Черное и черное - Олеся Велецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Устранением поврежденного убийцы занялся Ним. В общем-то любого из них было больше чем достаточно для любого противника один на один, но Корпус никогда не оставлял объектам ликвидации ни единой доли шанса. Эрта была страховкой. Тогда она первый и последний раз в своей жизни видела смертельную схватку двух убийц. Маленький тонкий стремительный Ним против высокого крепкого молниеносного змея. Противники двигались так быстро, что даже ее точный взор убийцы передавал в мозг последующие движения, не успевая стереть предыдущие. Их бой напоминал искрящийся разрыв электрокабеля. Только искры были черными. Однако топливо суперэго Нима было активным и самого высшего качества. У поврежденного убийцы не было шансов. Позже, она сидела возле убитого, и не отрываясь смотрела на поверженного бога смерти, думая кем же после этого были они с Нимом. Боги жизни? Или тоже смерти, но более мощными? Что же сильнее, жизнь или смерть? Что будет, если по воле какого-то невероятного случая столкнутся две идеальные суперэго? Кто победит?
Можно ли было считать ее богом? Суперэго Ульриха была не сформировавшейся и развивающейся, но была настоящей. Он, определенно, тоже был богом, если смотреть на это в таком ракурсе. Таким же, как она. Может, эта его похожесть влияла на нее? — вдруг подумалось Эрте. Еще, он обладал отличным физическим развитием и почти совершенной техникой боя на уровне этого мира. Когда его сила сформируется окончательно, он сможет легко убивать один на один любого немодифицированного живого-врага на несколько эволюционных ступеней выше. Кроме Существа. Были ли Существа модифицированными? Были ли они живыми? Была ли у них суперэго? — много раз задавали себе и друг другу этот вопрос все разнообразные разумы живых. Задавали до самого конца, до самого конца не получая ответа. Они были невероятно сильны, невероятно мощны и смертельны. И они убивали убийц. Иногда, даже один на один. Если продолжать божественное уравнение до Существ, то убийцы богами не были. Ей больше не хотелось воспоминаний и ее мысли вернулись к мужчине, который находился сейчас рядом с ней и ждал ответа на свой вопрос.
Задумчиво глядя на него, она ответила:
— Ульрих, а что такое бог? Если это что-то, создающее миры, жизни и судьбы, управляющее ими, судя и милуя, наказывая и награждая, то я никакой не бог. Я не умею создавать миры и его последствия, я просто иду к своей цели наиболее коротким путем, используя только необходимые средства. Как и ты. Кроме цели и ее достижения меня ничего больше не интересует. Как и тебя. Ты можешь считать себя богом?
Он отмахнулся от ее вопроса:
— Я не об этом. У нас верят не только в истинного бога, но и в духов земли, воды, леса и прочую ерунду, считая их мелкими божествами. Верят, что они обладают силами, недоступными простым смертным. Раньше я не сомневался, что все это ересь и сказки. Но, ты не ведьма, не зло. В это я не верю. Но вижу, что твои способности превосходят человеческие. И я не знаю, во что мне верить.
Она грустно вздохнула:
— Недавно ты сказал мне, что веришь в меня.
Он согласился:
— Да, сказал. Но, это было до того, как ты мне солгала.
Эрта подумала и ответила:
— Скажи мне, когда ты был маленьким, не умел ходить, говорить, читать, а твои отец и мать все это умели, они были богами?
Ульрих удивился:
— Я не понимаю тебя. Ты хочешь сказать, что я ребенок, а ты взрослая?
Она помотала головой:
— Нет. Я хочу сказать не это. Я хотела сказать, что не умею то, что умеешь ты. Ты не умеешь то, что умею я. Кто из нас бог, кто ребенок?
Он, вдруг, рассмеялся и сказал:
— Сейчас мне кажется, что мы оба — дети.
Она облегченно улыбнулась:
— Значит, ты больше не будешь считать меня богом?
— Нет. Я вспомнил, что ты не умеешь ездить верхом. Вряд ли бог не смог бы такой мелочи.
— А если я научусь?
— Это будет уже слишком поздно, — улыбнулся он.
Но, его все еще мучили вопросы:
— И все-таки, ты человек?
— Такой же, как ты.
— Я не умею заставлять людей делать что-то против их воли так… — он замялся, подбирая слова, — чтобы это казалось добровольным, — закончил он.
Она поняла, что идет в неправильном направлении. И задумалась, пытаясь найти более доступное объяснение. Потом спросила:
— Если бы я этого не умела, я была бы такой же, как ты?
— Думаю, да.
— А я думаю, нет. Извини, но даже тогда моя грудь была бы больше твоей.
— И слава богу, — вырвалось у него, — но причем здесь это?
— Притом, что даже если бы я не умела ничего странного, я бы все равно не была такой же, как ты.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что люди могут быть разными, с разными странностями и отличиями, и все равно при этом они будут — людьми.
— Вроде уродцев? — наконец, помог ей он.
— Вроде них.
— Значит это твое уродство?
— Можно и так назвать.
Он надолго замолчал. Потом спросил:
— Оно тебе мешает?
Ей вспомнилось, как на озере она пыталась запереть в себе эмпатию. Как потом пыталась заставить себя не лезть в его чувства. И честно сказала:
— Не мешало. До тех пор, пока я не встретила тебя.
Ульрих посмотрел на девушку:
— Я мучаю тебя?
— Да.
— Мне уйти?
— Нет.
И объяснила:
— Это тоже будет меня мучить.
Он устало опустился на землю и прислонился к стене:
— И что же нам делать?
Она села рядом с ним.
— Не знаю.
Он повернул голову и посмотрел на нее, потом обнял ее и прижал к себе, согревая:
— Тогда, давай не будем мучиться хотя бы этим вопросом и просто будем вместе до тех пор, пока не перестанет мучить все остальное.
Эрта прижалась к нему, запрокидывая голову, чтобы увидеть его глаза. Серые, как сталь, уверенные, статичные, уже ни в чем не сомневающиеся. Как же у него получается все так ясно и просто объяснять, находить такие простые решения? — думала она, — с полным отсутствием нужных параметров для восприятия относительного невозможного, при этом ничего не принимая просто на веру, без обоснований. То, что он доверял ее словам было доверием, а не верой. Вера принимает все без объяснений. Ему нужны были объяснения. И, при этом, он был служителем веры этого мира. И он искренне верил своему божеству. Получается, что он объяснил себе бога. И даже она не могла бы сказать наверняка, истинный ли бог его создатель, создавший мир и звезды, или нет. Возможно, это и ее бог тоже. В ее мире, все что нельзя было фактически опровергнуть, считалось возможным. Мужчина ее поражал. Еще она думала, что с ним ей легко, хорошо, тепло и совсем не одиноко. Несмотря на то, что сейчас во всей безграничной Вселенной у нее не было совершенно ничего и никого.