Как Горбачев прорвался во власть - Валерий Легостаев

В выражении лучших чувств к «демократам», бойкие американцы снова, однако, обошли Бретвейта: «Боб Страусе, новый американский посол, без приглашения взобрался на трибуну у Белого дома, чтобы процитировать Патрика Хенри: «Дайте мне свободу, или дайте мне умереть!»— блестящий жест, которому позавидовали его профессиональные коллеги из Европы»…

Шабаш продолжался; под заклинания Яковлева столичный образованный слой бросился на всякий случай делать доносы на ГКЧП. Доносили много, с пониманием. Из множества слышанных мною на эту тему поучительных историй больше других задела та, которую поведал как-то под настроение Олег Шенин. По его словам, еще работая в Красноярском крае, он познакомился по стечению обстоятельств с семьей Валерия Чкалова, знаменитого советского летчика. Шенины и Чкаловы быстро подружились семьями. Ездили друг к другу в гости, в Москву, в Красноярск. Обычная история.

Когда пришло время Олегу Семеновичу в камере «Матросской тишины» знакомиться с материалами своего «путчевого дела», он, среди прочих бумажек, с изумлением обнаружил и донос, написанный на него в 1991-м сыном Валерия Чкалова Игорем, другом семьи Шениных. Оказывается, тот мельком увидел Шенина выходящим из кабинета Павлова, и на этом основании составил донос о причастности Секретаря ЦК КПСС к попытке военного переворота.

Трогает в этой истории не тривиальный сам по себе факт предательства со стороны «друга семьи», а не воспринимаемое на слух нормального человека сочетание слов: «Чкалов» и «политический донос». Сейчас, говорят, младший Чкалов — летчик, на рейсах в Канаду, уважаемый человек…

В понедельник, 26-го начался открытый пир победителей: московская мэрия в лице вице-мэра Лужкова, не дожидаясь судебных решений, принялась изымать в свою пользу партийную собственность в Москве. По моим сведениям, накануне вечером Лужков затребовал к себе на беседу Управляющего делами ЦК КПСС Николая Ефимовича Кручину. Тот в это время находился в дачном поселке «Усово» вместе с группой последних секретарей ЦК, дожидавшихся решения своей судьбы.

Договорились, что после встречи с Лужковым, Кручина вернется в «Усово» и расскажет, о чем шла речь. Однако он почему-то не вернулся, а уехал от Лужкова, если их встреча состоялась, к себе домой. Утром 26-го, согласно официальной версии, Николай Ефимович выбросился из окна собственной квартиры. О чем накануне вечером шел у него с вице-мэром разговор, мне неизвестно.

Так или иначе, но московская мэрия запустила процесс экспроприации партийной собственности буквально через несколько часов после смерти Управляющего делами ЦК. Здесь уместно добавить, что в последние месяцы перед августом у Кручины были напряженные отношения с Горбачевым, поскольку Управляющий делами изо всех сил препятствовал махинациям генсека с партийной кассой…

Еще через пару дней мне позвонил на квартиру кто-то из сотрудников секретариата Орготдела ЦК и сказал, что утром 31 августа я могу последний раз войти в свой рабочий кабинет и быть там до 15.00. В назначенный день, захватив с собой большую дорожную сумку, отправился на Старую площадь. За 10 лет работы в ЦК в кабинете скопилось множество книг, разных справочных материалов, читательские отклики на мои статьи в печати. Словом, образовался солидный архив. Чтобы в нем разобраться, нужны были бы несколько дней, а не часов. Но выбора не было. Сложив в сумку, как полагал, самое главное, остальное оставил в кабинете. Пусть новые хозяева пользуются, мне не жалко

Не без волнения двинулся к лифту. Внизу на выходе предстоял первый в моей жизни обыск. Ничего подобного раньше со мной не случалось. Но оказалось, что все не так уж и страшно. Двое худощавых, спортивного вида молодых людей, предварительно извинившись и сославшись на служебный долг, деловито и проворно перешерстили сумку. Изъяли листок информации ТАСС, которые обычно рассылают по газетным редакциям, и оттиски двух моих статей в газете «День». Не знаю, почему. После этого вежливо попрощались. Я поблагодарил за обслуживание. Они занялись следующим.

Я потащил свою сумку к проходной. Там стояли двое провинциального вида ментов с «бесиками» в петлицах и автоматами за спиной (позже выяснилось, что милиционеров действительно завозили из провинции). Один из них сказал открыть сумку. Я возразил: «Меня уже обыскивали». Мент ответил: «Там другая служба, у них свои дела, у нас свои». «Ну уж вы между собой разберитесь!» — решил я показать гонор. Мент небрежно ковырнул пару раз рукой в сумке, и обронил: «Проходи».

В это мгновение к нам подошел пожилой мент в чине майора, тоже провинциального вида и с «бесиком» в петлице, тихо скомандовал: «Отставить!» После чего принялся лично перебирать содержимое сумки. Извлек небольшую сувенирную подставку для авторучки. Мне ее подарил мой друг из Таджикистана. Отложил в сторону. Я промолчал.

Дальше майор достал из сумки маленькую записную книжку, годами без пользы валявшуюся в моем столе как память о студенческой молодости. Принялся спокойно перелистывать странички. Я не выдержал: «Скажите, что вы ищете. Я вам сам это отдам». Мент, продолжая перелистывать, ответил: «Смотрю, нет ли у вас библиотечных книг».

Я оглянулся— за мной уже выстроилась очередь на обыск аккуратных, терпеливых, покорных судьбе. По знакомому мне двору двое рабочих катили куда-то холодильник. Жарко. Время обеда. От столовой медленно, раскуривая на ходу сигаретку и сытно отрыгивая, шел еще один провинциальный мент.

В этот миг, отлично это помню, я разом проснулся. Так, что в самой сокровенной глубине самого себя осознал во всей его немыслимой значимости факт, что я навсегда уехал из Советского Союза. И приехал в совсем другую страну, для которой я никто и ничто. А вот этот пожилой провинциальный мент с «бесиком» в петличке, спокойно листающий мои личные записи, есть теперь соль земли и ее хозяин. Совсем, совсем другая страна…

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

В заключение снова предоставлю слово Бретвейту: «Первая неделя января 1992 года была страшно холодной. Государственный министр по вопросам развития заморских территорий Линда Чокер прибыла в Санкт-Петербург проверить, как доставляется британская экстренная помощь. Осмотрев партию британского зерна в доках, мы заглянули в один современный супермаркет на окраине города; приятное, чистое, сравнительно неплохо построенное здание. Длинная очередь — в основном, конечно, женщины — стояла снаружи на 12-градусном морозе и пронизывающем ветру. Г-жа Чокер сообщила, кто она и зачем здесь. Одна женщина тут же на нее накинулась: никакая иностранная помощь до простых людей не доходит, ее всю захватывают и перепродают мошенники…»

Если вы думаете, что это плохо, то вы ошибаетесь, — русские, оказывается, сами не понимают своего счастья:

«При Горбачеве и Ельцине русские начали новую жизнь… За одно десятилетие, несмотря на неразбериху и лишения, обман и неудачи, Россия стала плюралистическим обществом. Ее границы были открыты. По меркам прошлого, ее пресса, радио и телевидение стали свободными, хотя все еще зависят от финансовых или политических сил. Тайная полиция сокращена, хотя и недостаточно… Принимая эти факты во внимание, это не такое уж плохое начало для русской демократии».

И что же ждет нас в будущем?

Бретвейт отвечает:

«Мои русские друзья, как видно, считают, что посол наделен даром астролога предсказывать будущее, и часто спрашивают меня, что будет с их страной. Я отвечаю им: «Не знаю». Но я думаю, что за три поколения ухабистого пути и семьдесят лет культурной революции Россия может надеяться создать жизнеспособную либеральную политическую и экономическую систему…

Если Россия хочет стать процветающей, удобной для жизни страной, уважаемой своими соседями, то ее будущие политические и экономические институты должны строиться в основном на тех же принципах, что показали свою действенность везде. «Русский путь» — это миф».

И последнее от Родрика Бретвейта, неутешительное:

«Мои друзья были воспитаны на коммунистических обещаниях, согласно которым Светлое Будущее находится чуть ли не за предпоследним углом. Им было не особенно приятно вновь осмысливать тот факт, что сами они не увидят конца пути…»

Вот так вот: сами мы не увидим конца светлого демократического пути. Быть может, лет эдак через семьдесят… Быть может, следующие поколения…

Впрочем, у нас уже сейчас есть люди, которые не только увидели, но и живут в этом «светлом демократическом будущем». Они, безусловно, только выиграли от гибели СССР и крушения советской системы, — но долгим ли будет их процветание? Время покажет: оно все и всех расставит на свои места.

Приложение

История ГКЧП начинается задолго до августа 1991 года — ее корни лежат в куда более глубинных пластах отечественной истории. Но «по плодам их узнаете их» — и раз главными плодами ГКЧП стали разрушение Советского Союза и запрет КПСС, то необходимо восстановить всю цепочку событий, приведших к таким результатам.