Убей когда сможешь - Андраш Тотис

— Чтобы забрать их домой? — спросил Корентэн.

— Да.

Корентэн кивнул. Он строго запрещал брать докуметы домой.

— Вероятно, вы читали их не здесь? — спросил Жакоб.

— Да.

— Сколько времени вы провели в здании?

— Даже не знаю. Несколько минут, пока искал нужные бумаги.

— Что вы за это время слышали?

Хлопок, хотел сказать Альбер, но Корентэн опередил его.

— Документы уносить домой запрещено! За этом полагается строгое наказание. Лелак солгал, сказав, что читал документы здесь, сочтя за лучшее придумать, будто что-то слышал.

Сен-Жакоб кивком подтвердил, что понимает.

— Ты будешь наказан за то, что унес документы домой, и можешь радоваться, если тебе сойдет с рук, что ты ввел комиссию в заблуждение. Излишне настаивать на своей выдумке. Ибо если ты слышал, как того человека жестоко избивают и ничего не сделал, чтобы этому воспрепятствовать, можешь отправляться прямо домой и искать себе хорошего адвоката. Понял?

Как не понять!

— Словом, вы слышали что-нибудь или нет? — спросил Сен-Жакоб.

Альбер разглядывал рисунок ковра.

— Нет, — тихо ответил он.

— И сказали так только потому, что выносить документы запрещено и вы боялись наказания?

— Да.

Оба вздохнули, как доброжелательный учитель и инспектор комиссии, принимающие экзамен у тупого ученика, который наконец-то выжал из себя дату падения, Бастилии, и они могут поставить ему тройку.

— Можешь идти, — сказал Корентэн.

— Да, — ответил Альбер, но не двинулся с места. Он чувствовал себя униженным, трусливым, подлым, ему хотелось сделать так, чтобы весь этот разговор оказался несостоявшимся.

— Благодарю, — произнес доктор Сен-Жакоб. — До свиданья.

Корентэн взглянул на Альбера, сделал нетерпеливое движение, и тот медленно отправился к двери. Он вышел не простясь, но ему показалось, что они вовсе в этом и не нуждались.

«Марта была права, — думал он. — Мне следовало выйти и посмотреть, что там за шум. Я должен был их остановить. Должен был возмутиться, а не пожимать плечами, говоря, что это несчастный случай. Человека насмерть избивают полицейские, которые должны его защищать! И если я ежедневно буду видеть новые и новые убийства, если Бришо умрет от ран, если меня тоже убьют, это не изменит дела: того человека убили полицейские, а у него даже не было права дать им сдачи».

Он не хотел разговаривать с Буасси. Не хотел видеть коллег, не хотел, чтобы его похлопывали по плечу, дружески поздравляли. Марта была права. Механизм, пущенный в ход, чтобы замять дело, действовал. Чтобы оправдать его, оправдать всех, кто был в здании, за исключением, наверное, лишь тех двоих, которые избивали, — без жертв не бывает победы.

Он не хотел об этом думать. О том, что оправдал себя мелкой ложью, которую к тому же вложил ему в рот Корентэн.

Он вышел на улицу. Заморгал от неожиданного солнечного света. Постоял, позволяя лучам ласкать себя, посмотрел на листья деревьев, колышащиеся от слабого ветерка.

И двинулся в путь. Его машина стояла у главного входа, но теперь ему хотелось идти пешком. Он шел сердитым, быстрым шагом, словно желая себя утомить. Теперь он знал, куда идет.

VII

Маленький тренировочный зал Ламана как будто стал еще более облезлым, чем в прошлый раз. Проникающий сквозь окно солнечный свет обнаруживал скопившуюся в углах пыль, пятна на коврах. Ламан дремал, положив голову на письменный стол. Два спортсмена отрабатывали на ринге броски в падении; они делали это медленно, неторопливо, словно очень устали и все им надоело. Кроме них, в зале болталось еще трое. Двое — возле гантелей, третий — у мешка с песком, но не тренировался с ним, только глядел, как на врага, и время от времени с отвращением пинал ногами. Швейцар из «Рэнди кока» стоял у ринга, глядя на тренирующуюся пару. Почувствовав, что Альбер наблюдает за ним, повернул голову, и взгляды их встретились.

В тренировочном зале царили тишина и покой. Даже пролетавшие мимо окна поезда метро не нарушали по-настоящему спокойствия: через толстые стекла звуки доносились глухо.

Все словно доказывало, что жизнь может проноситься за окнами, там могут убивать, преследовать, но здесь существуют лишь броски, падения и разработанные бицепсы.

Швейцар подошел к нему. Он был чуть пониже Альбера, но значительно шире. В тренировочном костюме он не казался таким грузным и неловким, как ночью, в темном костюме с подложенными плечами.

— Я еще не поблагодарил тебя… — начал Альбер. Швейцар пожал плечами.

— Ради этого ты пришел?

— Ну… — Ему хотелось кое о чем спросить швейцара, но он не желал, чтобы тот подумал, будто он пришел только для этого.

— Твои коллеги всю ночь продержали меня в полиции. Не поверили, что я не знал хмыря. Допрашивали по очереди. Пытались подловить. Показывали фотографии, говорили, будто есть свидетели, что убитый тип наш завсегдатай. Ругали меня — почему не крикнул раньше.

Альбер молчал.

— Пытались спровоцировать. Оставили одного в комнате с тощим плюгавеньким сопляком, а тот нагличал и толкался. Я бы одной оплеухой размазал его по стене так, что при следующем ремонте мастерками пришлось бы соскребать. Я знал, что они этого ждут, но все-таки едва сдержался.

— Не сердись, — сказал Альбер. — Когда ранят полицейского, остальные сатанеют.

— Бог свидетель, я спас ему жизнь. Не закричи я тогда, хмырь перерезал бы ему глотку и, прежде чем ты выхватил пистолет, исчез бы.

— Знаю, — ответил Альбер. — Спасибо.

Оба замолчали. Смотрели на ринг, будто их интересовали броски и падения.

— Почему другие фараоны не такие, как ты?

Альбер опустил голову. «И я не лучше их, — думал он. — Марта права, возможно, когда-то я был лучше, но это было давно».

— В тот момент, когда я застрелил преступника, с места сорвался красный «БМВ», — сказал он наконец.

— Да. Машина простояла там весь вечер. В ней сидели двое, курили сигареты, вроде ждали кого-то.

— Убитый выскочил из той машины?

— Да.

«Явно они следили за Шарлем, — размышлял Альбер. — То есть, они хотели убить его вовсе не из-за того, что он в баре о чем-то узнал: они не могли знать заранее — ни куда он пойдет, ни что там ему скажут».

— Когда те трое искали у вас Колля, они на самом деле не сказали, зачем он им нужен?

— Нет, не сказали.

— Вчера все были уверены, что Фанфарона убил Колль. Откуда вы узнали?

— Кто-то сказал девочкам. Не знаю, кто именно.

— И не предполагаешь?

— Послушай, я не вчера родился.

— Почему ты нам не сказал? — Альбер махнул рукой. — Или почему не схватил Колля? Фанфарон был твоим приятелем, так ведь?

— Брось, — ответил швейцар. — Я достаточно долго работаю в ночных заведениях, научился не высовываться, когда не следует.

— Ты их боишься.

— А как не бояться? Одно дело швырнуть пьяного, который воображает себя силачом, другое впутаться в дела этих. Думаешь, мне с ними сладить? Черта с два! В честной борьбе — да, но где тут честная борьба? Они нападут на меня со спины, как на беднягу Фанфарона, набросятся вдесятером, прирежут или застрелят… Я не могу с ними связываться. Каждый вечер я должен быть в баре, меня в любое время найдут, они знают, где искать.

— Ну что ж, спасибо, — еще раз сказал Альбер.

Швейцар грустно пожал плечами. В зале было тихо. Два борца, прекратив тренировку, отдыхали, опершись на веревки ринга. Над головой Ламана, жужжа, летала муха, старик во сне сделал несколько сердитых движений, потом смирился. Альбер охотнее всего остался бы здесь, в этом сонном покое. Он медленно шел к выходу. У мешка с песком никого не было. Снизу подъемом ступни он подбил мешок и в том же темпе ударил по нему рукой. Мешок был набит очень туго. Даже через ботинок он чуть было не сломал себе ногу, и рука у него заныла. Он оглянулся. Швейцар стоял, уперев руки в бока. Альбер помахал ему и постарался выйти не хромая.

Они сидели в старом «ситроене». Припарковались на набережной так, чтобы удобно было следить за входом в Главное полицейское управление. Один из них посмотрел на часы.

— Обедать-то он пойдет?

— Чего тебе не терпится?

— Я просто сказал, что к обеду он, наверное, выйдет.

В майках-безрукавках, с длинными, грязными волосами, свисавшими на шею, они не были особенно мускулистыми, да и мышцы живота этих типов силой не отличались; грудь их охватывали пояса безопасности. Парни эти не были снайперами, не были мастерами автовождения, не обладали обостренными рефлексами. Зато под правым сиденьем машины у них лежал легкий короткоствольный автомат.

Оба одновременно увидели Альбера. Он приближался к входу в Главное управление со стороны улицы. Слегка прихрамывая, держа в руках пиджак. Кобуры с пистолетом на нем не было.

Один включил мотор, другой протянул руку под сиденье.

— Как он здесь очутился? Мы же не видели, как он выходил.