Корабль судьбы - Робин Хобб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Янтарь этим занималась? – удивленно переспросила Роника. – Та самая Янтарь, резчица по дереву? – Рэйч кивнула, и Роника спросила еще: – Но зачем ей это понадобилось?
Рэйч пожала плечами:
– Кое-кто болтал, будто она сама побывала в неволе, хотя у нее и нет татуировки. Видишь ли, она носила в ухе кольцо свободной. Такое кольцо калсидийские вольноотпущенники должны по тамошнему закону сами себе покупать и носить в знак того, что им была дарована вольная. Я как-то спросила ее, сама ли она выкупилась на свободу, или это кольцо ей осталось от матери. Она, ты понимаешь, долго молчала. А потом сказала мне, что это был подарок от одного человека, которого она очень любила. Когда же я спросила Янтарь, с какой стати она взялась нам помогать, она просто ответила: «Я должна». Я так поняла, что для нее это очень важно. По каким-то личным причинам. Знаешь, как-то раз один из наших сильно на нее рассердился. И начал кричать, что, мол, ей-то легко играть во всякие игры и чуть ли не к восстанию народ подбивать. Вот такие, дескать, всех втравливают в неприятности, а сами в кусты! Он сказал, что она, может, как-то соскребла татуировку, а другие не могут. Она посмотрела ему в глаза и сказала: «Все верно». Тогда он стал настаивать, пусть она расскажет, почему это она нам помогает, иначе, мол, ей нельзя доверять. И тогда произошло кое-что странное. Янтарь расхохоталась и заявила: «А я, знаешь ли, пророчица. Меня послали спасать мир!»
Рэйч улыбнулась. Роника недоуменно смотрела на нее, и опять некоторое время обе молчали. Потом Рэйч наклонила голову и проговорила задумчиво:
– Многие тогда рассмеялись при этих словах. Дело-то происходило у фонтана, где невольницы полоскали чужое белье. Ты в тот день послала меня на рынок, я и остановилась поболтать. Был, помнится, солнечный такой, хороший денек… да еще и Янтарь своими разговорами заставила многих поверить, будто мы вправду сумеем кое-что переменить в своей жизни к лучшему, может, даже обрести собственный выбор. Ну и все, конечно, подумали, что насчет спасения мира – это она так пошутила. Но когда она засмеялась… было что-то в ее смехе… В общем, я подумала: а что, если она смеется просто потому, что знает: можно во всеуслышание открыть правду и ничего не бояться, ведь все равно никто не поверит?
* * *Роника направлялась к Залу Торговцев. Шла пешком: она отлично знала – рассчитывать, что госпожа Подруга Серилла предоставит ей место в карете, было попросту глупо. Она загодя покинула дом Давада, не только затем, чтобы не торопиться при ходьбе, но также из желания прийти в Зал одной из первых. Ей, кроме прочего, хотелось поговорить с глазу на глаз кое с кем из торговцев и, так сказать, промерить глубину: кто как видит желаемый исход сегодняшнего собрания.
Дорога к Залу, между прочим, по нынешним временам была весьма непроста и даже небезопасна. Рэйч очень хотела сопровождать хозяйку, но Роника настояла, чтобы та осталась дома. Она считала, что незачем подвергаться опасности им обеим. Тем более что бывшую рабыню все равно не пустили бы в Зал, а Роника ни за что не попросила бы ее дожидаться снаружи, в сгущающейся темноте. Что до нее самой, Роника полагала, что по окончании собрания ее уж кто-нибудь да подвезет. Не предложат сами – она попросит.
Стылый осенний ветер теребил ее одежду, и все, что она видела кругом себя, тяжким грузом ложилось ей на сердце.
Ей не пришлось спускаться вниз, в город, ибо Зал высился на невысоком холме, господствовавшем над застроенным склоном. Путь туда лежал мимо особняков старинных семей. Проемы ворот, некогда гостеприимно распахнутые – некоторые были изначально вовсе лишены закрывающихся створок, – и широкие подъездные дорожки теперь были перегорожены всякой всячиной ради обороны от возможного нападения, все ворота – плотно закрыты, а кое-где еще и стояла вооруженная стража. Почем знать, с какой стороны нанесет очередную гоп-компанию, хватающую все, что плохо лежит? Бдительные стражи весьма недружелюбно поглядывали на Ронику, шагавшую мимо. Никто не поздоровался с ней, никто не поприветствовал даже кивком.
В итоге она явилась в Зал самая первая. И сразу увидела, что старинному зданию досталось не меньше, чем всему остальному городу. На самом деле язык не поворачивался назвать Зал просто домом, где собираются торговцы. Он был самым настоящим сердцем их единения, символом почти родственной принадлежности. Его каменные стены стойко сопротивлялись огню, но крышу кто-то все же умудрился поджечь. Роника постояла снаружи, с болью и негодованием глядя наверх. Поневоле представила, ЧТО могут увидеть ее глаза внутри… и стала подниматься по ступенькам к входу. Двери оказались взломаны. Роника опасливо заглянула вовнутрь. Оказывается, сгорел только уголок кровли, но в Зале плотно обосновался запах дыма и сырости – на редкость неприятное сочетание. Слабенькое послеполуденное солнце заглядывало сквозь дыру в крыше, озаряя пустое помещение. Роника миновала сломанные двери и осторожно вошла. Внутри было сыро и холодно. Гирлянды и занавеси, коими Зал украсили еще к летнему балу, свисали со стен, густо обросшие плесенью, и их шевелил ветерок, которому не полагалось здесь быть. Цветочные венки превратились в голые скелетики ветвей, а листья и лепестки догнивали на полу. Удивительно, но столы, стулья и возвышение в дальнем конце как-то уцелели до сего дня. На столах даже стояли кое-где блюда – хотя большую часть, естественно, разворовали. Разбитые вазы, почерневшие остатки пышных букетов. Роника огляделась кругом, ощущая, как растет в душе гнев. Интересно знать, куда подевались все те, в чью обязанность входила подготовка Зала к собраниям? Что случилось с торговцами, по традиции отвечавшими за сохранность и содержание Зала? Неужели все дружно отрешились от каких бы то ни было общественных обязанностей и сосредоточились лишь на собственном благополучии?
Какое-то время она просто ждала, стоя посреди промозглого полутемного помещения. Потом беспорядок и разорение, царившие кругом, окончательно лишили ее душевного равновесия. Когда-то, когда она была помоложе, они с Ефроном целую треть года отвечали за Зал – как то и пристало всякой молодой семье их сословия. Тут Роника вспомнила, что вместе с ними Залом занимались и Давад с Дорилл, и сердце стукнуло невпопад. Перед заседаниями Совета они всегда приходили сюда заблаговременно. Заправляли лампы, разжигали огни. А по окончании заседаний масляными тряпочками протирали скамьи и подметали пол. В те времена это казалось необременительной и приятной работой, да и совершали ее вместе с друзьями, такими же молодыми.
Тут Роника поняла, что ей следует делать.
Метлы, свечи и масло для ламп обнаружились по тем же самым чуланам, где их хранили когда-то. Роника даже приободрилась, выяснив, что туда грабители не заглянули. Это, в частности, значило, что здесь побывали либо рабы, либо «новые купчики»; если бы до воровства в собственном Зале унизился кто-то из членов старинных семей, уж он-то знал бы, где что искать.
Что до самой Роники – ей было, конечно, не под силу привести в порядок весь Зал. Но она могла хотя бы начать!
Для этого ей в первую очередь требовался свет. Взобравшись на стул, она наполнила маслом и разожгла стенные светильники. Разгоревшиеся огоньки затрепетали на сквозняке, еще ярче озаряя грязь и палые листья, принесенные ветром, и свалившиеся куски обугленной крыши. Роника сложила уцелевшие блюда в таз для мытья и отставила в сторону. Швабра, которую затем она взяла в руки, выглядела оружием карлика перед лицом громадного загаженного пола. Тем не менее Роника с упорством и решимостью взялась за мытье. Работа доставила ей неожиданное удовольствие. Как славно было опять что-то делать руками! По крайней мере, вот где сразу видны плоды прилагаемых усилий! Передвигая по полу мусор, Роника незаметно для себя начала даже мурлыкать старую песенку, которой всегда сопровождалась такого рода работа. Ей даже показалось, будто в другом конце зала так же орудует шваброй и подпевает ей давно умершая Дорилл.
Шарканье швабры заглушило шорох шагов. Роника осознала, что вправду работает уже не одна, когда к ней присоединились еще две женщины, вооруженные половыми щетками. Она даже вздрогнула и, выпрямившись, огляделась. Возле двери переминалась группка вошедших торговцев. Кое-кто смотрел на Ронику так, словно впервые увидел ее, другие проталкивались мимо и входили. Вот появились двое мужчин; они несли охапки хвороста для очагов. Стайка юнцов обрывала со стен отсыревшие и вонючие занавеси и тащила их наружу. В какой-то момент сдвинулись и топтавшиеся возле двери: так снимается с места мусор, подхваченный струей чистой воды. Мужчины стали двигать стулья и тяжелые скамьи, выстраивая их так, как требовалось для заседания Совета. Повсюду зажигались все новые и новые лампы, Зал наполнялся гулом живых голосов. Когда кто-то неожиданно расхохотался, все на миг даже притихли, словно напуганные этим звуком, таким чужеродным среди запустения. Но постепенно работа возобновилась, и Ронике даже показалось, будто народ начал двигаться поживее.