Приключения под водой - Патрик Прингл

Биологи, зоологи и многие другие ученые приезжали в «порт» Калипсо, как его теперь стали называть, чтобы посмотреть на ценности, поднятые с затонувшего судна. Однажды посмотреть на работу водолазов были приглашены представители марсельской знати. Водолазы устроили интересный спектакль. Они расставили глиняную посуду, как на витрине, и под каждый предмет подсунули большую бирку с указанием цены. Затем один из них стал разыгрывать «продажу с аукциона», высмеивая Лальмана за то, что тот не хочет покупать за названную цену. Лальман сразу же вошел в роль и заявил, что такие деньги платить не будет. Тогда водолаз взял огромный молот и сделал вид, что собирается перебить посуду.

Однако не всегда им было весело. Однажды произошел трагический случай. Два молодых человека, недавно уволенных из французского военно-морского флота, обратились к Кусто с просьбой принять их на работу в качестве водолазов. Оба они служили раньше в Индо-Китае и имели удостоверения глубоководных водолазов. Кусто не прочь был их взять, так как нуждался в квалифицированных людях, но штат его был заполнен, а принимать кого-либо сверх штата ему не разрешалось. Пришлось ответить отказом из-за отсутствия вакансий. Тогда молодые люди попросили разрешения поработать месяц только за еду, чтобы потом искать работу на берегу. Кусто с удовольствием согласился: вскоре Жан-Пьер Серванти и Раймон Киенци, прозванный Каноэ за увлечение этим видом спорта, стали спускаться под воду вместе с Дюма и другими.

Однажды, возвращаясь после шторма на остров, они обнаружили, что одна из швартовых бочек стоит на пятьсот ярдов дальше, чем следовало. Серванти, уже проявивший себя выдающимся водолазом, вызвался спуститься под воду и посмотреть, что там случилось. Цепь, на которой держалась швартовая бочка, служила Серванти спусковым концом. Поднявшись на поверхность, он сообщил, что цепь внизу оборвана, якоря нет. На дне моря была ясно различима бороздка, сделанная, видимо, обрывком цепи, когда бочку относило штормом.

Швартовая бочка весьма важна для безопасности судна, поэтому немедленно начались поиски якоря. Водолазы стали по очереди спускаться, и их тянули по дну на тросе. Погружения были кратковременными, так как глубина достигала более двухсот футов. Но якорь все еще не находили. Серванти предложил поискать бороздку, сделанную на дне обрывком цепи, и следовать по ней.

— Здесь глубоко, — сказал Кусто. — Осторожней. В один прием не найдете.

Он дал Серванти небольшой буй и рекомендовал привязать его к камню с тем, чтобы он мог, когда устанет, подняться и отдохнуть на нем. Буй был выкрашен в тот же желтый цвет, что и баллон со сжатым воздухом. В воде, где свет рассеивается, этот цвет различим лучше всего. По бую будет видно, как далеко ушел Серванти по бороздке, а затем его путь продолжит другой водолаз.

Серванти спустился под воду; пузырьки воздуха на поверхности показывали, где он находится. Но через десять минут пузырьки вдруг исчезли.

Альберт Фалька, лучший водолаз в команде, схватил акваланг и, как камень, ринулся вниз. Он плыл так быстро, рыская по дну, что почти выбился из сил, когда нашел Серванти. Тот был без сознания. Фалько и еще два водолаза вытащили его на поверхность, где немедленно поместили в рекомпрессионную камеру первой помощи на «Калипсо». Там ему сделали искусственное дыхание. Кусто дал команду идти полным ходом в Марсель, а пока послал радиотелеграмму пожарной команде с просьбой приготовить машину с рекомпрессионной камерой. Затем он позвонил врачу — специалисту по несчастным случаям под водой —и в больницу с просьбой подготовить большую рекомпрессионную камеру.

Было сделано все возможное. В Марселе, в камере пожарной команды, Серванти продолжали делать искусственное дыхание; потом поместили в больницу, и медицинский персонал боролся за его жизнь еще в течение пяти часов. Но вернуть Серванти к жизни не смогли.

Кусто был убит горем. Он чувствовал себя лично ответственным за случившееся. Вернувшись на остров, он взялся извлечь якорь сам. Серванти нашел якорь как раз перед тем, как потерял сознание, и обозначил его местонахождение маленьким желтым буем. Для Кусто этот буй был все равно, что прощальное слово умирающего. Совершив два продолжительных, утомительных погружения, он вытащил якорь на поверхность.

Но и после этого он не отдавал распоряжения о возобновлении работ на затонувшем судне. Кусто считал, что, как бы эти работы ни были полезны, он не имеет права рисковать жизнью молодых людей. Однако команда хотела продолжать, хотя столь же глубоко переживала утрату. Каноз-Киенци, товарищ и лучший друг Серванти, проявил такую же стойкость, как и остальные. На судно приходило много друзей, предлагавших свою помощь в любой доступной им форме. Но Кусто все еще не соглашался. Он уже почти решил полностью прекратить работы, но в это время пришла телеграмма от Бессона, бывшего члена группы, который служил в конструкторском бюро военно-морского флота. Телеграмма выражала соболезнование и заканчивалась словами; «Прошу принять меня на место Серванти».

Впоследствии Кусто рассказывал, что эта телеграмма подействовала на него, как струя свежего воздуха. Она сразу же рассеяла мрачное настроение, и на следующий день работы возобновились. Каноэ-Киенци сделался штатным членом команды.

Груз, который они поднимали, несмотря на свою уникальную ценность, был не единственной целью экспедиции. Археологов интересовало также и само затонувшее судно; причем они хотели не просто получить отдельные его части (достать их со дна моря было не труднее, чем глиняную посуду), а узнать, как оно выглядит и как построено.

В мае 1953 г. они добрались до киля. Он был сделан из дуба. Корпус судна был обшит свинцовыми листами для защиты от корабельных червей. Такая обшивка помогла деревянным частям сохраниться, пока они не покрылись затвердевшим илом. Судно затонуло килем вниз и, покоясь в каменной люльке, прекрасно выдержало испытание временем. Длина его превышала сто футов; как и судно, найденное в Махдии, оно было слишком велико для галеры и, видимо, имело высокую мачту и парус из бычьих шкур. Подводные исследования, находки, сделанные группой Кусто, обогатили ученых новыми важными сведениями. Самым замечательным результатом их исследовательской работы является установление имени судовладельца. Первым ключом к разгадке явился знак «SES» на некоторых амфорах. За этим знаком следовала одна из двух эмблем: иногда якорь, иногда трезубец. Что означали эти три буквы? «Видимо, с них начиналась фамилия владельца судна», — сказал профессор Бенуа. Древние римляне любили сокращения. Поскольку буквы отпечатывались на амфорах, они, вероятно, обозначали сокращенную фамилию владельца груза; он же, наверное, был и хозяином судна.

Бенуа отправился в Италию и порылся в документах, относящихся к тому периоду. Нашлись материалы, которые дали основание предполагать, что этого человека звали Маркус Сестиус; он был широко известным лесопромышленником и судовладельцем, жившим в III в. до н. э. Историк Тит Ливий неоднократно упоминал его имя и писал, что он поселился на греческом острове Делос и управлял там морскими перевозками. Ливий даже дал описание виллы, построенной Сестиусом.

Все это очень взволновало ученых, тем более что имелись и другие причины считать, что постоянной базой затонувшего судна был остров Делос.

Профессор Бенуа продолжал исследование и установил, что Маркус Сестиус в 240 г. до н. э. получил звание почетного гражданина Делоса. Если судовладельцем являлся именно он, то, по мнению Бенуа, данное судно пошло ко дну лет десять спустя.

Через год после начала работ в Гран-Конглуэ «Калипсо» взял курс на греческие острова, чтобы постараться повторить маршрут погибшего судна. Он шел вдоль побережья Италии, потом свернул в Мессинский пролив; дальше, пройдя по Ионическому и Эгейскому морям, достиг наконец острова Делос. Это было похоже на путешествие на машине времени назад в историю.

Кусто и несколько водолазов посетили вместе с профессором Бенуа музей, где увидели много обломков амфор, извлеченных из земли. На них были такие же торговые клейма, что и на амфорах, поднятых со дна моря. Но ни на одной из них не стоял знак «SES».

Затем они прошли в торговую часть старого Рима и осмотрели руины некоторых вилл; вошли во дворик, точно такой, каким его описывал Ливии в своем труде, посвященном вилле Маркуса Сестиуса, и подумали, что, может быть, стоят на обломках того, что служило жилищем человеку, пославшему свое судно в последнее плавание двадцать два столетия тому назад.

Конечно, это была лишь догадка. Не имелось никаких документов, подтверждавших, что это дом Маркуса Сестиуса и что он был владельцем судна. Никаких документов… И вдруг они увидели мозаичный пол с изображением дельфина, обвитого якорем — таким же, какой был изображен на извлеченных ими амфорах. Они столпились вокруг, чтобы посмотреть повнимательней, и обнаружили мозаичную работу, взволновавшую их еще больше. На ней был изображен трезубец с лептами. Трезубец по форме напоминал букву «Е», а между зубцами были две скобки, изогнутые в виде буквы «S».