Поправки - Джонатан Франзен

– Опять?! Опять?! Я сказал – не подслушивать, а ты!..

– Я не подслушивала. Мне нужно лечь. – И она почти бегом, сильно хромая, устремилась в спальню.

– Беги-беги, все равно не скроешься. Отвечай; зачем ты подслушиваешь?!

– У тебя паранойя. Вовсе я не подслушиваю.

– Паранойя?!

Кэролайн опустилась на огромную дубовую кровать. Выйдя замуж за Гари, она в течение пяти лет дважды в неделю посещала психотерапевта, который на последнем сеансе назвал ее достижения «непревзойденными», и тем самым раз и навсегда опередила Гари в гонке за душевным здоровьем.

– Тебя послушать, у всех, кроме тебя, есть проблемы, – продолжала она. – Точно так же рассуждает твоя мать. Даже не…

– Кэролайн! Ответь только на один вопрос. Погляди мне в глаза и ответь на один вопрос: днем, когда ты…

– Боже, Гари, опять все сначала? Послушай, что ты несешь!

– Когда ты скакала под дождем, носилась как безумная наперегонки с одиннадцатилетним и четырнадцатилетним, ты…

– У тебя мания! Ты ни о чем другом не можешь говорить!

– Носилась под дождем, била по мячу, скользила по мокрой траве…

– Разговариваешь по телефону с родителями, а потом вымещаешь раздражение на нас.

– Ты хромала, прежде чем побежала в дом? – Гари погрозил жене пальцем. – Смотри мне в глаза, Кэролайн, прямо в глаза! Ну же, давай! Посмотри мне прямо в глаза и скажи, что до того ты не хромала!

Кэролайн раскачивалась от боли.

– Ты говоришь с ними по телефону почти час…

– Не можешь! – с горьким торжеством воскликнул Гари. – Ты солгала мне и не хочешь признаться!

– Папа! Папа! – крикнули за дверью. Обернувшись, Гари увидел Аарона – сын был вне себя, голова у него дергалась, красивое лицо искажала гримаса, заливали слезы. – Перестань кричать!

Нейрофактор 26, ответственный за раскаяние, заполнил отделы головного мозга Гари, специально предназначенные для этого эволюцией.

– Все в порядке, Аарон, – пробормотал он. Аарон уже пошел прочь, потом снова повернулся к нему лицом, шагал на месте, делал огромные шаги, порываясь сам не зная куда, пытаясь остановить постыдный поток слез, загнать его обратно в тело, в ноги, в пол, затоптать ногами.

– Папа, папа, пожалуйста, не кричи на нее!

– Хорошо, Аарон, – сказал Гари. – Никто не кричит.

Он хотел положить руку на плечо сына, но Аарон выбежал в коридор. Бросив Кэролайн, Гари поспешил за ним. Ощущение одиночества усилилось: жена успела завербовать в семье надежных союзников! Сыновья готовы стоять за нее против собственного отца. Против отца, который орет на жену. Как прежде его отец. Его отец, ныне впавший в депрессию. Но его отец, когда был в расцвете сил, умел так запугать подростка Гари, что тому и в голову не приходило заступаться за мать.

Аарон упал ничком на постель. В хаосе разбросанного по полу белья и журналов двумя островками порядка оставались труба (с сурдинами и пюпитром для нот) и огромная, расставленная по алфавиту коллекция компакт-дисков, включая полные собрания Диззи, Сачмо и Майлза Дэвиса в подарочных изданиях и множество дисков Чета Бэйкера, Уинтона Марсалиса, Чака Манджоне, Херба Алперта и Даа Хирта, которые покупал Гари, поощряя интерес сына к музыке. Гари присел на краешек кровати.

– Прости, что так расстроил тебя, – заговорил он. – Ты же знаешь, я бываю иногда злобным старым ублюдком. А твоя мама иногда не хочет признать, что она не права. Особенно когда…

– У! Нее! Болит! Спина! – Голос Аарона заглушало пуховое одеяло от Ралфа Лорена. – Она не лжет!

– Я знаю, что у мамы болит спина. Я очень люблю твою маму.

– Тогда не кричи на нее.

– Ладно, не буду. Займемся обедом. – Гари легонько толкнул Аарона в плечо, имитируя дзюдоистский прием. – Что скажешь?

Аарон не шелохнулся. Надо бы подобрать слова утешения, но в голову ничего не приходило. Острый дефицит факторов 1 и 3. Несколько мгновений назад Гари почувствовал, что Кэролайн вот-вот бросит ему в лицо диагноз «депрессия», а если эта идея войдет в оборот, с его мнением в семье и вовсе не будут считаться. Он не сможет ни в чем притязать на правоту, каждое слово сочтут симптомом болезни, и в любом споре Гари окажется в проигрыше.

Сейчас главное – не поддаться депрессии, отразить ее истиной.

– Послушай, – начал он, – вы с мамой играли во дворе в футбол. Скажи мне, прав ли я: она уже хромала, прежде чем вошла в дом?

Аарон резко приподнялся, и секунду Гари надеялся, что правда возьмет верх, но лицо мальчика пошло красно-белыми пятнами негодования.

– Ты отвратителен! – крикнул он. – Отвратителен! – И выбежал из комнаты.

В нормальной ситуации такое не сошло бы Аарону с рук. В нормальной ситуации Гари воевал бы с сыном хоть весь вечер, но вырвал бы у него извинение. Однако теперь эмоциональную биржу – гликемические акции, эндокринную систему, синапсы – постиг крах. Гари чувствовал себя мерзавцем, борьба с Аароном лишь усилит это ощущение, а более тревожного сигнала, нежели чувствовать себя мерзавцем, не существует.

Гари допустил две роковые ошибки. Во-первых, не следовало обещать Кэролайн раз и навсегда отменить Рождество в Сент-Джуде. Во-вторых, сегодня, когда она, гримасничая от боли, хромала по двору, нужно было сделать хотя бы один снимок. Скольких очков стоили ему эти промахи!

– Нет у меня никакой депрессии! – заявил Гари своему отражению в темном окне спальни. Усилием воли – аж кости заломило – он поднялся с постели Аарона и препоясал, так сказать, чресла: он докажет, что способен нормально провести вечер.

По темной лестнице, с «Принцем Каспианом» под мышкой, спускался Джона.

– Дочитал, – похвастался он.

– Понравилось?

– Очень! – воскликнул Джона. – Самая что ни на есть лучшая книга для детей. Аслан сделал в воздухе ворота, люди проходили сквозь них и исчезали. Вышли из Нарнии и вернулись в обычный мир.

– Обними меня, – попросил Гари, присаживаясь на корточки.

Джона обхватил отца руками. Некрепкие еще детские суставчики, щенячья податливость, от лица и волос веет теплом. Гари горло бы себе дал перерезать, выкупая жизнь малыша, он бесконечно любил его и все же усомнился, только ли любви ищет в эту минуту у сына или же создает коалицию, заранее привлекает союзника на свою сторону.

Застой в экономике – так определил свое состояние председатель Совета федерального резерва Гари Ламберт. Требуются срочные вливания джина «Сапфир Бомбея».

В кухне Кэролайн и Кейлеб уже устроились за столом, запивая чипсы колой. Кэролайн положила ноги на стул, сунув под колени подушку.

– Что будем готовить? – спросил Гари.

Жена и средний сын переглянулись, словно отец в очередной раз задал дурацкий вопрос. Судя по крошкам от чипсов, они уже основательно перебили аппетит.

– Гриль-ассорти, полагаю, – вздохнула Кэролайн.

– Да, папа, гриль-ассорти, – подхватил Кейлеб не то с энтузиазмом, не то с насмешкой.

Гари поинтересовался, есть ли мясо.

Кэролайн пожала плечами, набивая рот чипсами.

Джона вызвался развести огонь.

Гари кивнул и достал из морозильника лед.

Обычный вечер. Обычный вечер.

– Если камеру разместить над столом, – начал Кейлеб, – я и часть столовой тоже увижу.

– Зато полкухни не будет видно, – возразила Кэролайн. – Повесь над дверью, сможешь поворачивать в любую сторону.

Укрывшись за дверцей бара, Гари налил поверх кубиков льда четыре унции джина.

– Угол восемьдесят пять градусов? – зачитал Кейлеб по каталогу.

– Это значит, камеру можно направить почти вертикально вниз.

Все так же укрываясь за дверцей бара, Гари хлебнул изрядный глоток горячительного. Захлопнул бар, приподнял стакан с остатками джина повыше, чтобы все, кого это волнует, видели, какую скромную порцию он себе отмерил.

– Прошу прощения, но камера слежения отменяется, – вмешался он в разговор. – Это не хобби.

– Папа, ты сказал – можно, если мне это по-настоящему интересно!

– Я сказал, что подумаю.

Кейлеб яростно затряс головой.

– Неправда! Неправда! Ты сказал – можно, если мне интересно!

– Именно так ты и сказал, – с недоброй усмешкой подтвердила Кэролайн.

– Не сомневаюсь, ты слышала каждое слово. Но на этой кухне камеры слежения не будет. Кейлеб, я запрещаю покупать это оборудование.

– Папа!

– Решение принято и обжалованию не подлежит.

– Ничего страшного, Кейлеб, – успокоила его мать. – Гари, ты не можешь ничего запретить: у мальчика есть свои деньги, и он вправе распоряжаться ими, как ему заблагорассудится. Правда, Кейлеб?

Незаметно для Гари она сделала Кейлебу какой-то знак рукой под столом.

– Точно, у меня есть сбережения. – И опять не поймешь, что в его голосе – энтузиазм, или ирония, или то и другое сразу.

– Мы обсудим это попозже, Кэро, – сказал Гари. Тепло, упрямство, тупость – все дары джина спускались сверху, от затылка, в руки и туловище.

Вернулся пропахший мескитным деревом Джона. Кэролайн открыла новую большую упаковку чипсов.