Любовь бандита или Роман с цыганом - Валентина Басан

Люба родила подряд Колю, потом Люду. Аня стала им второй мамой, потому что Люба работала в две смены.

Грязная, вонючая, тёмная и сырая коммуналка шла под снос. Удачно воспользовавшись ситуацией, они первые согласились на переезд, поскольку остальные жильцы начали много требовать от строительной фирмы, которая выкупала землю для сноса непригодного жилья и строительства торгового комплекса.

Семья Ковалёвых и ещё несколько человек первыми получили по двухкомнатной квартире. Сроки поджимали, фирма, которая выиграла тендер на строительство, принудительно выселила остальную часть гетто в однушки и приступила к сносу.

И тут, как гром среди ясного неба, разоблачение экстрасенса, того, на которого молился глава семьи, как на святого. По телевизору показали расследование, где рассказали, что человек с определенными способностями психолога, психиатра и шарлатана дурил простой народ почём зря. Люди считали его Вторым Пришествием, кто-то падал в обморок, кто-то переписывал квартиры и дома на его имя. Если бы не эта передача и расследование, Матвей Ковалёв и дальше жил бы счастливой и трезвой жизнью.

В тот же вечер он вышел за хлебом и не вернулся.

Тело нашли под утро, когда Люба пошла в милицию, потом пешком в больницу и местный морг.

Анин одноклассник рано утром гулял с собакой, которая и обнаружила ботинок, потом мёртвого хозяина ботинка, недалёко от «Рюмочной», на окраине города возле пустыря. В милиции лишь подтвердили причину смерти – сильное алкогольное отравление, повлёкшее смерть.

Очевидно расстроенный Матвей, который несколько лет держался в строгой завязке, не выдержал падения своего кумира и решил залить дело горькой.

Если бы следствие велось более тщательно, то питейное заведение «Рюмочная» по указанному адресу подлежало бы тщательной проверке. Поскольку хозяин «Рюмочной» был кумом начальника милиции Новосибирска, то ни одно из его заведений по городу, а также то, возле которого был найден труп, не были проверены. А зря. Милиция бы обнаружила грубейшие нарушения в хранении и продаже товаров, перебитые сроки годности и самое главное, не сертифицированную алкогольную продукцию, т.е. пойло, разлитое в подвалах в бутылки с дорогими поддельными этикетками.

Естественно семья Матвея Ковалёва не имела ни денег, ни влияния в жизни. Любовь Юрьевна Ковалёва опознала тело в городском морге, подписала документы, пришла домой и, наконец-то, с облегчением открыла бутылку водки.

И вот теперь, сидя в кабинете директора, мать Ани Ковалёвой грозилась всем, прикрывая по очереди, то здоровенный фингал под глазом, то вещательный аппарат с прогнившими, коричневыми через один, зубами, несвежим дыханием и бодрым алкогольным перегаром.

Директор школы и классный руководитель Анечки уже не смотрели друг на друга, они обе сочувствовали трём детям опустившейся и сломленной жизнью, матери-алкоголички.

С блеском закончив школу, Аня собрала чемодан и первым поездом уехала в Москву.

Слезы младших не тронули сердце, закалённой в жизненных боях, девочки. Она знала, что Москва – её шанс и её спасение. Предупредив бабушек и дедушек, что теперь внук и внучка находятся на их совместном попечении, Аня взяла мамин, когда-то новый, чемоданчик, с которым молодая и полная надежд, Любочка летела навстречу новой жизни с уже покойным мужем, выкинула все старьё и хлам, аккуратно уложила новенькую блузку и юбочку в горох (бабушкин подарок), тёплый, застиранный свитерок, перевязанный из распущеного маминого кафтана, трусы, колготки, две футболки, зубную щетку и несколько подаренных дедом книг, расческу и полотенце. В своей дермантиновой маленькой сумочке, подарок других бабушки и дедушки, лежали паспорт, аттестат об окончании и деньги на билет Новосибирск-Москва.

На перроне она стояла одна. Запойная мать даже не поняла, что происходит, когда Аня собирала чемодан и обнимала брата и сестру. Она перевернулась на другой бок и захрапела. Бабушки и дедушки не поддержали внучку, но обещали по очереди проведывать Люду и Колю. Семьи до сих пор враждовали друг с другом и каждый думал, что виноват другой. Семья Тихоновых обвиняла покойного Матвея в том, что именно он сгубил красоту и ум их дочери, обрёк на нищету и назло всем, умер. А семья Ковалёвых обвиняла Любу в пьянстве, отсутствии морали и материнского инстинкта. Пока «холодная война» шла годами, внуки росли без бабушек и дедушек, потому что каждый из них думал, что помогать должен другой.

Вот так нехотя, каждая из семей восприняла тот факт, что Аня уезжает и заботится теперь придется. А как – девочку уже не интересовало.

Она ехала в новую жизнь и в новое будущее.

В сумочке, с потертыми ручками и торчащими нитками, помимо паспорта и ещё нескольких документов, лежала её заначка, её отложенные, надаренные деньги, половина из которых ушла на билет.

Но Аня не отчаивалась, выйдя на перроне в Москве с чемоданчиком и сумкой через плечо, она вдохнула воздух вокзала, горячий, терпкий, сбивающий с ног, резкий и густой. Шум гудящей толпы, чемоданы, баулы, тюки, тележки, пакеты, коробки, пассажиры, бегущие к подножке, объявления следующего поезда на непонятно произнесенную платформу на непонятном языке, как-будто диктор подавился вареником.

Вообще непонятно, зачем давать такие объявления, которые невозможно расшифровать. И каждый на перроне, в зале ожидания, в привокзальном кафе или в туалете прислушивается изо всех сил, или говорит собеседнику или провожающему, – Тихо, тихо! Что объявили? Я ничего не понял! Пойду на табло гляну!

И так делают все, а тем временем, диктор в своей кабине жуёт пельмень или галушку, чтобы следующий поезд объявить ещё зажеванней и гаже.

Аня оглядывалась, несмело читала указатели и мешала бегущим.

На плечо легла тяжелая рука.

– Потерялась, красавица? Чё не москвичка, наверное? Жениха ждёшь?

Высокий, губы кривятся в неискренней, натянутой улыбке, как-будто человеку больно, но он терпит, в красном спортивном костюме и в чёрной кепке-аэродроме ни к селу, ни к городу, во рту сверкал золотой зуб, а на руке – золотой браслет.

Аня попятилась назад. Надела сумочку через голову, как почтальон, и крепче взялась за ручку чемодана.

– Да, не москвичка, чё не видно? Меня сейчас дядя с тётей встретят, они москвичи. Дядя в милиции работает, мамин брат, видно бандитов ловит, вот и опаздывает.

Аня осмелела и гордо прошла мимо, сама не зная, в какую сторону метро.

– А ты знаешь, что в милиции самые страшные бандиты-то сидят, красавица? – парень крикнул вслед и громко плюнул, – Ну-ну, вали отсюда, немосквичка.

Аня очень надеялась, что плевок не на её спине, но оборачиваться не хотелось. Чудом выйдя на улицу, она увидела значок Метрополитена.

Остановившись у карты метро, девушка расплакалась. Её землячка говорила ей станцию метро, но она забыла. Дрожащими руками Аня достала листочек со станцией метро и адресом. Она только помнила, что-то связанное с птицами, то ли с географией. Вокруг бушевало человеческое море, её толкали в спину, кричали «женщина, чего встали», чуть не оторвали