Пленница в раю - Марианна Лесли

У Эвелин подкосились ноги. Господи, что он здесь делает?! Что ему нужно?! Приехал, чтобы снова угрожать ей?!

Вновь раздался звонок, на этот раз длиннее и настойчивее.

– Эвелин, я знаю, что ты дома. Немедленно открывай, не то я вышибу эту чертову дверь! – раздался его раздраженный голос.

О, прекрасно. Он еще даже не переступил порог, а уже угрожает. Но сейчас они на ее территории, а не на его. Мы еще посмотрим, кто кого, воинственно решила Эвелин и, лязгнув замками, распахнула дверь.

Он так и впился в нее взглядом, обежав глазами ее всю от мокрых волос до махровых банных тапочек.

– Здравствуй, Эвелин. Ты позволишь мне войти? – проговорил он неожиданно осипшим голосом.

– А у меня есть выбор?

– Не думаю.

Он вдруг улыбнулся какой-то совершенно не свойственной ему бесшабашной, мальчишеской улыбкой, и у Эвелин защемило сердце. Если он и дальше вот так будет улыбаться, она не выдержит, наплюет на гордость и рухнет к его ногам, умоляя позволить ей быть с ним рядом. В каком угодно качестве.

– Как ты меня нашел? – выдавила она, отступая в сторону и пропуская его в комнату.

Он был в строгом деловом костюме и с борсеткой в руке.

Эвелин вошла вслед за ним в гостиную, жестом предложила ему сесть в кресло, а сама поспешила сесть в другое, чувствуя, что ноги ее не слушаются.

Луис между тем уже полностью овладел собой и, непринужденно устроившись в кресле, неопределенно махнул рукой.

– Это не составило большого труда, но я не об этом хочу сейчас говорить.

– А о чем же ты хочешь говорить? Зачем ты приехал, Луис?

Он немного помолчал, затем сказал:

– Я приехал просить тебя выйти за меня замуж, Эвелин.

Господи, может, это ей снится?! Или у нее начались галлюцинации и ей все это привиделось? Но нет, мужчина, сидящий напротив нее, не был ни сном, ни видением, он был настоящий, из плоти и крови, и, несмотря ни на что, такой желанный… Она на мгновение зажмурилась. Но потом смысл ее слов проник в ее сознание и она ошеломленно уставилась на него, решив, что ослышалась.

– Ты сказал – замуж?

– Да. Я прошу тебя стать моей женой.

– Вот как? – Она решила не уступать ему в хладнокровии. – И что же заставило тебя принять столь неожиданное решение, так сильно противоречащее тому, что ты говорил мне в то последнее утро на Катанау, когда отсылал меня прочь? Если мне не изменяет память, тогда ты считал меня ничтожеством, дрянью, продажной девкой, не достойной даже дышать с тобой одним воздухом.

– Я никогда так не считал.

– Разве? Зачем же тогда так унизил меня, пытаясь всучить чек? Зачем? – Она пристально смотрела в его обычно непроницаемые черные глаза, в которых сейчас мелькнуло что-то им не свойственное. Проблеск вины? Да нет, не может быть. Ей, верно, показалось.

Он отвел взгляд.

– Эвелин, я…

– Или сейчас, когда я становлюсь популярной, ты решил, что теперь я вполне достойная для тебя жена, а заодно и сестра для Сандры?

– Твоя звездная карьера здесь ни при чем. Еще до того, как я узнал, что ты стала певицей, причем популярной, я понял, что ты нужна мне.

– Зачем, Луис? Ведь ты же не любишь меня…

Она резко замолчала, когда он буквально слетел с кресла, молниеносным движением схватил ее за руку и выдернул из кресла. Затем ухватил за плечи и встряхнул с такой силой, что у нее клацнули зубы.

– Не люблю?! Да что ты знаешь?! Все эти три месяца я был сам не свой, не мог ни есть, ни спать, ни работать. Даже мои подчиненные заметили, что со мной что-то не так. Я день и ночь грезил тобой, вспоминал ночь нашей любви. А твое лицо, полное боли и страдания, когда я бросал тебе злые, несправедливые слова, так и стоит у меня перед глазами. Неужели же ты не понимаешь, глупая девочка, что я влюбился в тебя сразу, как только увидел?

От потрясения она не могла вымолвить ни слова. Лед, в который она заковала свое сердце, начал медленно таять, грозясь пролиться потоком слез. Ничего не видя перед собой, она уткнулась лицом ему в плечо. Он тут же обнял ее и прижал к себе.

– Почему же… почему же ты не сказал мне? Как ты мог быть так жесток со мной? – Она судорожно всхлипывала. – Я чувствовала себя брошенной, ненужной… такой несчастной.

– Прости меня, любовь моя. Я знаю, что вел себя как свинья. Пожалуйста, прости. Я тоже чувствовал себя несчастным и злился из-за этого, а когда я зол, то имею отвратительную привычку делать так, чтобы все остальные страдали вместе со мной. – Он крепче прижал ее к себе.

Они долго стояли обнявшись. Затем он разжал руки, взял ее за подбородок и, слегка откинув ее голову назад, заглянул ей в лицо. По ее щекам медленно катились слезы. Он вытер их подушечками больших пальцев и легким поцелуем коснулся ее губ.

– Любимая, родная моя девочка, какой же я негодяй, что причинил тебе столько боли… Бедная моя, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Эвелин обвила руками его сильную загорелую шею и прижалась щекой к его чуть шершавой щеке.

– Я уже простила тебя. И вовсе я не бедная. Я самая богатая женщина в мире.

– Ну, по-моему, это преувеличение. Думаю, найдется еще пара-тройка…

Она чуть отстранилась и прикрыла его рот ладонью, не давая договорить.

– Нет, я самая богатая женщина в мире, но деньги тут ни при чем. Я самая богатая, потому что ты любишь меня. И я люблю тебя не за твои деньги, не за твою власть. Даже если бы ты был обыкновенным простым человеком и не имел бы ни гроша за душой, я любила бы тебя не меньше. Ты мне веришь?

Она заглянула в его глаза, боясь увидеть там привычное недоверие и цинизм, но в них светились только любовь и нежность.

– Верю, любимая. А ты действительно простила меня?

Она нежно обхватила его голову руками и прижалась к его губам в поцелуе.

– Да, любимый.

– Значит, ты согласна выйти за меня замуж?

Еще один поцелуй.

– Да, любимый.

– Слава богу, – выдохнул он и с каким-то отчаянием и в то же время с облегчением прижал ее к себе.

Руки Эвелин пробрались к нему под пиджак и стали гладить его спину и плечи сквозь тонкий шелк рубашки. Он чуть отстранился и заглянул ей в лицо своими бездонными глазами, в которых нежность сменилась страстью.

– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь со мной, маленькая плутовка?

– О да, – промурлыкала она, легонько прикусив его мочку уха, – вполне, ибо то же самое ты делаешь со мной.

Он на миг прикрыл глаза, затем подхватил ее на руки и понес в спальню, где бережно опустил на кровать.

Они предавались любви медленно и самозабвенно. Они с наслаждением и страстью ласкали друг друга, чувствуя, как какая-то сила отрывает их от грешной земли и стремительно поднимает ввысь. Эта спальня стала сейчас центром и сущностью вселенной, заключив в свои стены пространство и время. Казалось, не существует больше ничего. И единственное, что ощущала Эвелин в этот миг, было переполнявшее ее радостное желание близости, сладкой болью пронзившее все ее тело, и его отклик – медленный, сдержанный, терпеливый, дико возбуждающий и полностью подвластный ему.