Чудо в ущелье Поскоков - Анте Томич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А может, ты из тех парней, которых мои родители всегда велели мне избегать, а я ждала всю жизнь?
— Не знаю, — сказал Бране, потому что действительно не знал, что сказать.
Так они несколько мгновений страстно и неожиданно серьезно для самих себя смотрели друг на друга, а потом он слегка наклонился в ее сторону, придвинулся и робко ее поцеловал.
— Это было здорово, — одобрительно шепнула она ему.
На подстилке по другую сторону костра Мирна и Звонимир чувствовали себя неловко, поэтому неподвижно глядели на языки пламени, не решаясь посмотреть друг на друга.
— У тебя есть девушка? — спросила Мирна через некоторое время.
— Нет… ну, это… нету, — запутался в четырех словах Звоне.
— Нету чисто технически или же…
— Нет, нет. Нету, — повторил он более решительно.
— Рада слышать, — сказала Мирна, и он наконец-то расхрабрился и взял ее за руку.
Их пальцы переплелись. И только теперь они отважились повернуться лицом друг к другу.
— Ты мне нравишься, — сказал Звонимир.
— И ты мне. Очень-очень, — смущенно ответила девушка.
— Эгей, мать вашу, где это вино? — как завзятый гуляка, вдруг воскликнула Мирна, высвобождаясь из объятий Бранимира и разрушив таким образом волшебство, возникшее между Мирной и Звонимиром.
Звоне поднялся, но только для того, чтобы передать бутылку соседям, и тут же вернулся на коврик. Он сел рядом с Мирной, а она, не говоря ни слова, легла на спину и осторожно сжала его руку, притягивая к себе.
— О-о-о! — прорычала Мирта с другой стороны костра, вытирая губы после пары глотков из горлышка бутылки. — Сейчас ты увидишь, какое я животное, когда напьюсь.
— Не надо! Не надо! Не надо, мне щекотно! — закричал в ужасе Бранимир.
Примерно в час ночи Ненад перестал копать и сказал Ратко:
— Дело в шляпе.
— Ты уверен?
— Я все рассчитал, ошибиться я мог не больше чем на метр влево или вправо. Сейчас мы должны быть возле дороги, у поворота, где начинается Змеиное ущелье. Вперед, на свободу! — вдохновенно воскликнул Ненад и ринулся раскапывать потолок тоннеля, не обращая внимания на сыплющуюся на него землю.
— Ненад, — произнес тут Ратко каким-то жалобным, извиняющимся тоном. — Я должен тебе кое-что сказать.
— Что случилось?
— Я не пойду с тобой.
— Как это не пойдешь со мной?
— Ну вот так. Я останусь здесь.
— Ты что, умом тронулся? — оторопел Ненад. — Эти дикари держат нас здесь как своих рабов, а ты…
— Нет, нет, не надо мне ничего говорить, — остановил его Ратко. — Я помог тебе выкопать тоннель, так что давай, полный вперед, счастливого пути, а я остаюсь здесь.
— Почему?
— Так получилось. Не могу тебе сказать.
Ненад прервал работу, чтобы подумать, а потом до него дошло:
— Это называется стокгольмским синдромом. Ты идентифицируешь себя с твоими похитителями.
— Не знаю, как это называется, но я остаюсь.
— Ну ладно, как хочешь, — примирительно сказал на прощание старший инкассатор. — Держись, через несколько дней мы освободим и тебя.
Они пожали друг другу руки, потом неловко обнялись, и Ратко пополз назад, в подвал, а Ненад продолжил копать лаз наверх. Минут через десять он добрался до поверхности, осторожно высунулся и понял, что все же ошибся в расчетах. Возможно, даже метров на двадцать. Тоннель выходил на поверхность сразу рядом с, к счастью, уже погасшим костром лагеря свободных скалолазок. Слева от головы Ненада из-под одеяла торчали чьи-то босые мужские ноги.
Разбуженная странными звуками, Мирта подняла голову и увидела, что из-под земли высунулся какой-то мужчина. На его испачканном землей лице сверкали глаза. Несколько мгновений она оторопело пялилась на него, а он с ужасом пялился на нее, потом наконец взял себя в руки, полностью вылез из дыры в земле и бегом скрылся в ночи.
Мирта немного поразмыслила о столь странном видении и пришла к выводу, что всему этому есть только одно объяснение:
— Иисусе, вот так вино! — шепнула она самой себе и снова забралась под одеяло, положив на себя руку уснувшего Бранимира.
Одиннадцатая глава
рассказывает, что преступление не окупается и как кое-кому было не жаль умереть, но, правда, не прямо сразу, а потом мы направимся в зал заседаний суда, где одна серьезная дама загадочно улыбается одному молодому человеку
Нено Невестич, как буйнопомешанный, бежал по горной дороге, освещенной лунным светом, спотыкаясь, плохо держась на ногах и падая на ладони и колени. Придорожные ветки стегали его по лицу, левая туфля еще на тропинке осталась в трещине, один раз он даже упал и покатился по пологому склону. Оборванный, весь в крови, грязный и без сил, Ненад наконец-то добрался до асфальта, где рухнул и остался лежать, свернувшись калачиком и хихикая, как ненормальный, пока вдали не показались фары приближающегося автомобиля. Он вскочил и встал посреди дороги, размахивая высоко поднятыми руками.
Водитель грузовика, какой-то босниец из Бугойно, который в ту ночь перевозил буковые дрова, увидев, как выглядит Невестич, отказался подвезти его, однако инкассатор силой все же влез в кабину, бессвязно проклиная водителя и одновременно обещая ему заплатить и молиться о его душе. Уселся, захлопнул дверь, пристегнул ремень, и с ним ничего нельзя было сделать. Чокнутый автостопщик всю дорогу рассказывал, что какие-то гадюки больше двух месяцев держали его в рабстве, и водитель сразу вспомнил своего дядю, которому точно так же, стоило ему напиться, казалось, что по нему ползают змеи. Шоссе было пустым, в попадавшихся по дороге селах все спали, и босниец проклинал свою злую судьбу, примеряясь, как бы ему успеть выхватить из-под своего сиденья топорик, если этот шайтан на него набросится. Он едва дождался возможности избавиться от пассажира на товарном терминале у Стобреча, на окраине Сплита. Там босниец сжалился над Ненадом, сунул ему в руку полученную на бензозаправке сдачу и озабоченно покачал головой, глядя ему вслед.
В четыре часа утра беглец из Змеиного ущелья в последний момент вскочил в первый утренний автобус, идущий до города. Покупая билет, он спросил водителя, останавливается ли автобус возле полиции, тот мрачно глянул на него и молча кивнул. Ненад сел напротив пожилой женщины с маленькой девчушкой. Та испуганно прижала девочку к себе. Заметив, что малышка смотрит на него с ужасом, Ненад Невестич, в далеком прошлом инкассатор, городской красавец, образованный, цивилизованный, более того, метросексуал, почувствовал стыд и безутешно зарыдал. До самого Сплита он лил слезы и руками размазывал их по грязному от земли лицу, а пожилая женщина всего лишь раз оскорбленно процедила сквозь зубы:
— Какой срам!
Двое дежурных в отделении полиции с недоверием слушали бессвязный рассказ Невестича об отце и четверых братьях, которые держали его в рабстве где-то в горах. Однако при упоминании фамилии этих злодеев и имени одного из них — Крешимира — они моментально вспомнили дело, которым начальник полиции Капулица занимался лично, и теперь не могли договориться, кто сообщит шефу по телефону хорошую новость.
— Можно я позвоню? — попросил один. — Мне нужно повышение.
— А мне нужно жену на работу устроить, так что и не мечтай. — Второй был непреклонен и уже начал набирать домашний номер Капулицы.
— Ладно, ты прав, говори с ним сам, — согласился первый. — Кто его знает, может, этот бродяга все выдумал.
Второй полицейский нерешительно замер с трубкой в руке.
— А может, все-таки ты ему позвонишь?
— Да пошел он. Телефон у тебя.
Начальник полиции Горан Капулица уже не спал. Точнее, он проснулся полчаса назад, потому что во сне ему, кажется, удалось решить загадку, которая мучила его весь вчерашний вечер. Сидя за ужином, он решал кроссворд из «Свободной Далмации», а потом ни с того ни с сего принялся шариковой ручкой рисовать на полях газеты кружки и звездочки, косыми линиями заштриховывать крупные буквы в заголовках, а лицам на фотографиях пририсовывать рога и очки. В разделе культуры он добавил на портрет упитанного кинокритика усики. Вдруг лицо показалось ему очень знакомым, но как он ни старался, вспомнить, откуда его знает, не смог. Несколькими часами позже шеф полиции вдруг открыл глаза и понял: в тот день в кафедральном соборе кинокритик был тем вторым священником, что с усиками. Капулица быстро встал и пошел еще раз взглянуть на оставшуюся на столе в кухне «Свободную» — точно, это был он, никакого сомнения. Довольный своим открытием, Капулица взволнованно ходил по квартире, борясь с сильным желанием еще до пяти часов утра позвонить в полицию и приказать арестовать критика, но тут затрезвонил телефон и следствие пошло по другому руслу.