Убить зверя - Виталий Гладкий

Но грозный пес не принял условия предложенной игры, и Егору Павловичу пришлось спасать незадачливых браконьеров от клыков рассвирепевшего Грея, который уложил всех троих на землю и, особо не церемонясь, удерживал их в таком состоянии, пока не подоспел хозяин. Похоже, тертые мужички, привыкшие к изнеженным и благодушным городским собакам, совсем не ожидали такого отпора, и когда старик подозвал волкодава к себе, они рванули в заросли с такой прытью, будто за ними гнался сам мифический трехглавый пес Цербер.

Затем, уже после возвращения домой, ему принесли весть, которая еще больше омрачила Егора Павловича.

Один из заказчиков (он сделал ему резной буфет "под старину") приказал долго жить – его взорвали в личном "линкольне" – а это значило, что денежек за работу старику не видать, как собственных ушей. У Егора Павловича уже были подобные случаи, и он знал, что наследникам обычно наплевать на все устные договоренности усопшего. К его удаче, заказчику почему-то не понравились некоторые детали резьбы на дверцах и он возвратил их на доделку. Поэтому старик все-таки надеялся, что наследники не оставят буфет в разобранном виде, так как он имел немалую художественную ценность и стоил очень дорого.

Утешая себя такими соображениями, Егор Павлович быстро перекусил и направил свои стопы в центр, где его ждала Ирина Александровна. Сегодня у актрисы выпал свободный от работы день и они решили пойти на недавно открывшуюся выставку итальянской живописи. Уже на подходе к ее дому ему впервые в жизни сделалось дурно. Плохое предчувствие, подкрепленное утренними неприятностями, вдруг обрело осязаемые формы и вползло в грудь, тисками сжав сердце. Прислонившись к троллейбусной остановке, он переждал момент затмения, а затем зашел в ближайшую аптеку и попросил чего-нибудь успокоительного.

Как ни странно, дешевое отечественное лекарство помогло моментально. Старик болел редко и из всех медицинских препаратов отдавал предпочтение обычному аспирину. К зарубежным снадобьям он относился с некоторым предубеждением, хотя многие из них были изготовлены на основе трав. Егор Павлович считал, что травы лучше собирать самому и не тогда, когда заблагорассудится, а только в сезон и определенное время суток, чтобы сохранить их целебную силу в полной мере. Перебираясь в город, он захватил с собой целый мешок с "лесной" аптечкой, и с завидной регулярностью пил различные укрепляющие здоровье и бодрящие настои. Так делали его родители, так его приучили, и он сохранил эту привычку как память о прошлом, хотя на здоровье в общем-то никогда не жаловался.

Ирину Александровну он застал в слезах. Завидев его, она попыталась быстро привести в порядок заплаканные глаза, но это у нее плохо удалось, и, посмотревшись в зеркало, актриса зарыдала пуще прежнего.

– Что стряслось!? – вскричал Егор Павлович.

Испуганный старик дрожащими руками с трудом выцарапал из брючного кармана свой носовой платок и довольно неумело принялся промокать с щек женщины соленую влагу.

– О-они… в-ва… – Ирина Александровна не могла толком промолвить ни слова.

– Прошу вас, успокойтесь… – старик беспомощно ходил вокруг нее, не зная с какой стороны подступиться и что сказать. – Кто это – они?

У него от переживаний опять потемнело в глазах, но на сей раз невероятным усилием воли он заставил сердце забиться в прежнем ритме. Несколько раз глубоко вздохнув, Егор Павлович тряхнул головой, разгоняя застившую белый свет пелену, и, решительно обняв Ирину Александровну за плечи, повел ее в ванную, где умыл холодной водой словно ребенка.

– Извините… я в таком виде… – всхлипывая, сказала актриса и покорно уселась в кресло.

– А теперь давайте по порядку. Вас кто-то обидел?

Старик спросил спокойно, но в его голосе помимо воли неожиданно прорезались жесткие металлические нотки.

– Не знаю… – беспомощно и печально ответила Ирина Александровна. – Нет… Скорее, нет…

– Тогда я не понимаю…

– Вон там, почитайте… – Она вяло указала на стол, где лежали какие-то бумаги.

Недоумевающий Егор Павлович взял их и начал просматривать. Квитанции, справки, акт…

– Что это? – спросил он, силясь сообразить о чем идет речь в этой канцелярской писанине.

– Меня выселяют… – Актриса прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться.

– Чего ради!?

– В связи с большой задолженностью по квартплате.

– Чушь! – фыркнул старик. – Мои соседи не платят за квартиру уже около двух лет – и ничего. В таких должниках, как они, числятся не менее половины городских семей. Заводы стоят, рабочие по полгода не получают зарплаты. В этой напасти нет ничего удивительного и необычного.

– Но сумма… – не сказала, а простонала Ирина Александровна. – Я просто ума не приложу, откуда столько набежало. Посмотрите там, внизу… – Она показала на акт с несколькими печатями.

Егор Павлович, присмотревшись, сокрушенно покачал головой – долг и впрямь был не маленьким.

– Они не имеют права! – задиристо воскликнул он и с отвращением швырнул пакостный акт на стол. – Поставили людей на грань нищеты, а теперь требуют чтобы они еще и расплачивались за их промахи. Кровопивцы!

– У нас издавна заведено, что тот прав, у кого больше прав, – горестно вздохнула женщина. – Если меня выселят, я наложу на себя руки.

– Выкиньте эти глупости из головы! – испуганно замахал на нее руками старик. – Чего проще – сдаться без боя.

– Но что мне тогда делать? Таких больших денег взаймы никто не даст. А в акте указан срок погашения задолженности – две недели.

– Погодите… – Старик быстро перевел указанную в акте сумму в доллары.

Выходило что-то около двух тысяч. Он удивился еще раз – откуда такой долг? По его приблизительным подсчетам Велиховы не платили за квартиру не менее трех лет. Такого просто не могло быть. Но он не стал больше ничего спрашивать, сказал только, направляясь к выходу:

– Я скоро…

– Куда вы? – всполошилась Ирина Александровна.

– За деньгами, – старик улыбнулся и задорно подмигнул. – Ждите, я буду у вас через два-три часа…

Актриса хотела что-то сказать, однако Егор Павлович уже закрывал входную дверь с другой стороны…

Он вернулся, как и обещал, спустя три часа с четвертью. Достав из тайника в своей квартире заначку, он с досадой крякнул: ремонтные работы и безумные для его возраста траты на одежду опустошили ее почти полностью. Осталось всего-ничего – чуть больше тысячи долларов. При других обстоятельствах это его не смутило бы – заказов на резные работы хватало. Но неожиданная смерть любителя мебели "под старину" отодвинула получение денег за буфет на неопределенное время, а остальные поделки находились в незавершенном состоянии. Поразмыслив, Егор Павлович отправился к одному из самых богатых заказчиков, директору какого-то общества с ограниченной ответственностью с мудреным названием. Раньше подобным образом старик никогда не поступал. Он даже не брал аванс за работу, так как был уверен, что на его товар охотников хватит; откажется один, купит другой да еще и за большую цену.

К счастью, заказчик оказался на месте и в хорошем расположении духа. Он молча достал тысячу долларов и лишь поинтересовался, когда будет закончена резьба на дубовых дверях для его коттеджа. Старик горячо заверил, что теперь он вывернется наизнанку, но сделает все даже раньше срока. На том они и расстались, довольные друг другом.

Увидев деньги, Ирина Александровна поначалу удивилась, затем начала отказываться принимать их, после стала настаивать на том, что должна написать расписку, так как берет эти две тысячи долларов взаймы, а потом вдруг упала на грудь Егора Павловича и зарыдала словно ребенок – взахлеб…

Вторая половина того дня и ночь показались старику ожившей сказкой. Поначалу они поменяли доллары и заплатили долг по квартплате, чем удивили перевидавших многое сотрудниц сбербанка до полного изумления. Наверное, их посчитали рехнувшимися или весьма состоятельными. По крайней мере, старик был уверен, что теперь косточки странных – чтобы не сказать больше – клиентов удивленные женщины будут перемывать не один день. Что ж, каждому своя радость и забава.

После они битых два часа бродили по манежу, где демонстрировались полотна итальянских живописцев эпохи Возрождения. Возбужденный как никогда прежде, Егор Павлович больше смотрел не на картины, а на сияющее, одухотворенное лицо Ирины Александровны. Какие-то смутные, но очень радостные, флюиды во всю гарцевали в его опустошенной от обычных рутинных мыслей голове, и старику чудилось, будто все это происходит не с ним, а с каким-то другим, пусть и знакомым, человеком. Ирина Александровна что-то говорила, спрашивала, он не задумываясь отвечал (возможно, невпопад), они смеялись, вызывая недоуменные и даже гневные взгляды других посетителей выставки; однако, это почему-то совсем не смущало ни старика, ни актрису, потому как им казалось, что вокруг них только стены манежа, картины – и больше никого.