Детектив Франции Выпуск 5 - Шарль Эксбрайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Черт возьми! — вырвалось у Эрлангера.
— Любопытное дело, — пояснил Кост. — Сначала в результате несчастного случая погиб один местный агент. Чтобы выяснить, в чем дело, я послал туда другого. С ним тоже произошел несчастный случай. Двух остальных постигла та же судьба.
— Гангренозная сеть?
— Я прихожу к этой мысли. А ваш второй вопрос?
Полковник замялся. Вторая Канцелярия не очень любила обращаться за помощью к людям Коста.
— Видите ли, наша позиция в Восточной Германии слишком официальна, чтобы мы могли пойти на риск. Принимая во внимание качества ваших людей…
Кост знал, что последнее замечание в устах полковника не было комплиментом. Он улыбнулся: полковнику еще очень мало известно!… Эрлангер продолжал:
— Я не вижу прямой связи между вашим делом и делом, интересующим меня.
— Я тоже, и это досадно. Мой местный агент напал, кажется, на что–то важное. На что? Пока трудно говорить о связи между нашими делами.
Он посмотрел на полковника своими непроницаемыми глазами:
— У меня сейчас не хватает людей. Я должен бороться не только с врагом, сокращающим мои штаты, но с моими собственными людьми. Я не думаю, что смогу вам помочь. Мои люди бывают эффективны, когда действие локализовано, даже индивидуально. Для вашего же дела мне понадобятся десятки людей, которых у меня нет.
Полковник кивнул головой:
— Я понимаю вас. В данном случае речь как раз и идет о локальном действии. Вот как в двух словах обстоит дело: в Западном Берлине мы напали на след одного типа из подпольной организации. Сначала мы его просто подозревали, но вскоре случилось нечто подтвердившее наши подозрения. Он торговец, и, помимо устной информации, вылавливаемой в среде наших клиентов, мы сами установили его ответственность за уничтожение военных грузовиков с боеприпасами. Несколько человек погибли. Газеты писали об этом случае, подвергая нападкам обоснованность нашего присутствия на немецкой земле.
— Вы можете его похитить.
— А что потом? Он скажет лишь то, что знает, а это немного. Организация будет продолжать свою деятельность.
— Вы кого–нибудь отправили на место?
— За нашим коммерсантом наблюдает агент из Парижа. Он ничего не обнаружил.
— Почему вы думаете, что моему агенту повезет больше?
Эрлангер взглянул на Коста.
— У вас развязаны руки. Ваши люди меньше рискуют при большей свободе действий.
Кост задумался, затем ответил:
— Я собирался отправить в Восточный Берлин одного агента. Он свяжется сначала с вашим агентом в Западном Берлине и поможет ему обнаружить хоть что–нибудь, что могло бы стать отправным моментом дальнейших поисков. Его вмешательство, независимо от результата, будет ограничено во времени.
Кост вздохнул.
— Учитывая специфику деятельности моей Службы, я не могу предоставить моего человека в ваше распоряжение на неограниченное время. Я только что потерял трех «мобильных» агентов.
Эрлангер знал, что подразумевал Кост под «спецификой». Служба Коста имела такое же отношение ко Второй Канцелярии, как парашютный десант к пехоте. Полковник улыбнулся: он выиграл. Он был удовлетворен не столько тем, что агент Коста задействован в этом деле, сколько тем, что будет задействована его организация, которая была гораздо мощнее, чем об этом говорилось вслух.
Они обсудили некоторые второстепенные детали, и полковник Эрлангер ушел. Кос»снял трубку:
— Это Кост. Как дела?… Неважно?… Проводите его ко мне.
Дверь в кабинет открылась, однако Кост не сразу поднял голову. Впервые в жизни ему было не по себе. Он чувствовал на себе взгляды вошедшего человека и Полетты. Не поднимая глаз, он промолвил:
— Вы можете идти, Полетта.
Он услышал, как закрылась дверь, и закурил сигарету.
Наконец Кост поднял голову. Шока не было, хотя он опасался именно его. Было лишь смущение.
Человек спокойно смотрел на него сквозь полузакрытые веки. Он стоял, держа руки в карманах. В его облике было что–то небрежное, но вместе с тем от него исходила сдерживаемая сила. Он похудел, нос его был скошен, застывший взгляд сбивал с толку. Кост почувствовал, что стоящий перед ним человек, несмотря на спокойную внешность, был очень опасен.
— Значит, это были вы? — спросил тот, кого звали теперь Николя Калоном.
— Садитесь, — предложил Кост.
Сам он встал и прошелся по кабинету. Чтобы не видеть Калона, не встречаться с ним взглядом, он встал за его спиной.
— Я надеюсь, что вы все поняли, — сказал он.
— Промывание мозгов?
— Да, — признался Кост. — Максим Калан уже не мог быть хорошим агентом. Ему оставалось лишь разделить участь своих неудачливых коллег. В связи с многочисленными потерями мне пришлось пересмотреть кадровый вопрос и кадровую политику. Одни бессмысленно отдали свои жизни, другие оказались нестойкими и раскрыли наши секреты. Я не мог больше рисковать.
Калон неподвижно сидел в кресле. Кост предложил ему сигарету:
— Я использовал технику по промыванию мозгов. Целью этого метода является не только укрепление сопротивляемости человека, но и формирование сильной и неразрушимой личности.
Косту не нравилось молчание сидящего в кресле человека. В действительности этот эксперимент ставил перед ним серьезные проблемы: практическую — будет ли результат позитивным — и моральную — имеет ли кто–нибудь право посягать на личность человека, разрушать ее и заменять другой личностью? Во время войны в Корее американцы использовали этот метод, чтобы повысить сопротивляемость солдат на тот случай, если те попадут в руки китайцев. Русские использовали этот метод для промывания мозгов тем людям, которых они ставили затем на ключевые посты в странах социалистического лагеря.
Кост думал о том, что с пистолетом в атаку на танк не ходят, и именно поэтому решился на эксперимент. Заключив сделку со своей совестью, он решил, что Максим Калан будет в данном случае идеальным объектом. Максим обладал блестящими физическими ресурсами, но, утрачивая бдительность, становится опасным.
Эксперимент был тщательно подготовлен. Калану предоставили отпуск, то есть некоторую передышку, отдых. Хорошо подобранная женщина обеспечивала создание у него состояния эйфории, так необходимого для того, чтобы в момент ареста он испытал шок. Затем последовал период полной изоляции в камере, создание непривычной, абсурдной и унизительной обстановки.
Еще один шок ожидал пациента на следующем этапе обработки, после периода тревоги и упадка духа: допросы и грубые избиения способствовали возникновению рефлекса страха. «Усталый» мозг был подготовлен для следующей стадии: стадии воспитания веры, доверия, когда потерянный, раздавленный, уничтоженный человек цепляется за все, что угодно; даже за дружелюбный тон и даже при смутном сомнении в его искренности. Наконец, следовала чисто медицинская стадия, разрушающая последнее сопротивление человека. С нее и начиналось моделирование новой личности. Инсулин, электрошок…
Почему в прежние времена бывших каторжников использовали на галерах в качестве надсмотрщиков? Потому что ежедневно повторяющаяся пытка, если окончательно не сламывает человека, закаляет его.
Кост думал о том, что человек в кресле имел полное право обижаться на него. О чем он думал в действительности?
Сейчас он был пока еще незнакомцем. Только будущее покажет, кем стал Николя Калон: сильной личностью или марионеткой.
— Мне нужен такой человек, как вы…
— Я слушаю вас, — сказал Калон.
Глава 10
Несмотря на все признаки возобновления холодной войны, внешне жизнь в Западном Берлине казалась спокойной. Эта искусственная, наигранная веселость, которую афишировал ампутированный город, была очень тревожной. Смех звучал громко, толпа была слишком оживленной, витрины ярко освещены и богато украшены. Казалось, за красивыми фасадами скрывались болезненные язвы.
Калон бродил по улицам. Он видел разницу между вчерашними победителями и сегодняшними побежденными, прилетев сегодня утром во французскую зону из Гамбурга.
Чувствуя себя одновременно и свободным человеком, и пленником, Калон вечером поужинал в пивной и решил отправиться на встречу с агентом Второй Канцелярии, лейтенантом Лезажем.
Он ощущал совершенно чужим не только город, но и все, что с ним происходило и произойдет. Что–то в нем навсегда сломалось, было навсегда утрачено…
Подозреваемым был мясник, лавка которого находилась на тихой улице. Торговец был женат, имел семью. Во время войны ни к одной политической партии не принадлежал и не выражал симпатии ни одной из них, в подозрительных связях не замечен, связей с иностранцами не имел. Обыкновенный человек с обычным именем Мюллер.
Конспиративная квартира Лезажа находилась в доме напротив колбасной лавки, за которой он безрезультатно наблюдал уже в течение четырех дней.