Копия Дюрера - Борис Каспаров

— Да, сэр. Знаю, сэр. Оставить и уходить? Но… Слушаюсь, сэр.

Он положил трубку и обвел присутствующих сумрачным взглядом.

— Имейте в виду, сэр. Мне сказали, что эти парни в каком-то лагере отправили на тот свет несколько тысяч людей. Там были дети и женщины. Я думаю, вы не дадите им улизнуть…

— Не волнуйтесь, сержант, — Коллинз наклонил голову, — они получат то, что заслужили. Можете идти.

— Итак, господа, — с легкой иронией произнес Коллинз, когда шаги сержанта застучали по лестнице. — Вы видите, что единственный ваш защитник — это я. Поэтому вам следует быть честными. Как заявил в своем несколько длинном вступлении мистер Квесада, мы деловые люди, а следовательно, мы до конца выполняем свои обещания. Но если вы вздумаете обмануть… Впрочем, нам стоит только сообщить ваши координаты советскому командованию. Там вы не найдете столь сговорчивых людей. Вам, господин Ранк, выполнить свою задачу значительно легче.

Ранк покачал головой.

— Не думаю. Картины прятал мой шофер, но он был убит при бомбежке, а карта сгорела. Есть еще вторая, мы оставили ее второпях где-то среди книг в имении, рассчитывая вернуться, но мне появляться туда опасно. Мой управляющий кажется мне в создавшихся условиях совершенно ненадежным.

— Так зачем же вы его держали?

— Он был честен. И притом он работал для меня в той же области, которая, по-видимому, интересует и вас. Но, к сожалению, совсем безуспешно, а его враждебности к себе я не боялся. Стоило мне только пошевелить мизинцем…

— Самонадеянность правоверного нациста, — проворчал Коллинз. — Имейте в виду — провала здесь не должно быть ни в коем случае. Если это произойдет, я снимаю все свои обязательства. А теперь, мистер Квесада, проводите этих людей в предназначенные им комнаты. Завтра они должны будут приняться за дело.

Когда Квесада вернулся, Коллинз широкими шагами мерил комнату из угла в угол. Потом, обойдя стол, он тяжело опустился в дубовое кресло.

— Послушайте, Квесада. Вам придется взять лично на себя руководство всей этой операцией. Теперь вы сами видите, что Кестнер один ничего не добьется. Вот документ на имя представителя нейтральной прессы Карлоса Мурильо и пропуск от союзного командования. С вашей внешностью и произношением вы вполне можете сойти за латиноамериканца. Нам нужен легальный представитель на той стороне, чтобы быть в курсе всех дел. То, что управляющий Ранка настроен враждебно, мне не нравится, в случае необходимости помогите его убрать. У вас в запасе есть различные фокусы. Хорошо, если он действительно ничего не добился и не успел передать в другие руки. На всякий случай захватите все его записи.

Коллинз бросил на стол документы.

— Вы вкладываете в это дело довольно крупную сумму, — сказал Квесада, пряча в бумажник документы, — считаете, что игра стоит свеч?

Коллинз сделал гримасу.

— Величайший из ваших недостатков, Квесада, — это отсутствие должного размаха в делах. Если бы все, что мы сейчас ищем, находилось в этой комнате, я не колеблясь выложил бы сумму, пятикратно превышающую все наши затраты, и счел бы, что сделал одно из самых удачных своих дел. Возможно, и лучше, что Абендрота нет в живых: с ним было бы труднее договориться, чем с этими обербан… черт знает как их там дальше. Кстати, Квесада, вы что-нибудь понимаете в искусстве? Не в теперешней импрессионистской мазне, а в настоящем античном искусстве? — Коллинз усмехнулся. — Подозреваю, что нет. Ну, а старого Джемса Гарвея, того бога, который в мистической тишине своей уединенной виллы контролирует деятельность монополий Нового и Старого света, вы, конечно, знаете и не раз молились за его здравие. Но знаете ли вы, что у этого неумолимого в мирских делах божества есть одна слабость: он убежден, что великие произведения искусства всех времен должны услаждать главным образом его одного. В этом, как мне кажется, не столько любовь к искусству, сколько эгоизм и тщеславие. На этой самой, известной вам по слухам, вилле скрыт великолепный музей, которому могут позавидовать национальные сокровищницы не одной страны. Злые языки утверждают, что, по крайней мере, половину из заключенных в нем экспонатов безуспешно разыскивает полиция всех пяти континентов. По слухам, знаменитая картина Рембрандта, бесследно исчезнувшая в конце двадцатых годов из Роттердама, находится именно там.

Гарвея, как вам известно, никакими доводами нельзя заставить потесниться с занятых им позиций хотя бы на дюйм, его можно только принудить стать сговорчивее. И как это ни печально, Квесада, без помощи наследства Абендрота нам это навряд ли удастся.

— Но почему раньше для мистера Гарвея не могли обделать это дело в таком же духе, как с тем Рембрандтом? — спросил Квесада. — Ведь тогда все было значительно проще.

— Тогда этого дела не было и у самого Абендрота. Существовала неясная легенда о сокровищах искусства, к которым мы давно подбирали ключи. Только перед самой войной нам удалось выяснить, что тайна эта почти в руках у Абендрота. Но наци прихлопнули его раньше времени. Мы заинтересовались этим делом, но, к сожалению, даже хваленое гестапо не смогло ничего добиться от этого человека. Впрочем, оно интересовалось больше другим — картинами самого Абендрота. Я немного знал его, Квесада, он был из породы опасных людей. Таким он остался и после смерти. Запомните, Квесада, картины эти нужны нам не меньше, чем нацистам. От этого зависит очень многое. Например, ключевые позиции в экономике наших оккупационных зон. Я думаю, у вас нет оснований считать меня шутником? Особенно в этом вопросе. Поэтому действуйте со всей твердостью, на которую способны.

ПО ТУ СТОРОНУ ЭЛЬБЫ

Расчеты Артура Квесады не оправдались. Он сидел перед нами с заметно поблекшим лицом, разглаживая временами ладонью свой изрядно помятый костюм, и, несмотря ни на что, пытался все-таки сохранить независимый вид: он был уверен, что, как подданного союзной державы, его в конце концов передадут в руки ее властей. Мало беспокоясь о своих помощниках, пайщик компании довольно словоохотливо рассказал о том, что Ранк привлек к себе на помощь местную организацию «оборотней», в которую входили Шеленберг, Штейнбоки и другие. С Кестнером заранее было договорено, что в случае провала он должен был давать те показания, которые давал. И действительно — правдивость их чуть было не заставила нас поверить, что дело на этом кончено.

Все, о чем раньше мы могли только догадываться, теперь стало ясным. Почти до конца. Поиски бумаг профессора Кестнер и Бодмер по поручению Квесады начали значительно раньше, еще до того, как Ранк и Пельцер были задержаны союзными властями. Несмотря на то, что Штейнбок действовал с ними заодно, они очень медленно двигались к цели. Попытка Штейнбока втянуть в это дело Витлинга чуть было не окончилась для них катастрофой. После этого и было инсценировано самоубийство управляющего.

Та самая собака, лай которой я слышал в домике лесника, выдала нашу ночную засаду у дота. Заметив, что на день мы убрали людей из леса, Кестнер, рассчитывая на второй выход в соседний дот, решил рискнуть, так как ничего другого ему не оставалось.

Фрау Шмидт обо всем, что происходило вокруг Грюнберга, не знала. Ее младший брат, которому она во многом заменяла мать, оставался в ее представлении глупым мальчиком, нуждающимся в покровительстве. Она спасала его, как она думала, от плена, поэтому с опаской следила за всеми нашими действиями в имении и, конечно, не могла предполагать, что ее брат давно является орудием в руках Ранка и Пельцера, под началом которых он когда-то служил. Даже просьбе его — снять отпечаток угла портрета, она не придала большого значения. Тот уверил ее, что это нужно одному искусствоведу, якобы обещавшему оказать ему за это материальную помощь.

Наши посещения Грюнберга после убийства Витлинга оказались для них всех неожиданностью. Они были уверены, что дело сделано чисто и не может вызвать никаких подозрений. А ведь именно развалины молельни с подземным склепом, секрет которой знал только Ранк, и избирались по плану действующей в нашем районе группой «оборотней» как наиболее надежное убежище. Операции эта группа намечала вести на довольно широкой основе — она даже поддерживала радиосвязь с другими группами и с объединяющим их штабом, находящимся где-то по ту сторону Эльбы. Общие действия Ранка и Пельцера с группой «оборотней» были понятны — ведь они еще до своего первого ареста входили в ее состав.

Диверсия, которую неудачно пытался осуществить Шеленберг, была бы только пробным шагом. Готовились согласованные действия нескольких групп одновременно, с тем, чтобы парализовать наши общие с демократическими силами попытки ликвидировать хаос и наладить нормальную жизнь.

Перед выжившим из ума старым Штейнбоком ни дочь, ни отец, наверное, не таили своих мыслей и планов, и тот чуть было не подвел их самым неожиданным образом. Впрочем, в какой-то степени он все-таки их подвел, потому что укрепил наши подозрения.