янка.

От неожиданности купец уронил пригоршню монет на пол, монетки громко раскатились по комнате. Некрас побледнел и смахнул с лица поседевшие пряди волос, стало заметно, как у него на виске стала биться тонкая синяя венка. Купец повернулся и спросил:

– Янка? Ты? Ты здесь? А я, болван, сжёг балаган. А ты ко мне сама вернулась! Но я построю новый, в сто раз лучше прежнего – из цветного стекла, и всё будет как раньше!

Русалка звонко рассмеялась:

– Некрас! Ты что, за ночь оглох и оглупел? Я пришла сюда за своей долей! Я больше не буду сидеть в грязной воде ради того, чтобы ты серебром да златом набивал свою казну! Я никогда к тебе не вернусь и требую немедленного расчёта! Тем более что со мной покойник – Митька, которого ты утопил под Рязанью!

Купец растерянно забубнил:

– Митька? Митька! Так ты же умер! Мы тебя сами убили и в воду бросили, там всё было в крови! Почему ты здесь? Не молчи! Так нечестно! Да, я понял: ты, как она, стал нежитью, нечистой силой! Уйди, призрак!

– Это ты нечистая сила! – вступил в разговор портной. – Мы с Янкой никого пальцем не трогали и кровушки чужой не проливали! Я хочу только одного: взглянуть в глаза чудища, что возомнило себя человеком! Сам пил-гулял со мной, сидел за одним столом, я делил с тобой хлеб. Ты же вместо благодарности умыкнул мою жену, а вдобавок хотел меня убить и, как последнюю падаль, бросил в реку!

Но Некрас живо пришёл в себя:

– Не пугайте меня, я крикну слуг, и мы доделаем то, что не удалось тогда на острове! Поедим кутьи на ваших поминках! Нет! Тебя, русалка, опять отправлю в шатёр на потеху публике! Эй, Васька и Гришка! Где вы, обормоты?! Подь сюда! Убью паршивых гадов, где вы там шляетесь?! Но никто не отозвался – слуги, зная крутой нрав купца, давно разбежались, и Некрас осёкся, осознав, что сегодня он остался совсем один. Но сдаваться он не умел и не намеревался просить прощения у русалки и портного.

– В последний раз предлагаю тебе вернуться! Если ты скажешь нет, удары полынью покажутся тебе цветочками! Я произнесу заклинание – и ты погибнешь. Ты не достанешься никому, если не будешь со мной. Запомни и подумай хорошенько!

Янка и Митька не ожидали такого подвоха и бросились к выходу. Но Некрас уже затрясся, запустил обе пятерни в свои седые волосы и забубнил неслыханные слова магического заклинания:

«Ау, ау шихарда, кавда!Шивда, вноза, митта, миногам,Каланди, индии, якуташма, биташ.Окутоми ми нуффан, зидима».

Как только слова стихли, Янка побледнела, перстень – подарок водяного – рассыпался в прах, и русалка рухнула на руки портного. Он уложил ее на диванчик и бросился с кулаками на Некраса.

– Стой! Я же говорил вам, что всегда будет мой верх, а не ваш. Так погибай, селёдка, если не хочешь быть моей – не будешь ничьей. А ты, недотопленый болван, лучше попрощайся со своей нечистью, она сейчас превратится в грязную воду. Ха-ха-ха…

Митька остановился и вернулся к Янке. Она тихо угасала, прошептав:

– Прости, Митя, что не послушала тебя и уговорила прийти к Некрасу. Видно, не судьба нам быть вместе, не судьба… Прости меня…

– Нет, нет… нет! – кричал Митька, словно хотел докричаться до небес.

Но Янка закрыла глаза. Митька поцеловал её в бледные губы. Вокруг всё смолкло, и лишь где-то там, над потолком и даже выше крыши Некрасова дома, что-то нежданно прозвучало, словно лопнула на гуслях струна.

Митька в три шага очутился около персидского ковра и, выхватив из ножен саблю, бросился на купца. Портной решил избавить землю от Некраса раз и навсегда…

Увидев оружие из дамасской стали в руках портного, купец упал на колени и, закрыв руками голову, взмолился о пощаде.

– Не бери грех на душу, Митька! Её все равно не вернёшь, а мы ведь люди и всегда договоримся. Смотри, сколько у меня денег, и все они твои, только оставь мне жизнь… – просил Некрас. – Найдёшь себе новую невесту, из купцов или даже дворян. С такими-то деньжищами!

– Я покончу с тобой, убийца! – закричал Митька и замахнулся над купцом саблей.

Оконная рама с треском открылась. Необъяснимое тепло из невидимой бреши ворвалось в комнату. На долю секунды мебель и стены покрылись блестящим туманом, и огненный шар запорхал из угла в угол. Всё стихло, окружающие цвета стали более насыщенными. Глаза русалки вновь заблестели, её дыхание опять стало ровным…

– Митя, не надо! А-а-а! – Некрас зарыдал и с воем стал кататься по полу.

– Митенька, не пачкай руки об эту нечисть! – раздался голос русалки. – Главное, ты разрушил его злые чары. Мы навечно вместе!

Митька обернулся – Янка жива и рядом с ним! Побледневший от страха Некрас закрыл лицо и беззвучно плакал в ладони. Янка подошла и опустила Митькину саблю:

– Твоё счастье, Некрас, что меня спасла любовь Мити! А теперь вставай, будем писать…

Некрас встал и, не поднимая головы, засеменил к столу.

– Что писать, Яночка, я на всё согласен! – Некрас трясся от радости, что остался в живых, но сумасшедшая улыбка прилипла к его лицу. – Вот и хорошая бумажка, дорогая, из далёкого Китая, а вот чернила из Персии. А что мне писать-то?

– Так, пиши, что русал… тьфу… незамужняя девица Янка из Нижнего Новгорода является твоей единственной законной дочерью и наследницей и ей, то есть мне, в качестве приданого ты даёшь золотом тысячу рублей! Да, совсем забыла: не забудь там нацарапать, что это я прикидывалась русалкой в балагане – хвост ты мне приделал и силком заставлял целыми днями сидеть в воде. А настоящих русалок ты никогда не ловил и даже одним глазком не видел!

– Тыщу русалке? А это не много, не захлебнёшься? Зачем вам с Митькой такие огромные деньжищи? А про балаган зачем писать? – Некрас умолк и левой рукой растёр запястье правой руки. – Смотри, от таких слов рука прямо отнимается, немеет!

– Мить, а Мить, ты проверь-ка, а сабелька-то острая али нет? Погодь, вражина, сейчас враз узнаешь – писать или не писать!

– Янка, сабля острая, прямо в самый раз! Бац – и купеческой головушки как и не было вовсе!

Некрас примирительно закрутил головой:

– Понял – не валенок, так и пишу: «…тысячу рубликов в приданое…»

Русалка помолчала и поведала:

– А про балаган ты нацарапаешь для того, что если вдруг задумаешь нам отомстить или преследовать будешь, то я покажу эту бумагу на любом торге – и народ с тебя потребует гривенники обратно, ведь это была обычная девка, а не русалка. А для тебя денежки возвращать – хуже, чем по морде получать!

Некрас захихикал и потёр ладони:

– Это точно так и есть. Слаб, признаюсь, люблю денежки-то!

– А ещё, милый папенька, вели заложить любимой дочке тройку рыженьких лошадок, да с бубенцами! А карету вели застелить персидским ковром! Распорядись, чтобы ещё Мите выдали синий кафтан с золотыми пуговицами да шапку соболью и перстень с самоцветным яхонтом! Мы отправляемся в Казань!

– А почему в Казань, а не в Тешилов? – спросил недоумённо Некрас.

– Там свадьбу будем справлять с Митей, а в гости я позову всю волжскую родню – от астраханских до тверских родичей! А в Тешилове мне скучно, как в глухой деревне!

Для купца наступил самый несчастный день – его горе не знало границ. Потеря денег была страшнее потери русалки. Эх, Некрас со слезами отсчитал из кованого сундука тысячу золотых рублей, отдал их Митьке с Янкой, а сам, как только расстался с золотыми, схватился за сердце и жалобно запричитал на всю горницу:

– Ой, ой, ой! Бедный я и несчастный! Ой, ой, ой! Остался на старости лет совсем нищим, ограбила меня бессовестная русалка, по миру пустила, без денег оставила…

– Заруби себе на носу: я больше тебе никакая не русалка, а твоя законнорожденная дочь. Мама моя, твоя законная супруга, умерла пять лет назад, на Троицу. Запомнил, папенька? А денег у тебя, папочка, куры не клюют, тысяча для твоего состояния – что копейка для рубля, много не убавила.

Некрасу пришлось согласиться:

– Запомнил, наследница моя любимая и единственная! Только бумажку, что я тебе дал, пожалуйста, спрячь подальше от людских глаз, вот тебе ещё кошелёчек сафьяновый, убери в него – от греха подальше!

Янка упрятала бумагу в сарафан, прямо под сердце:

– Конечно, спрячу, это теперь мой лучший оберег! Прощай, Некрас, на веки вечные!

Оставив опечаленного купца горевать в разорённом доме, молодые в запряжённой тройке под весёлые бубенцы отправились поскорей из Нижнего Новгорода. Митька и Янка оставляли город без сожаления, а скорее наоборот – с радостью: ведь там, среди полей и лесов, ничто не напоминало о пережитых страданиях.

Шумный купеческий город, не обращая внимания на людские страсти, продолжал жить своей жизнью, и, казалось, безучастно провожал тешиловских гостей, глядя им вслед пыльными окнами. На выезде, в конце Покровской улицы, дорогу им перегородили городские стрельцы с саблями и секирами: