Хендерсон — король дождя - Сол Беллоу

В комнате было полутемно. В воздухе поплыли запахи запекаемых овощей.

— Минуточку, ваше величество. — Я нахмурил брови и закусил губу. — Правильно ли я вас понял? Вы утверждаете, что душа гибнет, если не заставит другую душу страдать так же, как страдает она сама.

— К великому моему сожалению, чужое страдание приносит покой и радость.

Ранки от ударов плетками на моем лице еще не зажили.

— К великому вашему сожалению, говорите? Потому и били богов, и меня заодно с ними?

— Когда вы изъявили желание поднять Муммаху, мне следовало бы подробнее ввести вас в курс дела. Однако в общем и целом вы правы.

— Вы решили, что я сумел выполнить эту неподъемную работу… — Я прикусил язык, поняв, что упреки ни к чему не приведут. — Знаете что, ваше величество? Есть такие люди, которые отвечают добром на зло. Даже я понимаю это, хотя иные считают, что я не в своем уме.

К моему удивлению, я видел, что король соглашается со мной.

— К вам присоединится любой мужественный, смелый человек. Он не хочет жить во гневе. «А» нападает на «Б», «Б» нападает на «В», и так далее. Ни в одном алфавите не хватит букв, чтобы воспроизвести существующее положение вещей во всей его полноте. Отважный человек постарается остановить зло. Во что бы то ни стало. Такой держит удар, но сам никому не причинит вреда, поскольку это вопрос самолюбия. Он безбоязненно бросится в пучину зла, ибо верит, что оно не всесильно и не вечно. Его логика проста: «Если не я, то кто?» Многие храбрецы, совершив это, погибли. Но еще больше тех, кто сказал себе: «Хватит нести бремя гнева. Хватит тащить ярмо на вые. И так досыта хлебнул я страху».

Здесь я хотел бы сказать, что личность короля Дафу действовала на меня не меньше, чем его речи, а может быть, и больше. Его черная кожа сверкала, как капельки росы на траве. Спина у него была прямая, мускулистая. Большие губы были ярко-красного цвета. У хороших внешних данных короткая жизнь, и красота привлекает нас сильнее, чем следовало бы. Тем не менее я невольно любовался своим собеседником.

— В конечном счете вы правы. Ответить добром на зло — вот достойная отповедь воякам. Увы, человечество в целом не скоро придет к этому. Не берусь предсказывать, но добрая воля восторжествует в мире.

Слова короля бередили ум, западали в душу. Я многое бы отдал за то, чтобы услышать этот оптимистический прогноз и от других людей. Я дрожал от волнения, от того, что мы коснулись высоких материй. Казалось, будто окружающие предметы сдвинулись с места и составили единую цветовую гамму: желтые, зеленые, красные, темно-коричневые… Дафу вырастал в моих глазах до исполина, вокруг его головы засветился ореол, голос зазвучал будто симфонический оркестр. Я был без ума от восторга. Дафу был полон извечного африканского достоинства, а достоинство — верх человеческого поведения. Не знаю, где еще так достойно держатся люди. Меня поражала изысканность манер короля, и где? В самом сердце тьмы, в непроходимых джунглях близ экватора, в том самом селении, где лунной ночью я тащил на спине труп. В мире постоянно происходят превращения, но здесь они особенно удивительны, как удивительно было бы превращение паука в человека, который читает лекции по энтомологии или ботанике.

Итак, я жадно внимал словам короля о грядущем торжестве добрых дел в мире.

— Король, надеюсь, вы считаете меня своим другом. Меня поразило все сказанное вами, хотя признаюсь, голова кругом от новых мыслей. Мне здорово повезло, что я попал к вам. Вчера, правда, меня исхлестали плетками, но это не беда. Я из тех, кто живет в страдательном залоге. Позвольте все-таки спросить, когда начнется эпоха благих начинаний и как это произойдет.

— Хотите знать, что вселяет в меня уверенность, что такая эпоха неизбежно настанет?

— Как не хотеть? Сгораю от любопытства. Какие практические шаги вы рекомендуете, чтобы приблизить эти благословенные времена?

— Не стану скрывать, мистер Хендерсон-Санчо, есть у меня кое-какие соображения на этот счет, и я не собираюсь держать их в секрете. Что до неприятностей, через которые вы прошли, то я сожалею о них. Да, мы использовали вас в наших целях. К этому нас вынудили обстоятельства. Простите!

Дафу не просил — он приказывал, и я был рад подчиниться и простил его. Жизнь порядком поиздевалась надо мной, но я не утратил способности понимать, что почем. Обстоятельства действительно были чрезвычайные.

Я понимал Дафу, поскольку мы мыслили одинаково, принадлежали к одному ментальному типу.

— Нет проблем, ваше величество. Вчера я сказал себе: «Пусть король использует меня в своих целях».

— Следовательно, вопрос закрыт. Благодарю вас, мистер Хендерсон-Санчо… Какой все-таки редкий экземпляр человеческой породы вы собой представляете! С соматической точки зрения. У вас такая монументальная фигура.

Я насторожился: кто-то из оркестрантов сфальшивил.

— Вот как?

— Не будем расторгать наше соглашение относительно искренности, — сказал король.

— Не будем, ваше величество. Посмотрим, чем все обернется.

— Я замечал, что человек часто не может посмотреть правде в глаза, а принимает желаемое за действительное. Это вообще самое распространенное заблуждение.

Дафу кивнул на стопку книг подле его табурета. Я хотел прочитать названия на корешке, но в комнате было слишком темно.

— У вас очень сердитый вид, — сказал король.

Для меня это не было новостью. И тем не менее его замечание задело за живое.

— Что вы хотите? Жизнь не баловала меня. Частенько били по темечку. Я не только о войне говорю, не только о своем ранении. — Я стукнул себя кулаком по груди. — Но и такую жизнь я никому не отдам. Буду беречь ее, хотя не раз грозил жене наложить на себя руки… Если сам не могу что-то сделать, то по крайней мере покажу, как надо. Впрочем, мне нечего особенно показывать…

— Ошибаетесь, сэр. Вы многое и многим можете показать. По мне, вы сокровищница примеров, и я отнюдь не критикую вас. Напротив, ваше телосложение вмещает в себя целый мир. В годы моих медицинских штудий меня увлекало изучение разных человеческих типов. Я даже разработал собственную классификацию форм тела, характеров, умственных способностей, душевных состояний. Перечислю некоторые. Агония, голодание, упрямец, невозмутимый, как слон, хитрый, как свинья, истерик, ждущий смерти, гордящийся своим фаллосом или, напротив, выхолощенный, самовлюбленный, хохотун, педант и так далее. До бесконечности!

— Любопытная система.

— Я посвятил ей много лет. И всюду, от Ламу до Стамбула и Афин, наблюдал самые различные категории людей.

— Да, это немалый кусок нашей планеты… Но все-таки какой же пример я показываю?

— Вы человек, который взывает: «Спасения! Спасения! Что мне делать? Что я должен делать, чтобы спастись? Что станется со мной?»

Я не мог скрыть удивления, даже если бы был высококвалифицированным специалистом по сокрытию секретов.

— Да, Виллателе собиралась раскрыть тайну гран-ту-молани.

— Я гостил у арневи, — сказал Дафу, — и знаю, что такое гран-ту-молани. И саму Виллателе знаю. Великолепный экземпляр человеческой породы по моей классификации. Но одной гран-ту-молани недостаточно. Мистер Хендерсон, я могу кое-что показать вам. Без этого «кое-что» вы не поймете ни моей точки зрения, ни моей задачи. Вы готовы сопровождать меня?

— Куда?

— Не могу пока сказать. Доверьтесь мне.

— О’кей… Вероятно…

Король встал. Тату, дремавшая в углу с надвинутой на глаза фуражкой, тоже вскочила.

Из комнаты дверь открывалась на длинную галерею с навесом из ветвей. Тату пропустила нас, а затем, заперев дверь, последовала за нами. Король был уже далеко впереди. Я хотел было догнать его, но исцарапанные вчера ноги плохо слушались. Тату, четко отбивая шаг, шагала позади меня. Мы прошли длинную, пятидесятифутовую, галерею и уперлись в дверь. Она подняла большой деревянный засов, весивший, должно быть, не меньше железного. Колени женщины-генералиссимуса от натуги подогнулись, но могучее телосложение позволило ей выстоять. Вдобавок она знала свою работу. Дверь выходила на широкую лестницу. Внизу стояла кромешная тьма. Оттуда так тянуло гнилью, что я закашлялся. Дафу шел как ни в чем не бывало. «Сюда бы шахтерскую лампу и клетку с канарейками, — подумал я. — Ладно уж, капитан Хендерсон, шагай смелее. Ступенька, вторая, третья…» В такие минуты я всегда призываю на помощь свое военное «я».

— Король, где вы? — позвал я дрогнувшим голосом, но ответа не получил. Слышал только звук шагов. Я протянул вперед руки, но не нащупал ни стены, ни перил. Тату наверху захлопнула дверь и навесила тяжелый засов. Теперь мне ничего не оставалось, как спускаться вниз или сесть на ступеньку в ожидании, когда король вернется за мной. Второе грозило потерей уважения короля, а мне не хотелось потерять лицо в глазах племени.