Ирландские предания - Джеймс Стивенс

Вахлак Драный Плащ протопал, прошлепал и протрюхал в лагерь и был окружен толпой, которая восторгалась им и приветствовала со слезами на глазах.

— Муки! — завопил он. — Муки ради небесной любви!

И он орал: «Муки! Муки!» — пока все не замолкли.

Тогда Финн обратился к нему:

— Зачем же мука тебе, сердце мое?

— Запихать в глотку! — проревел Вахлак. — Для закоулков, щелей и глубоких глубин моего брюха. Муки, муки! — молил он.

Принесли муку.

Вахлак разложил свой плащ на землю, осторожно развязал его, и обнаружился запас обычной ежевики, раздавленной, помятой, искромсанной и на вид ужасной.

— Муки! — простонал он. — Муки!

Дали ему ее.

— А что там с гонкой, сердце мое? — поинтересовался Финн.

— Погоди, погоди, — крикнул Вахлак. — До смерти охота муки и ежевики.

В середку месива из ежевики высыпал он бочонок муки и перемешал все и так и этак, по кругу и вглубь, пока не поднялась ему до плеч бело-черная и красно-коричневая жижа. А затем начал он хапать, да подхватывать, да запихивать, и заталкивать это месиво себе в пасть, и между глотками вздыхал томно, а после каждого заглота зловонно рыгал.

И пока Финн с фениями глазели на Вахлака, словно ум потеряв, раздалось жужжание, словно вокруг них кружил шершень, или царица ос, или свирепый крутокрылый грифон, и, оглянувшись, увидали они Железного Кайла, что мчал на них бешено, выбрасывая ноги и мельтеша ими. В руке у него был меч, а на лице лишь ярость да свирепость.

Страх опустился на воинов, как ночь, и стояли они с подкосившимися коленами и опустив руки в ожидании смерти. Однако Вахлак зачерпнул своей лапищей липкую жижу и так метнул ее в Кайла, что голова его слетела с плеч и запрыгала по земле. Затем Вахлак подхватил эту голову и швырнул ее в тело с таким прицелом и с такой мощью, что часть шеи головы торкнулась в остатки шеи на теле, да и осталась там; и все бы ничего, ведь голова пристала обратно, да только приросла не той стороной. А после Вахлак измутузил своего соперника по рукам и ногам.

— Ну, сердце мое, — молвил он. — Все еще требуешь дани и господства над Ирландией?

— Отпустите меня домой, — простонал Кайл. — Домой хочу!

— Поклянись солнцем и луной, что, если отпущу тебя домой, ты будешь постоянно и ежегодно присылать Финну дань с Фессалии.

— Клянусь, — молвил Кайл, — готов поклясться чем угодно, лишь бы домой вернуться.

Затем Вахлак поднял Кайла и усадил его на корабль. Потом приподнял свой огромный чебот и пнул судно так, что отлетело оно в море на семь лиг. На том и закончился поход Кайла Железного.

— Кто ты, господин? — спросил Финн Вахлака.

Прежде чем ответить, обрел Вахлак с виду величие и благодать.

— Я правитель сидов из Рат-Круахана[89], — молвил он.

Потом Финн Мак-Кул устроил празднество и застолье для этого веселого божества, и на этом история о сыне короля Фессалии и Вахлаке Драном Плаще заканчивается.

ЗАЧАРОВАННАЯ ПЕЩЕРА УКЕШ-КОРРАНА

Глава I

Финн Мак-Кул был самым благоразумным командующим войсками в мире, но он не всегда был благоразумен по отношению к себе. Следование порядку порой раздражало его, и тогда он использовал любую представившуюся возможность найти себе приключения; ибо он был не только воином, но и поэтом, то есть человеком знаний, и все странное и необычное тянуло его к себе непреодолимо. Он был таким воителем, что мог в одиночку вытащить фениев из любой дыры, в которую те попадали, но и таким завзятым поэтом, что все фении сообща едва ли могли бы вытащить его из пропастей, в которые он попадал. Он должен был оберегать фениев, однако и все фении должны были беречь своего предводителя от опасностей. Они не сетовали на это, ибо любили каждый волосок на голове Финна больше, чем собственных жен и детей, и это было разумно, ибо не было на свете человека, более достойного любви, чем Финн.

Голл Мак-Морна не признавал это на словах, но он показывал это всеми делами своими, ибо, хотя он никогда не упускал случая убить кого-нибудь из семьи Финна, при первом же зове Финна Голл рьяно спешил к нему на помощь, аки лев, глухо рыкающий ради подруги своей. И даже зова не требовалось, ибо Голл чувствовал сердцем своим, когда Финн был в опасности, и он оставлял брата Финна недобитым, чтобы лететь туда, где нужна была рука его. Конечно, никогда не получал он благодарности, потому что, хотя Финн и любил Голла, он ему не нравился; именно так Голл относился и к Финну.

Финн с Конаном Ругателем, а также собаками Браном и Шко-ланом сидели во время охоты на пригорке у вершины Кеш-Коррана. Внизу и по всем сторонам фении выискивали звериные лежки в Легни и Брефни, обшаривали камни Глен-Даллана, продирались через орешник и буковые заросли Карбери, рыскали в лесах Кайл Конор и бродили по широкой равнине Ма-Конал.

Великий предводитель был счастлив: взгляд его останавливался на том, что любо было ему более всего: свет солнца погожим деньком, трепет древесных крон, ясное небо и всякое дивное движение на земле; в его уши вливались восхитительные звуки: ярый лай собак, звонкие крики юношей, пронзительный свист, несущийся со всех сторон, и каждый из этих звуков говорил ему нечто об этой охоте. Слышен был поскок и бег оленей, хриплое рычание барсуков и гомон птиц, вынужденных лениво сниматься с насиженных мест.

Глава II

Правитель сидов из Кеш-Коррана, Конаран, сын Имиделя, тоже наблюдал за охотой, но Финн не видел его, потому что мы не можем видеть людей Дивноземья, пока не войдем в их царство, а Финн нынче не думал о нем. Финн был Конара-ну не по нраву, и, видя, что великий воин был нынче один, если не считать Конана и двух гончих — Брана и Школана, — он подумал, что пришло время подчинить Финна своей власти. Неведомо нам,