Это не орлы – это чайки - Артем Каренович Галустов

специально, но я никак не могу понять почему. Видимо мы перешли кому-то дорогу. Назначены такие идиоты, что это породило дедовщину таких масштабов…

— Да ты преувеличиваешь.

— Я? Мне-то что? Это твоя забота.

— Я тут причём? Я обычный замполит.

— Уже нет…

— Ты это к чему? — настороженно спросил Лёша.

— Каразин больше не командир учебного батальона. Он теперь начальник службы войск и безопасности военной службы, а ты его главный помощник…

— Я? — воскликнул Алексей. — Почему я?

— Он сам так решил. — сказал Казак.

— Ладно, — подумал Лёша, — по ходу дела будет ясно. Давай после присяги посидим где-нибудь.

— Хочешь, можем пойти на полигон, шашлыки сделаем и посидим.

— Да, я не прочь.

Они вошли в казарму и поднялись на свой этаж. Казак постучал кулаком в дверь, и за ней быстро зашаркали ноги дневального. Он испуганным голосом спросил пароль, который Казак на этот раз знал.

— Семь.

— Пять. — и дверь отворилась. Дневальный оказал воинское приветствие, два лейтенанта зашли в спальное расположение, и Лёша был удивлён тем, что все восемь кубарей были забиты солдатами. Голованова искать среди них нет смысла.

Алексей и Слава дошли до последнего кубаря, там, у окна, как раз стояли две пустые кровати. Лейтенанты сели напротив друг друга и стали расшнуровывать обувь.

— А ты как-то изменился за время отпуска. — заметил Казак.

— Да?

— Да.

— Ну так я же отца потерял.

— Да, но в тебе есть что-то другое. Не только скорбь.

— Ты с каких пор такой проницательный? — Казак, хитро улыбаясь, пожал плечами. — Об этом я хотел завтра поговорить.

— Ну тогда до завтра. — сказал Казак и улегся спать

Алексей и Слава, проснувшись, оделись в парадную форму. Солдаты, сложив на табуретках полевое обмундирование, достали офисную. В казарме стояла суета. Солдаты выстраивались в очереди к утюгу. В то время к части стягивались родители, и медленно шёл пропуск на КПП. Казак побежал их встречать.

Алексей построил перед собой две шеренги солдат. Он пытался найти взглядом Голованова, но это было бесполезно. Алексей заметил, что все солдаты смотрели на него, как будто хотели что-то сказать. Безнадёжные глаза. Он поставил перед строем парту, а на неё положил папку, где нужно было расписываться за присягу заранее, чтобы на самом торжестве они ничего не перепутали.

На плацу начался парад. Родители встали вокруг. Сначала все роты построились перед трибуной. Командир учебного батальона поздравлял их с днём присяги. По строю прокатилось громогласное «Ура». После всех речей, заиграл оркестр. «Первая колонна прямо, остальные напра-во». Забили барабаны. Затопал марш. Первые пошли знаменосцы. За ними — роты. Своё подразделение вели Алексей и Казак, разделив его на две колонны. Алексей шёл первый, и тут он услышал неистовый крик позади себя. «Счё-ёт и раз», — протяжно и злобно прорычал строй, будто они хотели, чтобы их отчаяние услышали все.

Настало время принимать у солдат присягу. Каждый подходил к своему замполиту, брал у него папку, поворачивался к строю и зачитывал. Пришла очередь Голованова, они оба посмотрели друг другу в глаза. Алексей заметил, что тот молодцевато двигался и с большей твердостью в голосе произнёс клятву. Алексей убедился, что не ошибся в выборе своего ученика.

***

Как и ожидал Митя, они выступили, когда ещё было темно. Город виднелся своими белыми домами с разрушенными стенами и чёрными окнами. Танки шли впереди колон и стреляли на ходу. Пули хлопали по земле, вспахали ее и превратили в море грязи, по которой плыли ребята. Она облипала всё тело, становилась тяжелее, залезала в дуло автомата и ноздри.

Митя полз и пытался хоть что-то увидеть. Дым застилал весь обзор. Он стал стрелять в сторону, где, по его мнению, вёлся по ним огонь. Ставил ружьё перед собой и спускал крючок. «Давай… давай, вот так, давай», — мычал он себе под нос сквозь сжатые зубы при каждом выстреле. Из дула выходили искры. Впереди где-то был командир. Все ребята пытались наступать, но Митя и этого не мог. Стоило хоть немного продвинуться, как пули свистели над головой, а некоторые рядом шлепали по грязи. Митя замирал. Не двигался. И стрельба прекращалась. Потом он отвечал выстрелом и резко отпрыгивал в сторону. То место, где он лежал, мгновенно нашпиговывали. Он стрелял ещё раз: «На, ну как вам такое, думайте одни такие крутые, хуйли вы заткнулись». Он перекатывался и ему отвечали тем же.

Сердце не переставало биться в груди. От страха уже ломило тело и хотелось сдаться. «Нет, не вздумай, не вздумай, ползи… ползи, ну же». Митя стал оборачиваться. Вокруг лежали ребята в таком же положении. Впереди стояло несколько домов, командир показывал, что им надо срочно продвигаться туда, но для этого надо идти перебежкой.

Первым осмелился подняться Гусак. Он встал на колено и стал стрелять, ребята пробежали несколько метров и упали в грязь. Кувырком поменяли место, открыли огонь и дали пройти вперёд Гусаку. Солдаты начали формировать несколько колонн и помогать друг другу передвигаться, подавляя неприятеля.

В них стали стрелять ещё сильнее. Теперь они кучнее. Пули желтыми искрами пролетали мимо. Митя зажмурился. Ноги засеменили по грязи, словно хотели бежать. Одной рукой он закрыл голову. «Нет, нет, нет, нет». Кто-то рядом закричал от боли. Прилетало всё больше и больше. Спасение не так далеко. Нужно лишь ринуться в бой. «Сейчас. Да, сейчас. Да встань ты уже». Он подогнул под себя ноги, намереваясь наступать, как и все остальные вокруг, ибо нервы уже сдавали. «Нет, я точно спасусь. Заденет другого». Но тут рука придавала его к земле. Краем глаза он узнал Гусака, а мимо них побежали ребята с криками «Ура». Митя только слышал командира: «Ложись», — но было уже поздно, пришлось встать и ему. Вместе с ним поравнялись остальные и пошли огневой шеренгой, которую с большей лёгкостью начали косить. Так они дошли до стен домов.

Добегая